За ужином Гуврака, обычно очень жизнерадостный, выглядел мрачным и чем-то озабоченным. Позднее, укладываясь спать, Керин услышал гневные крики, доносившиеся до него сквозь перегородку между его каютой и каютой капитана. Он приложил ухо к доскам, но мог разобрать лишь отдельные слова.

– Белинка! – негромко позвал юноша.

– Здесь, мастер Керин! – Голубой огонек замерцал в каюте.

– Ты могла бы подслушать, о чем они говорят?

– Слушать под? Разве это возможно?

– В смысле, послушать тихонько и мне пересказать.

– Я попытаюсь, но бир может меня прогнать.

Перебранки продолжались еще с четверть часа. Вскоре светящееся пятнышко Белинки вновь затанцевало по каюте, и она пропищала:

– Они поссорились. Бир глотнул тари и валяется в углу пьяный. Капитан ревнует лоцманшу и обвиняет ее в том, что ты пользуешься ее благосклонностью, как вы в Первой реальности выражаетесь. Он говорит, что видел вас вместе на палубе. Она говорит, что даст всякому, кто ей понравится, а если Гувраке это не по вкусу, то пусть себе другую лоцманшу ищет. А он отвечает, что тебя на куски раскрошит рыбам на корм, – и сдается мне, он так и сделает.

– Я его не боюсь! Брат мне показал, как фехтовать против кривых сабель моим прямым мечом.

– Но он ведь матросов на подмогу позовет, и они на тебя сзади навалятся! Так что, умоляю, веди себя как разумное существо! Мой долг – охранять тебя, и я не могу допустить, чтобы ты ввязался в схватку, в которой тебе не победить. Так что беги!

– Но как? По волнам я ходить не умею.

– Возьми эту лодчонку, что стоит на крыше над каютами. Торопись – да смотри не шуми!

– Ладно.

Керин запихал свои пожитки в мешок, взял меч и вышел в бархатно-черную ночь. Он оглянулся и с облегчением увидел, что каюты скрывают его от рулевого. Юноша бесшумно вскарабкался на крышу и стал осматривать лодку. Канаты, которые ее удерживали, он разрезал ножом.

Чтобы сдвинуть лодку, ему пришлось приложить все силы, однако суденышко удалось переместить, так что его нос навис над палубой между каютами и перилами. Каждое мгновение юноша опасался, что капитан Гуврака, привлеченный шумом, выскочит из своей каюты с изогнутой саблей в руке.

Керин повнимательнее присмотрелся к лодке. Вдоль корпуса были привязаны два весла. Стоит только толкнуть ее хорошенько, и лодка скользнет по перилам прямо в Восточный океан. Однако «Яркая рыбка» бежит так быстро, что крошечное суденышко сильно отстанет, пока Керин сам до него доберется.

Когда глаза немного привыкли к темноте, в которой тускло мерцали звезды, он осмотрел фалинь, свернутый на носу и привязанный двойным узлом к кольцу на форштевне. Может, вытолкнуть лодку кормой вперед и ухватиться за фалинь, пока она не ускользнула прочь? Наверное, так не получится. Если только он не толкнет лодку и в то же мгновение не схватится за канат, лодочка уплывет и лишит его всякой надежды на побег.

А может, взять фалинь в зубы? Тогда ведь руки останутся свободными и смогут управиться с тяжелой лодкой. Это возможно, но, когда лодка вытянет фалинь во всю длину, она либо вырвет его у Керина изо рта, либо выдернет его за борт. Керин не боялся нырнуть разок, но потом-то что делать? Не перевернет ли он лодчонку, пытаясь в нее вскарабкаться? Тогда его положение опять-таки будет просто отчаянным: все пожитки утонут, и он будет плавать рядом с перевернутой лодкой.

– Привяжи фалинь к кораблю, дуралей! – пропищал тоненький голосок.

Испытывая одновременно благодарность и досаду, Керин спустился с крыши кают и привязал фалинь к вантам. Стараясь не шуметь, он снова залез наверх и стал толкать лодку, пока выступающая часть не перевесила. Лодка качнулась. Еще толчок – и ее киль ударил по перилам. Затем она скользнула вниз и плюхнулась в море.

Шум от удара о воду разбудил рулевого, и тот показался из-за кают.

– Эй, ты! – закричал матрос. – Что это ты делаешь? Кто это? А, пассажир. Что…

Керин схватил фалинь и дернул на себя. Когда лодка стала рядом с «Яркой рыбкой» прямо под тем местом, где он находился, юноша свободной рукой швырнул в нее свой мешок. Пояс с зашитыми деньгами звякнул о дощатое дно.

– Стой! – завопил рулевой, бросаясь к Керину. – Не смей уводить лодку! Она принадлежит капитану!

– С дороги! – крикнул Керин, обнажив меч. – Берегись!

Матрос попятился, но продолжал орать:

– Капитан! Грабят! Чужеземец ворует лодку! На помощь! Все наверх!

Дверь капитанской каюты с грохотом распахнулась, и из нее выскочил Гуврака с саблей в руке.

– Клянусь Ашакой-Разрушителем! – заревел он. – Что это ты затеял, безбожник?

Керин спрыгнул в лодку, она дрогнула и закачалась. Вода, которую она зачерпнула, зашелестела по доскам днища.

Держась одной рукой за планшир, чтобы сохранить равновесие и не дать лодке пятиться, Керин перерезал фалинь в том месте, где он был привязан к вантам. Гуврака был уже рядом! Он перегнулся через перила, занес саблю для удара, но тут канат оборвался, Керин присел, и сабля лишь рассекла со свистом воздух над его головой.

Быстро шедшая «Яркая рыбка» сразу же стала удаляться. Керин постепенно приходил в себя. Зад у него ныл от удара о лодку, а штаны промокли насквозь. Усевшись на среднюю банку, он принялся отвязывать весла.

С борта «Яркой рыбки», силуэт которой быстро таял во мраке, доносился шум яростного спора. Из нескольких слов, которые удалось различить Керину, ему стало ясно, о чем там препирались: стоит ли попытаться догнать лодку. Керин знал уже, что с латинскими парусами развернуть судно очень непросто: нужно переложить длинные тяжелые реи с их треугольными парусами на другую сторону.

Когда ему удалось наконец отвязать весла и вставить их в уключины, Керин взглянул на «Яркую рыбку» и насторожился. Судно было едва различимо в темноте – виднелся лишь фонарь на корме, плясавший на волнах, будто падающая звезда. И все же юноша рассмотрел, что полосатые паруса были подведены под ветер, а это означало, что судно разворачивается. В этих необычных обстоятельствах Гуврака мог решиться изменить курс, не перемещая реи, – он ведь рассказывал, что это возможно, если примириться с менее быстрым ходом, а теперь у него не было времени: пока матросы управятся, Керин пропадет из виду, и отыскать его будет невозможно.

– Ты здесь, Белинка? – задал он вопрос в черноту, в которой мерцали звезды.

– Здесь, мастер Керин! – Голубой огонек заплясал у задней банки.

– Тогда вперед! – произнес Керин и налег на весла.

Хотя волнение было умеренным – всего лишь крупная рябь, – юноша сразу же понял, что гребля в океане совсем не то, что в озере или на реке. Он быстро натер себе мозоли, а правым веслом врезал себе по челюсти и едва не выпал за борт.

– Я думаю, – сказала Белинка, – что нужно грести быстрыми, короткими движениями, а потом высоко поднимать весла.

Керин с недовольным ворчанием последовал ее совету и обнаружил, что лодка идет легче, хотя грести было все-таки очень утомительно. Он не думал о том, куда движется, – ему казалось, что легче всего избежать новой встречи с «Яркой рыбкой», если плыть наобум, куда придется. Главное – как можно дальше отойти от того места, где он покинул судно, прежде чем взойдет луна. По его расчету, она должна была показаться через час-другой. Остановившись, чтобы немного передохнуть, Керин спросил:

– Белинка, а откуда ты знаешь, как нужно грести?

– Я наблюдала, как гребут матросы в портах, где мы останавливались.

– Вот умница! – похвалил Керин.

– Я всего лишь выполняю свой долг – вернуть тебя Аделайзе целым и невредимым.

Керин негодующе фыркнул и снова принялся грести. «Яркая рыбка» была далеко. С каждым взмахом весел кормовые огни судна мерцали все слабее и слабее и наконец вовсе исчезли из виду. Керин решил, что преследователи рыщут взад и вперед в том месте, где он спрыгнул с корабля.

Он отыскал на небе Полярную звезду, повернул лодку носом к ней и сказал: