– Слушай, Дэн, – сплюнул я, отмахиваясь от веток. – А вот такой вопрос – что будем делать, если нам, чисто теоретически, какой-нибудь Потапыч встретится?

– Ты налево, я направо – кого он поймает, тому хана, – быстро, будто скороговоркой, ответил тот.

– Зашибись… – вздыхаю. – А чего за план-то хоть?

– Какой план? – недоуменно переспросил Дэнчик.

– Ты же говорил, что… – ох, серьезно, да? – Ты издеваешься?

– Ну, я должен же был хоть что-то сказать, – вымучил мой друг улыбку.

Здорово. Лучше некуда. Я сдохну в параллельном измерении с доморощенным тореадором. Перспективненько.

Скоро в деревьях показался просвет, и мы вышли к прямой, широкой просеке, на которой то здесь, то там росли приземистые кусты можжевельника. Дэнчик тут же принялся вертеть головой во все стороны и внезапно заулыбался. Я проследил за его взглядом и увидел, как примерно в двадцати метрах от нас пасся Ануфрий.

– Кажется, он нас пока не видит, – тихо произнес я.

– Это хорошо, – процедил Дэнчик. – Какое вообще зрение у быков, не в курсах?

– Могу только сходу вспомнить, что угол обзора у них в районе 330 градусов вокруг своей оси, – выудил я из памяти. – То есть, если мы будем держаться позади, то окажемся в слепой зоне.

– Я же тебя сейчас не об этом спрашивал…

– Что вспомнил, то и вспомнил! – рыкнул я.

Увы, мой эмоциональный всплеск привлек внимание Ануфрия. Тот задрал голову, отчего мы с Дэнчиком, синхронно пискнув, толкаясь и матеря друг друга, нырнули за ближайшую елку. Несколько секунд бык прислушивался, потом зашагал дальше по просеке в неизвестном направлении. Я был уверен, что он пройдется немного и вновь примется за еду. Но Ануфрий продолжал идти, слегка покачивая белым хвостом с грязной кистью на конце. Обрывок привязанной к рогам веревки волочился за ним по траве.

– Быченька, стой… – промямлил Дэнчик.

Увы, «быченька» и не думал тормозить. У него был такой вид, словно он знает, куда и зачем идет, и знает также, что путь предстоит далекий. Ну, я надеялся, что я все же не зря на втором курсе ходил на зоопсихологию. Понимание этого факта заставило меня пойти на риск. И выскочил из-за сосны, закричав что есть сил:

– Пафну… Авдотий! Бляха-муха… Ануфрий!

Тот остановился и посмотрел на меня через плечо. Застыв на месте, я наблюдал как бык медленно поворачивается всем корпусом на сто восемьдесят, после чего подхлестнул себя хвостом и шагом двинулся в мою сторону.

– Ну нахер, – сделал вывод я и большими скачками понесся назад в ельник, к очень желающему заржать другу, но сдерживающимся из последних сил из чувства солидарности.

– Ну, ты пытался, – шепнул Дэнчик.

Ануфрий потерял меня из виду и, потеряв интерес к дальнейшей погоне, продолжил свое шествие в сторону ельника, периодически глухо и тревожно мыча. Нам только и оставалось, что следовать за ним, держась на почтительном расстоянии. Снова начались блужданья по лужайкам и прогалинам. Не было даже никаких предположений, когда этот крестовый поход может закончиться. Словом, мысли были не самыми радостными. Просто так тупо идя за быком можно плутать до бесконечности. И толку от этого? Забредем только по итогу в какую-то совершенно невообразимую глухомань. И спасать уже придется не только несчастного быка, но и нас до кучи.

Но вот очередной ельник кончился. Ануфрий пересек узкий луг и пошел к пологому бугру, где росли редкие высокие, как мачты, сосны и белели то здесь, то там стволы берез. На склоне этого бугра животное остановилось и опять замычало очень тихо, словно боясь, что его услышат. Постепенно настороженность его исчезла, голова понуро опустилась и вот он уже улегся к нам спиной, став похожим на большой черный валун, облитый в нескольких местах известкой.

– Отдохнуть он прилег, скотобаза, – ругнулся Дэнчик.

– Дэн, это все без толку, – присел я следом за Ануфрием. – Предлагаю разворачиваться. Славя не скажет, что из-за тебя бык сбежал, следовательно, и отвечать тебе не придется. А Глеб там уж его как-нибудь отловит.

– Ну, хорошо, уйдем мы. А что делать с презрением к самому себе? – вкрадчиво поинтересовался друг.

– Какое презрение? – всплеснул руками я. – Я, блин, лечу животных, а не укрощаю их! Ты вообще футболист! На кой черт нам вообще надо было в это ввязываться – тайна сия велика есть. Надо было не слушать тебя, а сразу к Глебу идти, только время зря потеряли.

Тут как назло вспомнилось, какое восхищение во взгляде было у Алисы, когда Глеб сообщил, что Ануфрий слушает только его. Меня опять кольнула эта дурацкая ревность.

«Твою дивизию, она тебе в любви вчера призналась! И явно устроила эту сценку, чтобы тебя позлить! Не ведись на поводу у эмоций, подумай головой, ради всего святого! У тебя нет причин ревновать! Да и вообще – определись уже, чего ты хочешь!».

Чего я хочу… Чего я хочу… Я попеременно переводил взгляд то на веревку, привязанную к рогам Ануфрия, конец которой затерялся где-то в траве, то на тонкую сосенку, возле которой устроился бык. Так-так… Если взять яйца в кулак, подкрасться и привязать его к этой сосенке, тогда можно быть уверенным, что Ануфрий не уйдет, если, конечно, его опять не раздразнить. Воображение тут же услужливо нарисовало картину, как я подкрадываюсь к быку, а тот вскакивает и бросается на меня. И спрятаться негде, только пни, да редкие деревья с гладкими стволами…

Возникший в голове образ Алисы сейчас весело хихикал, насмешливо кривя губки. Словно проверял на прочность, из серии, долго еще титьки мять будешь или, может, уже что-то сделаешь? Отмазки-то, почему ты не стал идти на риск, всегда можно придумать, а вот рискнуть по-настоящему – уже не каждому дано. И неужели ты будешь искать отмазки, вместо возможностей? Тем более, когда одна такая возможность более, чем представилась?

Дожили, уже с воображаемой Двачевской разговариваю. Как там это явление называлось? Тульпа, если ничего не путаю. Ну, зато, кстати, помогло. Я решился…

Маленькими, чуть заметным шажками, то и дело останавливаясь и задерживая дыхание, я начал подкрадываться к Ануфрию.

– Макс? – уставился на меня Дэнчик. – Максон! Ты куда? Чего удумал, бешеный?

Надеюсь, что, хотя бы, не последнее, что я удумал в этой грешной жизни. Особо я все же решил не рисковать, поэтому чем ближе я подходил к быку, тем все больше укорачивал шаги и увеличивал остановки. Вот до Ануфрия оставалось в районе пяти метров. Минуты через две это расстояние сократилось до трех, еще некоторое время спустя я уже стоял возле сосенки так близко от быка, что при желании мог протянуть руку и дотронуться до его лоснящейся шкуры, туго обтягивающей каждый мускул. Но такого желания, разумеется, не было.

Ануфрий не двигался. Лишь округлые бока его слегка подымались и опускались от дыхания. Я принялся лихорадочно шарить глазами по траве, отыскивая веревку. Вскоре я-таки смог обнаружить ее конец недалеко от ног. Не сходя с места, я очень медленно присел, и практически бесшумно дотянулся до веревки. Потом начал также медленно подниматься. Веревка потащилась за рукой, легонько шебурша по траве. Уши Ануфрия шевельнулись. Поняв, что если я и дальше буду медлить, то со стопроцентной вероятностью закончится это немного испачканными штанами, я резко потянул веревку к себе, в одну секунду обмотал ее вокруг сосенки и сделал первый узел. Ануфрий повернул голову в мою сторону. Нужно было срочно делать второй контрольный узел и валить к такой-то матери.

– Но-но у меня! Ты не очень-то… – слабеньким голосом просипел я.

Руки от волнения затряслись, я уже дальше больше поглядывал не на веревку, а на стремительно стервенеющего быка. Неизвестно каким чудом просунув-таки конец веревки в петлю, я резко крутанулся и стартанул назад к ельнику. За спиной раздалось ужасающее «хух», бык вскочил на ноги. «Я не успею», – мелькнуло у меня в мозгу. Но никакого топота я не слышал, да и сам уже был в относительной, если можно так сказать, безопасности.

– Макс! Макс! – засуетился Дэнчик. – Ну ты, блин, даешь! Я аж тут чуть со страху не помер, представляю, какой у тебя там был спектр эмоций.