– Лид, не глупи, – прошу ее, взглядом умоляя одуматься. – Он не похож на человека, который клюнет на любую красотку. Тархан Артурович любит ее, как ты этого не видишь? Он нас с тобой никогда даже лишним взглядом не одаривал, с чего ты взяла, что теперь что-то изменится?
– Ничего ты не понимаешь, – вздыхает она, глядя на меня, как на полную дуру. – Мужик – он и в Африке мужик. Вот увидишь, скоро я займу ее место! А ты так и будешь туалеты мыть, если не начнешь думать и пользоваться тем, чем тебя Бог одарил! Все, я пошла наводить марафет.
Она выходит, задрав нос, словно уже воображает себя новой хозяйкой, а мне хочется побиться головой о стенку от стыда за нее. Вот что за дурочка, а? Еще и меня поучает. По крайней мере, я попыталась привести ее в чувство, так что не должна чувствовать вину за то, что не остановила ее, но на душе все равно мерзко от плохого предчувствия.
***
Карина Васильевна и правда покидает дом, делая из этого настоящее представление. Она собирает всю прислугу в холле, как в каком-то фильме, и с гордым видом толкает десятиминутную речь о том, как хорошо мы служили этому дому и как ей тяжело с нами расставаться. Ха!
Ее взгляд при этом все чаще устремлен в сторону кабинета, в котором заперся отвергнутый муж, но тот даже не выглянул ни разу. Если она надеялась, что он униженно придет просить ее остаться, то даже я, знающая его всего год, уже понимаю, что этого не будет. Тархан Артурович слишком гордый человек и никогда не ведется на манипуляции. В конце концов, Карина Васильевна все же уходит, громко цокая каблуками великолепных туфелек от Версаче, а Георгий говорит нам возвращаться к своим делам, так что я сбегаю от полной энтузиазма Лиды, пока она снова не начала делиться со мной своими планами.
Вечером Лида куда-то исчезает, так что я даже думать боюсь, чем она занята. Когда Георгий просит меня отнести поднос с ужином для хозяина в кабинет, я громко стучусь и не услышав ответа, делаю это снова. И снова. Прислушиваюсь, но не услышав ни единого звука за дверью, решаю зайти и оставить поднос на столе.
Очень глупое решение.
Потому что, как только я открываю дверь, то в глаза сразу же бросается стоящий у камина хозяин и Лида, которая сидит у его ног, глядя на него, как голодающий на кусок мяса. Они оба оборачиваются ко мне и глаза Лиды немного расширяются, но она продолжает униженно сидеть на коленях, пока Тархан Артурович безразлично стоит, сложив руки за спиной.
– Продолжай, почему ты остановилась? – недовольно приподнимает он бровь, глядя на ожидающую Лиду, и, к моему ужасу, та опускает голову, медленно склоняясь над его ботинками и прикасаясь к ним губами, словно это предел ее мечтаний.
Она буквально целует его обувь, да с таким энтузиазмом, словно это как минимум его губы!
Меня просто мутит от этой отвратительной картины. Как так можно? Неужели Лида настолько отчаялась, что готова целовать грязные ботинки, стоит ему только приказать?
– Чего встала? – злобно смотрит на меня хозяин, пока я пытаюсь прийти в себя от шока и отвращения. – Давай, присоединяйся к своей подружке, пока вторая нога свободна.
Мне хочется бросить в него подносом, но даже в таком унизительном положении я робею перед хозяином, потому что аура Тархана Артуровича подавляет и пугает даже в спокойном состоянии, а в данный момент он просто исходит злобой. Черные, как у черта, глаза, практически прожигают во мне дыру своим взглядом, а мощные ручища сжаты в кулаки так сильно, что я даже с расстояния в несколько метров вижу, как сильно выделяются напряженные вены на смуглой коже его мускулистых предплечий. Если он, вдруг, решит применить физическую силу, то мы с Лидкой, считай, обе покойницы. Страх берет надо мной верх и вместо того, чтобы достойно ответить ему, я с отчаянием смотрю на Лиду, надеясь, что она образумится.
– Лида, пойдем со мной, пожалуйста! – умоляю ее, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы от творящейся несправедливости.
Как он вообще смеет так обращаться с женщиной, так унижать ее? Это каким же нужно быть гнилым человеком!
– Уйдешь с ней? – издевательски ухмыляется Тархан Артурович, глядя на Лиду, как на какую-то дворняжку. – Твоя пугливая подружка не хочет к нам присоединиться, но мы ведь прекрасно проведем время и без нее, да?
– Да, Тархан Артурович! – с придыханием льнет к его ноге Лида, переворачивая что-то в моей груди. – Я доставлю вам такое удовольствие!
– В твоих мечтах, шлюха! – резко выплевывает он, отталкивая ее от себя с такой силой, что Лида просто распластывается на полу, растерянно глядя на него большими глазами.
Мне больше не хочется ни помочь ей, ни видеть, что произойдет дальше. Я просто хочу исчезнуть, сбежать и никогда больше не вспоминать об этой грязи, этом унижении человеческого достоинства. Поставив дрожащий в моих ослабевших руках поднос на маленький столик рядом с дверью, я собираюсь сбежать, но жесткий приказ хозяина заставляет меня замереть на месте, как вымуштрованного солдата.
– А ну стоять! Я не разрешал тебе уйти. Вы обе сейчас внимательно послушаете то, что я скажу, а потом ты – с презрением смотрит он на Лиду, – уволена и можешь выметаться к чертовой матери. А ты, – переводит он взгляд на меня, – получишь последнее предупреждение.
– Тархан Артурович, пожалуйста! – снова вцепившись в его ногу, начинает плакать Лида. – Не увольняйте! Я сделаю все, что скажете, только не увольняйте!
– Руки убрала, – с такой холодной яростью приказывает он, что у меня мурашки бегут по спине от ужаса. – Прекрати меня, блядь, трогать и слушай своими ушами, идиотка! Чтобы я ни одного неуважительного слова в адрес своей жены не слышал, понятно вам? И передайте это остальному персоналу! Вы даже думать о ней плохо впредь не должны сметь! А ты вообще должна радоваться, что я просто уволил тебя, вместо того, чтобы вырвать твой грязный язык, шкура! А ну пошли вон!
Мне не нужно повторять дважды. Я инстинктивно бегу на кухню, к Наташе, потому что мне жизненно необходимо присутствие другого человека рядом, чтобы не скатиться в истерику от произошедшего. Чувство гадливости и стыда заставляет меня хотеть содрать с себя кожу, хотя, по сути, моей вины ни в чем нет, даже то, что меня унизили вместе с Лидой не так остро воспринимается, как их с Тарханом Артуровичем поведение и слова.
Я знала, что Лида не слишком гордая девушка, но, чтобы опуститься настолько? Моя душа просто не в состоянии это принять, хотя мозг холодно заявляет, что нечего ожидать от других людей тех же принципов, которым следую я сама. А хозяин? Я ведь никогда не думала о нем плохо, несмотря на его грубость, а он оказался таким моральным уродом. Как мне после такого продолжать работать на него? Он же унизил меня, унизил Лиду, а я и слова против не сказала, чтобы защититься, молчала и принимала все, как бессловесная рабыня. Продажная шкура, которой он считает и меня, и весь персонал, судя по всему.
– Альбина, что? – увидев меня, пугается Наташа, прижимая руки к груди. Видимо, видок у меня еще тот. – Что случилось?
Но я не успеваю ответить, потому что вслед за мной на кухню вваливается ревущая Лида, которая бросается на шею Наташе, еще больше пугая бедняжку.
– Я же сейчас с ума сойду, в чем дело?! – в панике кричит Наташа, прижимая к себе Лиду.
– Ничего смертельного, Лиду просто уволили, – беру себя в руки, потому что с двумя истеричками наш бедный повар не справится. – Хозяин очень злой, напугал нас до полусмерти.
– Господи, что же ты натворила-то? – спрашивает она Лиду, которая только еще громче воет, вцепившись в нее, как репей. – Лида, я сейчас упаду! Отпусти меня и объясни, наконец, в чем дело! Я тебе сейчас успокоительные капли дам.
Лида, как ни странно, прислушивается, и выпустив ее, падает на ближайший стул, продолжая всхлипывать и краснея все больше с каждой минутой. Я тоже сажусь, потому что ноги не держат, и когда Наташа протягивает успокоительное не только Лиде, но и мне, то без возражений принимаю, потому что меня до сих пор трясет.