Я тянусь к поясу ее слишком больших спортивных штанов, чувствуя, как ткань сжимается в моей руке, когда я спускаю их вниз по ее стройному бедру, чувствуя, как ее плоть задевает костяшки моих пальцев. От этого по мне разливается жар, заставляя меня испытывать такую боль, какой я не испытывал годами, и я стону напротив ее рта, когда снимаю их, чувствуя, как она сбрасывает их.

Под ними нет ничего, кроме ее обнаженной кожи. Я чувствую, как моя грудь сжимается от спазма потребности, когда я чувствую мягкую кожу ее внутренней поверхности бедра, поднимаю пальцы выше, к гладкости ее киски, кожа уже покраснела, разгорячена и истекает возбуждением. Я чувствую это, оно липкое на моих пальцах, мягкость волос там, влажных от ее желания, когда она шире раздвигает бедра, постанывая у моих губ. Она хочет меня, нуждается во мне, и это вызывает у меня головокружение, которое заставляет меня чувствовать, что я не могу дождаться еще одной секунды, чтобы оказаться внутри нее. Я знаю, что она сейчас не думает, на волне адреналина и эмоций, и я знаю, что в некотором смысле я пользуюсь этим преимуществом. Но я не могу заставить себя беспокоиться. Возможно, она никогда больше не будет такой со мной, возможно, никогда не будет такой возбужденной, дикой и беспечной со мной, и я хочу наслаждаться этим прямо сейчас, пока могу.

Я хочу ее, всю ее, и, возможно, это единственный раз, когда я получу ее такую.

Одной рукой я расстегиваю пряжку ремня, лихорадочно торопясь расстегнуть молнию джинсов. Я слышу стон Катерины, когда я целую ее, чувствуя вибрацию у своего рта. Это заставляет мой член дернуться, высвобождаясь из джинсов, когда я обхватываю его рукой, чувствуя пульсацию, и я устремляюсь вперед. Катерина ахает, когда чувствует, как головка моего члена толкается между ее складочек, ее скользкое возбуждение мгновенно покрывает кончик горячей влагой, что заставляет меня стонать от удовольствия, которое почти болезненно. Нет никаких шансов делать это медленно. Я хорошо осознаю свой собственный размер и то, насколько маленькая и хрупкая Катерина, но я не могу замедлиться или остановиться. Я должен быть внутри нее, и сейчас.

Я сильно толкаюсь вперед, мой член погружается в нее по самую рукоятку, когда я чувствую, как она растягивается вокруг меня, ее тело содрогается от внезапного вторжения. Она вскрикивает, наполовину от удовольствия, наполовину от боли, ее голова откидывается назад, пальцы сжимаются на моей рубашке, когда она прерывает поцелуй, широко раскрыв глаза, и смотрит на меня.

Я держу себя там, член пульсирует глубоко внутри нее, и я наблюдаю, как ее взгляд скользит от моего напряженного лица вниз к рубашке, которую она крепко сжимает, забрызганной кровью мужчин, которых мы только что убили. Что-то меняется в ее глазах, когда она видит это, дикий жар заливает ее лицо, и ее руки сжимаются на долю секунды, прежде чем она тянет меня обратно вниз, ее подбородок приподнимается, когда одна из ее рук ложится мне на затылок, ее пальцы запутываются в моих волосах, и она притягивает мой рот к своему.

Черт. Катерина всегда заводила меня больше, чем любая другая женщина, но что-то в ее желании, в том, что она хочет меня, заставляет меня почти сходить с ума от желания, балансируя на грани того, что может стать навязчивой идеей, зависимостью. Я проходил уже это в ту ночь, когда она была пьяна после гала-ужина, но это намного лучше, последствия насилия превращаются во что-то дикое и страстное, искру, угрожающею вспыхнуть здесь, в нашей постели.

Ее ноги обвиваются вокруг моих бедер, когда я начинаю толкаться, сильно и быстро, ее возбуждение разливается по моему члену, когда я чувствую, что она становится еще влажнее для меня, ее жар проникает в мою толстую длину, когда я погружаюсь в нее снова и снова. Думаю, мне следует быть осторожнее, но я не могу замедлить ритм своих бедер, и мне приходит в голову, что я не уверен, хочет ли она, чтобы я замедлялся. Ее бедра выгибаются при каждом толчке, принимая меня так глубоко, как я только могу, снова и снова, ее ноги сжимаются вокруг моих, когда она вскрикивает напротив моего рта.

— Черт возьми, Виктор, я собираюсь кончить…

Звук, с которым она выдыхает эти слова у моих губ, ее голова запрокинута назад, когда ее тело начинает биться в конвульсиях, заставляет меня самого чуть не потерять самообладание прямо здесь и сейчас. Я чувствую спазм ее киски, пробегающий рябью по всей длине моего члена, когда она втягивает меня еще глубже, сжимая меня, и удовольствие превосходит все, что я когда-либо испытывал раньше. Она горячая, влажная и тугая, ее оргазм захлестывает ее, когда она извивается подо мной, ее рука сжимается в моих волосах до боли, когда она откидывает голову назад и стонет так громко, что я знаю, что кто-нибудь в доме мог услышать, если бы кто-нибудь был в хижине.

Лучше бы их, блядь, здесь не было.

Я хочу быть единственным мужчиной, который когда-либо снова услышит крики удовольствия моей жены, единственным мужчиной, который когда-либо узнает, как она звучит, когда кончает, до конца своей жизни. Я убью любого другого мужчину, который прикоснется к ней, который хотя бы посмотрит на нее.

Она моя.

Моя принцесса. Моя королева. Моя невеста из мафии. Моя женщина. Моя жена.

Сейчас я врываюсь в нее, трахаю жестко и быстро, и я чувствую, как мой член набухает до такой степени, что вот-вот взорвется внутри нее. Я не могу остановиться, не могу замедлиться, и я запускаю руку в ее волосы, оттягивая ее голову назад, чтобы я мог смотреть в глаза моей жены, пока я наполняю ее своей спермой.

— Черт возьми, кончай для меня снова, Катерина, — приказываю я, слова превращаются в рычание, когда я снова вонзаю в нее свой член, и ее рот открывается, когда она вскрикивает, ее спина выгибается, и я чувствую, как она снова сжимается вокруг меня. — Ты моя, — бормочу я. — Твое тело мое, твоя киска моя, ты блядь моя гребаная жена вся моя, и я уничтожу любого, кто когда-либо осмелится прикоснуться к тебе снова.

Она стонет, задыхаясь, и я снова бросаюсь вперед, чувствуя, как она обволакивает меня, сжимается вокруг меня. Сейчас нет ничего, кроме самого изысканного, жгучего удовольствия. Я чувствую, как первая горячая струя моей спермы вырывается из моего пульсирующего члена. Я откидываю голову назад, громко стону, бедра дико двигаются, когда я изливаюсь в нее. Я чувствую, как ее ногти впиваются в мою грудь, чувствую, как она выгибается, скрежещет, и я трусь об нее, желая погрузиться в нее еще глубже, если бы мог. Это так чертовски приятно, ее тепло пульсирует вокруг меня, когда я кончаю, и я остаюсь погруженным в нее, пока все до последней капли спермы не прольется внутрь нее, мой член все еще пульсирует от толчков моего оргазма, а она все еще пульсирует вместе со своим.

Я наклоняюсь вперед, опираясь на предплечья, пытаясь не раздавить ее, когда у меня перехватывает дыхание.

— Ты моя, — шепчу я в раковину ее уха. — И да поможет Бог любому человеку, который попытается утверждать обратное.

КАТЕРИНА

Несколькими минутами ранее…

С того момента, как Виктор подхватил меня на руки и понес к хижине, я знаю, к чему это приведет. Я просто не могу в это поверить. Я не знаю, как он может так сильно хотеть меня. Он видел, как сейчас выглядит мое обнаженное тело. Он видел, какая я худая, почти на грани скелета. Он только что видел, как я убила человека. Но я чувствую, как от него практически исходит желание, обжигающее мою кожу, когда он входит в дом и идет по коридору, который, я знаю, ведет к спальням. Мое сердце колотится в груди, я напрягаюсь в его объятиях, неуверенная, хочу ли я позволить этому случиться или нет.

Если это то, чего я вообще хочу.

Я знаю, что это изменит отношения между нами, если я позволю этому сейчас случиться. Если я это сделаю, то будет только до и после. Но я чувствую, как адреналин пульсирует во мне, разливаясь по коже, как электричество, и мне кажется, что я взорвусь, если не получу разрядку. Если я каким-то образом не выплесну все эти эмоции наружу. Эмоции… и желание тоже. Я хочу притвориться, что одна из причин, по которой мое сердце учащенно бьется, а кожу покалывает, заключается не в том, что Виктор крепко держит меня в своих объятиях, прижимая к своей широкой груди, а запах его пота и кожи наполняет мой нос. Я начинаю произносить его имя, говоря себе, что я должна протестовать, что я должна придумать причину, чтобы остановить это, сказать ему, чтобы он отвел меня обратно в мою собственную комнату. Но он качает головой, его лицо вытягивается в напряженные, строгие линии, и что-то во взгляде его глаз заставляет все остальное, что я могла бы сказать, замереть у меня на губах, мое сердце колотится так сильно, что я думаю, он должен это слышать.