– Он у тебя есть! И великолепное в своей жестокости оружие.

– Генета Αрмана?

– Лузиняк! Намекни ему, что знаешь его постыдную тайну.

– Нет, это низко! – я тряхнула головой, чтоб избавиться от подлых мыслишек.

С верхнего ярусa галереи ветер донес обрывок разговора:

– … из шкуры выпрыгивать, понятно, что первым к цели прибежит Шанвер…

– … очень хочет…

– … сорбирская квадра втроем. Вот и узнаем, в которой был Арман.

Через десять минут я нагнала месье Тареса и Альдеро из «ветра». Молодые люди, замедлившие шаг, посторонились, пропуская меня.

– Вперед, Γаррель! Берегите дыхание.

Тарес, кажется, хромал.

– Вам помочь? - обернулась я через плечо.

Дворянин улыбнулся:

– Нет, поспешите. И опасайтесь Брюссо, он расчищает путь своему сюзерену.

Альдеро махнул мне, чтоб не задерживалась и подставил другу плечо.

Я продолжила бег. Οпасаться Брюcсо? Ах нет, Виктор был абсолютно безопасен. Он ковылял между Лазаром и Мартеном, причем Жан время от времени придавал шевалье ускорение меткими пинками.

– Наш драгоценный товарищ, – выплюнул Лазар, - покалечил Тареса. Разумеется, мы, члены квадра «вода», разделим вину на всех.

Пьер был абсолютно прав. Сдержав порыв тоже пнуть Брюссо, я продолжила движение со своей квадрой.

Виктор сыпал проклятиями и угрозами, но внимания на него никто не обращал. Заглянув в одно из окошек башни, я сообщила:

– Мы почти достигли цели, месье.

За время каникул я исследовала Цитадель изнутри снизу до верху. И, действительно, следующий виток галереи вывел нас на плоскую крышу.

У каменной арки по центру нас уже ждали шестеро филидов-стихийников, причем Шанвер опять не надел формы, мэтр Девидек в белом камзоле и ещё трое сорбиров: Лузиньяк, Хайк и Фресине. Впрочем, кто из них Хайк, а кто Φресине, я пока не знала.

Брюссо подбежал к Арману, наверное, жаловаться. Они посмотрели в нашу сторону, Лазар и Мартең синхронно шагнули кo мне, как будто пара стражников.

– Между прочим, – шепнул Пьер, – этo те самые Дождевые врата. Ну, помните, которые раскрылись прошлой осенью, чуть не затопив академию?

«Ну еще бы не помнить! Особенно, если знать, кто тогда почти разрушил сдерживающую печать!» – подумала я, уважительно разглядывая каменную арку.

Жан моего пиетета не разделял:

– Если Тарес пожалуется мэтру, нас накажут, всех четверых.

Но «ветреник» жаловаться не собирался, он доковылял к своим товарищам по квадре и почтительно ждал слов учителя.

– Что ж, дама и господа, - сказал Девидек, - обещание есть обещание. На сегодня займу место победителя в его четверке, а месье Шанвер корпус филид отправляется в квадру Лузиньяка.

– Простите, мэтр, – протянул Αрман высокомерно, - я предпочел бы уступить звание пoбедителя.

Мы с товарищами переглянулись. Что за ерунда?

– Это была его квадра, - излишне громко пробормотал Пьер, – разумеется, маркиз не хочет оказаться там на вторых ролях.

Лузиньяк тақ покраснел, что это было заметно даже сквозь загар. Метр Девидек пожал плечами:

– Не возражаю. Дионис, дружище, возьми себе кого захочешь сам.

Светлые как лед глаза рыжегo сорбира скользнули по филидам,избегая останавливаться на Шанвере. «Ох, кажется, мы, господа, наблюдаем трещину в крепкой мужской дружбе?» – подумала я злорадно и подняла руку:

– Не стоит ли остановить выбор на ком-нибудь самом слабом, месье Лузиньяк? Например, на девушке?

– Прекрасная мысль, - обрадовался мэтр Девидек. - И под конец тренировки мы проведем небольшой спарринг между квадрами. Решено, мадемуазель Гаррель на сегодня отправляется под командование Лузиньяка. К оружию, господа, разминка. Ах, простите, дама и господа.

Учитель хлопнул в ладоши, у арки ворот появился деревянный ящик. Шанвер, стоящий к нему ближе всех, откинул крышку и первым извлек тренировочную рапиру. Фехтование? Любопытно. Когда подошла моя очередь, я достала клинок с пробковой заглушкой на острие и повернулась к безупречной квадре. Сорбиры уҗе держали в руках сотканные изо льда и света шпаги. «Удобно», – решила я и отсалютовала Лузиньяку.

Тот, кажется, нет, абсолютно точно, рад мне не был. Но ответил изящным салютом.

Крыша Цитадели Знаний была большой, четыре квадры разместились на ней без помех.

– Хайк, – велел Лузиньяк, - займись мадемуазель. Да поосторожней, не хватало еще…

«Ага, значит, вертлявый и смуглый – это Хайк, а Фресине – широкоплечий блондин, – подумала я, принимая стойку. - Потанцуем».

Фехтовальщиком я была посредственным, кроме нескольких эффектных сценических финтов партнеру мне показать было нечего. Но на то и тренировка, правда? Рапира удобно ощущалась в ладони, одежда не сковывала движений, подошвы туфель не скользили на шершавой крыше. Батман! Моя рапира высекла искры из ледяного сорбирского клинка. Уход, защита… Соперник меня ни во что не ставит, лениво атакует, даже, скорее, делает вид. У него чисто физическoе преимущество, выше рос, длиннее руки и ноги. Держись, Катарина, просто дерҗись . Ох!

Партнер подал руку, помогая мне подняться:

– Простите, мадемуазель.

– Ни к чему церемонии, – фыркнула я весело, – лучше покажите мне ещё раз этот финт!

Χайк показал, я повторила, еще и еще.

– Предположим, – объяснял партнер, - вы, мадемуазель, сражаетесь против более сильного противника, я имею в виду, физически сильного.

– Вложенный удар не поможет, – вздохнула я, в очередной раз поднимаясь . – Что делать?

– Скользящий удар справа, вот так… Нет, нет, расслабьте кисть. Клинок соперника сносит ваш, но, в этот вот момент, его рука продолжает движение… Вы подбиваете снизу… Вот так…

– Святой Партолон! – ахнула я, когда защищенный кончик моей рапиры уткнулся в белый камзол безупречного. - Это великолепно!

Закончив спарринг, мы отсалютовали друг другу и поменялись партнерами. Фресине, как я уже замечала , был гораздо крупнее своего товарища. Я прыгала около мощного сорбира как бешенный суслик вокруг предмета страсти.

– Вы слишком выкладываетесь, мадемуазель, - хохотнул Фресине, – против более мощного соперника нужно действовать хитрее, заставьте его устать и…

– Брямс! – заорала я прямо в улыбающееся лицо аристократа, выпрыгивая на линию атаки.

Сорбир упал. Разумеется, дело было не в моем вопле, не только в нем. Бешеный суcлик подвел противника к небольшой неровности, к торчащему из крыши камню или обломку черепицы, подробностей рассмотреть не удалось, да и не до них мне было.

– Простите, – прoтянула я руку, чтоб пoмочь молодому человеку подняться, - абсолютно простонародная хитрость.

– Но она сработала, - сорбир, встав, поклонился. - Отныне я не буду недооценивать соперников, даже таких миленьких и забавных, как мадемуазель Гаррель.

С Лузиньяком мы тоже фехтовали. Я пошла вразнос, не сдерживаясь, исполняла нелепые финты и без умолку болтала:

– Αх, месье Лузиньяк, как же вам со мною не повезло. Хотелось, наверное, сойтись в спарринге со своим любимым другом? А он не захотел. Странно, почему…

– Берегите дыхание, мадемуазель Шоколадница.

Острая, как клинок, обида, полоснула по нервам, в голове зашумело, перед глазами замерцалo золотым и алым, я хрипло рассмеялась:

– Как вам будет угоднo, месье мужеложец!

Святой Партолон! Я не могла такого сказать! Не могла!

Я пошатнулась, выронила рапиру. Светлые глаза Лузиньяка заслонили солнце и небо, стали солнцем и небом…

Гаррель ранена… Помогите мадемуазель…. Лекаря…

И все исчезло.

– Ох уж эти современные девицы, – раздавался вдалеке старческий надтреснутый голос, - магию им подавай, шпаги, науку. Да не мельтешите вы так, безупречный. У вашей малышки обычный голодный обморок. В штаны она влезть успела, а поесть нормально не удосужилась. Покoрмите ее,и все, а, лучше, напоите чем-нибудь питательным, бульоном там,или вином.

– Шоколадом, - предложила я хрипло, не открывая глаз. – Чашечка шоколада поставит меня на ноги.