Оказывается, с моим отцом у них старые счеты. Но катала ничего мне про это не говорил. И, естественно, не рассказывал, что искал его. А моя мать в школе встречалась с Гошей, получается? Тогда почему, когда он звонил мне на домашний, она его не узнала? Наверное, в школе его звали не Гоша, а как-то по-другому. Гоша Индия – это его прозвище. Все забываю у него спросить, почему «Индия»? Вот блин… Теоретически Гоша мог стать моим отцом? Хотя нет. Там был бы уже другой человек. А теперь, получается, Гоша забыл про давнее соперничество и простил отца. То-то вчера в ресторане он сказал, что стал сентиментальным. Я тогда не понял его слов. А теперь все встало на свои места. Он так ничего и не рассказал мне про отца. Сказал, что это будет сюрприз для меня, и что скоро я с ним встречусь. Но, что настолько скоро, я никак не ожидал.

Я рассказал отцу в подробностях про свою насыщенную жизнь за последние несколько месяцев. С момента окончания школы и до сегодняшнего дня. Почему-то интуитивно был уверен, что ему можно доверять. Человек он, конечно, неоднозначный, но честный. Это чувствовалось.

С каждой моей фразой глаза его становились круглее, а не по-мужски аккуратные брови все выше заползали на лоб. Иногда он тряс головой и энергично потирал виски, будто проверял, не сон ли это.

– Погоди! – отец налил себе еще, а меня пропустил. – я правильно понял? Ты поймал маньяка? Того душителя, что прогремел на весь Союз?

– Ну, я был не один, целая команда. Но задержал его я. Правда, не совсем живым.

– С ума сойти! – отец опрокинул стопку, крякнул и захрустел огурцом. – А в милицию тебя взяли после нападения во дворе трех головорезов? На которых думали, что они от Гоши? Так?

– Да, они караулили меня в подъезде, когда я возвращался ночью от Зины Роговой.

– Стоп! Ты встречался с дочерью Гоши?

– Было дело…

– Ну, сын. Ну ты даешь! Ого… А потом тебя, получается, спасли конторские? Хулиганов разогнали, но не догнали и не задержали? И в милицию тебя пропихнули, чтобы Гоша, якобы, тебя не достал?

– Ну да.

– Не стыкуется, сын. Если напавшие были не от Гоши, конторские всяко бы это знали. В конце концов, они могли их поймать. Пистолеты им для чего были даны? Тебя даже порезали, так что, сам понимаешь, имели право ребятки оружие применить.

– Ты думаешь, что…

– Именно, сын! Это их люди на тебя напали. А они типа спасли… Постановка, как на Бродвее.

– Но зачем?

– Чтобы ты сговорчивее был и сразу согласился в ментовку пойти работать.

– Все равно не пойму, какой им резон в этом. Я бы и так туда пошел.

– Все просто! Ты сын опального журналиста в бегах. Меня найти не смогли. Но со счетов меня не скинули – видно, опасались, что еще что-нибудь такое выдам, от чего многие головы полетят. Я бы так и сделал, но побоялся, что на вас это отразится – при этом он очень гордо, хоть и с горечью посмотрел на меня. – У нас же как принято? Пресса должна быть шестеренкой в идеальном госмеханизме. Элита политическая образовалась мощная, чтоб холера ее взяла, и это при нашем-то задекларированном равенстве. А мы, простые журналисты, должны были их обслуживать и народ убаюкивать, но для напускной справедливости культ личности было разрешено развенчивать, а тех, кто сейчас застоялся у власти, трогать никак нельзя. И еще пресса просто обязана прославлять советского гражданина, который всегда честен и непреклонен, на целую голову выше бездуховных представителей прогнившей европейской цивилизации. Ты послушай, что сейчас по радио крутят? Только успехи и перспективы СССР. Но не все так гладко у нас в Союзе, сын. Только об этом никто не говорит.

Я кивнул, и это отцу понравилось. Понял, что сын тоже не через радужные очки на жизнь смотрит.

– А я не молчал, пока молодой был. А потом ты родился, и я немного приутих. Но под колпаком так и остался. Бдили за мной люди из здания с горгульями. А ты, получается, после окончания школы перед ними сразу и засветился. Валютчиков задержал, участкового полем-лесом отправил, дебоширов в вино-водочном наказал. Избил подручных Гоши Индия возле пивбара. После вскрыл мухлеж в катране и пытался опять же вывести шулеров на чистую воду. Поняли конторские, что яблоко от яблони, и устроили тебя в милиции. Ты там как рыбка в аквариуме стал – у всех на виду, и энергию свою с пользой тратить будешь. Так проще контролировать Петровых. И сына, и отца. Знают, что я ва-банк не пойду, пока сын в органах работает.

– Ты хочешь сказать, что нападение на меня было инсценировкой?

– Скорее всего. Сам подумай, если это был не Гоша, то кто? После того случая никто же на тебя не покушался больше?

– Нет.

– Вот и ответ на твой вопрос. Не смогли нас придушить, так к себе на службу взяли. Хитро придумали. Молодцы…

– Вообще-то я всегда хотел работать в милиции.

– Сказать честно, я бы такого не предположил, нигде в тебе мента тогда видно не было. Впрочем, это ж когда, пять лет назад… Тем более, вот и сообразили они, как тебя под лупой держать. Но теперь ты, конечно, герой и поступками доказал, что диссидентствовать совсем не собираешься, на баррикады не полезешь. Вот и отстали они от тебя. Больше не наведываются. А я за пять лет своей «безупречной» жизни ни одной статьи не накропал. На золотом прииске спокойно сторожем проработал. Пока однажды меня подручные Гоши не нашли и не сообщили, что хозяин их претензий вдруг ко мне не имеет и все старое готов забыть, если катран я его больше славить не буду и вообще забуду про его делишки. Я, конечно, же сразу согласился, это же билет домой. Ехал сюда и думал, что подвох какой-то. Все ждал от Гоши пакости, а оно вон как все получилось. Вы теперь, стало быть, чуть ли не друзья стали с врагом моим прошлым. Вот как в жизни-то бывает.

Он тяжело вздохнул. Я задумался. А ведь отец прав. Сколько времени я голову ломал, соображая, кто на меня тогда напал в темном подъезде. Если бы меня действительно хотели тогда бандюки убить, то им проще было бы вальнуть из ствола в темном дворе. И конторские так удачно вдруг нарисовались. Теперь пазл сложился.

Получается, что слава батина конторским покоя не давала, и во мне они тоже угрозу увидели. Перевербовали, так сказать на сторону правоохранительную и светлую. Но на такую сторону я и сам бы хоть сейчас заново завербовался. Мент я и есть. И вербовать меня не надо. Диплом еще бы получить, и тогда спокойно работать можно.

– Н-да-а… – я поскреб макушку. – А ведь ты прав. Но это и хорошо. Теперь нам нечего опасаться. Или ты опять хочешь за старое взяться? С ветром бороться тяжело в одиночку.

– В журналисты мне точно путь закрыт, – отец хитро прищурился. – Дворником пойду. Или, может, сразу алкашом стать? Чего время терять?

– Мне тут, кстати, «Волгу» подарили, получается, что ей тоже лучше не отсвечивать. Давай как-то сделаем, что это ты ее купил. Заработал на северах денег и купил, да мне подарил. Через кооператив все как надо оформим.

– «Волгу»? Как это – «Волгу»? Кто подарил?

– Гоша.

Отец уже начал привыкать удивляться моим рассказам, но в этот раз чуть не упал с табурета.

Субботнее утро началось непривычно громко. Проснулся я не от вкрадчивых шагов матери, которая обычно, стараясь не шуметь, все равно скрипела половицами, а от громкого смеха на кухне. «Молодые» снова были вместе и радовались новому дню. Судя по веселому голосу, отец травил какие-то истории и шутил, а мать смеялась. Давно я не видел ее такой счастливой. Точнее сказать, нынешний я никогда ее такой не видел. Получается, что я продолжал менять судьбу. Семья воссоединилась благодаря тому, что я помог Гоше.

Слушая их голоса, я ясно понял, что пора подумать мне и о своем жилье. Комнату в общаге в МВД попросить, что ли? По возрасту мои родители младше меня тогдашнего получаются. Как-то несподручно мне с ними теперь жить. Мать одну я оставить не мог, не поняла бы она такого. Да и поддержка ей была нужна. А теперь можно и покинуть гнездо. Хоть я был их и старше, но называть родителями меня не коробило. Даже наоборот. Как-то грело душу. Теперь я не бывший детдомовец, а настоящий сын. Я чувствовал их родную близость. И, вроде бы, я не тот самый Андрей Петров, а человек с другим сознанием, но генетика штука сильная. Зов крови и голос предков, так сказать, никто не отменял.