– И посмотри на нас теперь, – продолжил я, так и не дождавшись никакой реакции. – Не разлей вода. И это вовсе не из-за каких-то эпатажных поступков, которые иначе, как идиотизмом, не назовешь. Харизма и острый ум – вот оружие настоящего «крутого парня», понимаешь, о чем я?
– Наверное… – прошептал Антон, потупив взгляд в пол.
– Не переживай, проведем еще с тобой пару-тройку профилактических бесед, – подмигнул я, хлопнув паренька по плечу. – Кстати, если уж так хотелось немного добавить шуму в костровые посиделки – могли бы стащить у кастелянши пару простынок, нарисовать на них страшные рожицы и выбежать таким распрекрасным с дикими завываниями. Эпатаж есть? Есть. И точно никто не пострадает. Да и ругать не сильно буду за такую невинную проделку.
– Но это же не страшно совсем, – скривилась Ульянка.
Ага, думаю, не страшно. Помню я, как ты пятками сверкала в первый день нашего прибытия в лагерь после этого «не страшно».
– Задача не в том, чтобы испугать, а просто, чтобы хорошо и весело провести время, – изрек мудрый я. – Все, давайте, оба, испарились отсюда, пока Панамка не додумалась ревизию устроить. А то увидит нас тут, с шифером в ногах и с рогаткой, сама нам такой шандарах устроит, что мало не покажется.
– Рогатку-то отдашь? – неуверенно поинтересовалась рыжая-младшая.
– Хренушки, – отрицательно мотнул я головой в ответ. – Не накосячишь хотя бы до завтрашнего утра – получишь.
– Ой, да на здоровье, – недовольно фыркнула Ульянка. – Пошли, Антоха, а то еще занудством заразимся от этого… этого… редиски этой, во!
Горделиво подбоченившись, девчушка показала мне язык и, схватив неловко улыбающегося товарища, вынырнула из кустов обратно на костровую поляну.
– Мда, – подытожил я, пряча рогатку за пазуху. – Кажется, мы только что с тобой помогли нашему отряду избежать больших неприятностей.
А в ответ – беспросветная, как поздняя московская осень, тишина. Я присматриваюсь к лицу рыжей и замечаю, что ее губы едва заметно подрагивают.
– Алис, все хорошо? – спрашиваю обеспокоенно.
– Д-да, – наконец выдавливает та. – Прости, просто ты мне сейчас очень сильно кое кого напомнил…
– Правда? – я внимательно продолжаю следить за ее мимикой, но никаких сторонних эмоций больше не вижу. – И кого же?
– Неважно, – отвечает та, резко собравшись. Лишь одна, похожая на глицериновую, слеза медленно ползет по ее лицу и падает между расстегнутыми верхними пуговицами пионерской формы.
Делаю затяжку из электронки, которая становится неожиданно горькой. Либо испарик уже по-хорошему пора менять, либо… Либо мне остается только признать, что дальнейшие расспросы пока что не являются моей прерогативой. Не дорос еще, пардон муа, до такого.
– Ладно, – вздыхаю. – Пойдем. А то точно рискуем озвездюлиться.
Крадучись, прокрадываемся на полянку. Костер тем временем уже почти потух, и пионерам пришлось сгруппироваться поближе, дабы продолжать чувствовать его тепло. Словно единый организм, они держали руки на плечах друг у друга. Кто-то продолжать под нос мурлыкать свои любимые песни, кто-то просто шептал слова, очарованный моментом. Но наверняка все сейчас проматывали в голове минувший вечер, совершенно не желая возвращаться назад в лагерь.
«I know there’s gotta be some peace in me, but I can’t find it. I get so sick of the looking…» – почему-то вспомнились сейчас строчки из песни «Happiness» Грейсов.
– Ага! – торжественно провозгласила темнота позади нас голосом вожатой. – Ну и где мы шляемся?
Алиса от неожиданности вздрогнула и спряталась за мной. Оставалось принять удар на себя. Выдохнув, я с максимально деловым видом повернулся к Ольге.
– В смысле «где»? – переспросил я. – Тут мы были. Решили прогуляться. В этом есть что-то криминальное?
– В самом факте прогулки нет, – хмуро ответила вожатая. – Но можно было хотя бы меня в известность поставить. Я же за вас ответственность несу. А в лесу всякое случиться может. Особенно, в темное время суток.
– Извините, Ольга Дмитриевна, – ответил я, будто читая с бумажки. – Молодые, глупые. Все так спонтанно вышло…
– Почему-то это «спонтанно» только с вами двумя и происходит, – закатила глаза Ольга. – Ладно, чего уж теперь. Вернулись, и слава богу. Не буду лукавить, сама вас только минут пять назад спохватилась.
– Такая честность с Вашей стороны не может не радовать и подавать тем самым положительный пример, – хмыкнул я. За моей спиной раздался едва различимый смешок Алисы.
– Припомните это хоть раз – до конца смены будете радостно дежурить по столовой, – пригрозила та нам пальцем. – Все, собирайте вещи, мы уходим назад в лагерь. Да, и по поводу вашего отрядного мероприятия…
Вожатая зачем-то решила выдержать драматическую паузу, не иначе, как лишний раз пощекотать нервишки.
– Надеюсь, мне за вас утром не придется краснеть перед работниками столовой за то, что вы там насвинячите?
– Ольга Дмитриевна, обижаете, все будет ажур…
– Так, стоп! – перебила меня вожатая на полуслове. – Жеглов, никакого абажура. Я просто хочу рассчитывать на вас. Как на людей взрослых и ответственных. Вам это по силам?
– Вполне! – хором ответили мы.
– Ну и замечательно, – кивнула Ольга. – Первый и восьмой отряды, собираемся! Не забываем тщательно потушить костер! Виктор Семенович, пересчитайте своих на всякий случай, а то у меня тут уже нашлись два беглеца…
Алиса цокнула языком и направилась забирать свою гитару. Я увидел, что к ней уже летит довольная Ульянка, сжимавшая в руках какое-то неизвестное членистоногое. Поняв, что сейчас лучшим вариантом будет постоять в сторонке, я быстренько отыскал Славю с Дэнчиком и стал протискиваться к ним.
– Добрейшего вечерочка, – поприветствовал я нашу парочку. Заметил, что активистка с блаженной улыбкой облачилась в свитер друга. И ведь на улице объективно и холодно-то не было. Краем глаза глянул на Алису, которая уже со взором горящим бегала за хохочущей Ульяной в попытке надавать ей подзатыльников. Все так же в моем пиджаке.
Все же, как ни крути, а в каких-то деталях все девушки одинаковые. Пусть на первый взгляд у отдельно взятых ничего общего быть не может в принципе.
– Тебе тоже не хворать, – потянулся Дэнчик. – Чего видок такой тревожный?
Правда что ли? До сих пор? Я потряс головой в надежде согнать с себя эту уже ненужную ни под каким соусом чепуху. А то не ровен час опять пущусь в еще более ненужную внутреннюю философию. А кому оно надо? Окружающим точно, а мне так и подавно.
– Тебе кажется, – машу рукой я.
Тот не стал ничего отвечать, лишь как-то подозрительно смерив меня взглядом. Я и не сомневался, что он меня раскусит. Как бы хорошо я не прикидывался дубом, этот человек меня всегда насквозь видит.
– Мальчики, помогите, пожалуйста, Виктору Семеновичу, – улыбнулась Славя. – А то сами понимаете, какие малыши неугомонные. А с вашей поддержкой быстрее управимся.
Зерно логики в словах активистки все же было, посему мы с Дэнчиком даже без дежурного ворчания потопали к вожатому восьмого отряда. Впрочем, как выяснилось, в помощи тот особо и не нуждался. Почти все его подопечные дружно зевали, и в целом походили на сонных мушек, которые уже не чаяли поскорее отдаться объятиям мягкой кроватки.
– Редко такое зрелище, поди, увидишь, верно, Виктор Семенович? – спросил у того Дэнчик, наблюдая за строившимися по парам пионерами.
– На самом деле, в этом году они еще довольно тихие, – признался тот. – Верно я говорю, Кучишкин?
Один из его пионеров изобразил на лице удивление и несколько раз быстро моргнул, делая вид, что не очень понимает, в чем дело. Девочка, стоявшая с ним в паре, сдавленно хихикнула.
– Кстати, – вожатый почти понизил голос до шепота. – В неформальной обстановке можете ко мне на «ты» обращаться. Ребята вы уже взрослые, а я терпеть не могу выкать, честно говоря. Только смотрите, чтоб Оля не услышала.
– Понял-принял, Витек, – безмятежно ответил я.
– Ну, не настолько фамильярно, – добродушно хмыкнул тот. – Хотя, Максим, вспоминая твое выступления в медпункте, трудно от тебя было ожидать чего-то другого. Ладно, пионеры, идите там по своим делам.
