Я вхожу в один из богато украшенных лифтов из кованого железа и одновременно нажимаю кнопки первого и третьего этажа. Лифт поднимается на тринадцатый этаж здания, в котором всего пять этажей. Я выхожу и направляюсь к антикварному магазину мистера Мунинна. Дверь открыта. Прохожу магазин насквозь, выхожу через черный вход и спускаюсь на сотни метров по голым каменным ступеням в пещеру под городом.

— Мистер Мунинн! — кричу я. — Туки-туки, я не во?да.

Мистер Мунинн выходит из-за портрета в стиле русской иконы короля страны, которой нет уже два ледниковых периода как.

— Не ожидал, что ты придёшь вот так. Привык, что ты появляешься из тени.

— Нынче это трюк святоши Джеймса. Я же просто вламываюсь в здания и еду на вонкаваторе[220] в места, которых там нет.

— Когда ты это произносишь, звучит как-то веселее.

Пещера Мунинна, возможно, самый большой антикварный магазин, кунсткамера и помойка во Вселенной. Полки и столы ломятся под его безумными безделушками. Шлемов и древнего оружия хватит, чтобы сразиться с Ганнибалом. Гектары старинных монет и бесконечные галереи картин, ювелирных изделий, зелий, каракури[221] и старинных книг. Груды чего-то, похожего на кости динозавров рядом с пришвартованным дирижаблем. Подобно ворону, он щипал блестящие кусочки того и этого, и прятал их в своём логове целую вечность. Может поэтому он известен под именем ворона.

— Я полагал, что ты мог бы прийти навестить меня до этого.

— План был таков, но там оказался древний бог, и приключился целый Апокалипсис. Может, ты слышал.

— Я бы не волновался. Ты спас мечтателей. В ближайшие дни они возьмут под контроль реальность, находясь в безопасности своего сна, и небо снова станет голубым, а мир снова прекрасным.

— Сделай так, чтобы эти коричневые небеса, попрошайки и всё остальное вернулось в сносное состояние, и я тебе поверю.

— Всегда остаёшься оптимистом.

Я облокачиваюсь на стол и опрокидываю стопки монет Конфедерации.

— Извините, — затем добавляю. — Вы лгали мне, мистер Мунинн. Всё это время. А я вам доверял.

— Знаю. И у меня нет оправданий, только объяснение. Я испугался. Разбить разум на пять частей уже довольно тревожно, но затем мой собственный брат Руах позволил Аэлите убить брата Нешаму, чтобы спасти себя. Это было слишком тяжело вынести. Я даже не знаю, где два других брата.

Он берёт кучку золотых минойских монет и бросает их по одной в глазницу черепа птеродактиля. Нервный тик.

— Я со времён молодости мира находился внизу вдали от семейных дрязг, и надеялся вечно оставаться здесь. Но ведь так не получится?

Я пожимаю плечами.

— Всё зависит от тебя. Ты попросил меня отнести сингулярность в Ад одному из твоих братьев. Сказал, что будешь мне должен. Я осуществил доставку, и теперь прошу о встречной услуге. Это в том случае, если ты готов выполнить свою часть сделки.

— Сингулярность у тебя с собой?

— Нет. Она в надёжном месте. Я пока оставлю её у себя. Если станет скучно, может, начну новую Вселенную, совсем как Ангра Ом Йа.

— Я знаю, что Отец Травен поведал тебе эту историю. Хочешь услышать мою версию?

— Да. Но не прямо сию минуту. Сегодня я получил несколько пуль и не говорил никому, но они по-прежнему причиняют боль.

— Хочешь, я извлеку их для тебя?

— Конечно. Потом. Прямо сейчас я хочу уладить ещё кое-что. Готов оказать мне обещанную услугу?

— Да.

— Думаю, ты знаешь, о чём речь.

— Подозреваю, что да.

Я подхожу к нему, проходя мимо стола, заваленного старыми голливудскими портретными фотографиями и осколками печати Друдж Аммун[222].

— Мне всё равно, даже если на самом деле не ты создал эту Вселенную. Всё равно ты создал души. В Даунтауне их полно, и им не помешал бы кто-нибудь, чтобы присматривать за ними получше адовцев. Адовцы не справляются. Когда не убивают сами себя, они убивают друг друга. Адовцы ведь тоже твои дети? И те, и другие нуждаются в помощи, которую такой недоделанный Люцифер как я, не может им оказать.

— И ты считаешь, что я обладаю соответствующим опытом, чтобы быть Люцифером? Не уверен, я должен быть польщён или обидеться.

— Ты божество. По крайней мере, у тебя есть с чем работать. Я же просто импровизировал. Тебе в самом деле нужно согласиться на эту работу. Если я вернусь в Ад, то никогда его не покину, и Ад сгорит без Люцифера.

Он отводит взгляд и подбрасывает последние оставшиеся монеты. Они зависают в воздухе, прежде чем упасть на стол аккуратной стопкой.

— Конечно, я соглашусь. Сделка есть сделка. Но сперва ты должен кое-что для меня сделать.

— Что?

— Простить ту часть себя, которую называешь святошей Джеймсом.

— Забудь. Он никчёмный болван Пэт Бун[223] с острой формой несчастного бедняжки, бедняжки меня. Вечно я злодей, а он жертва. Забудь. Он свалил. Свалил так свалил.

— Ты уверен, что хочешь именно этого?

— У меня есть доспех. А он мне не нужен.

— Но ты только что назначил меня Люцифером. Доспех мой.

Об этом я не подумал.

— Он свалил. Я не прошу об одолжениях.

— И не нужно. Просто скажи мне, хочешь снова стать целым и завершённым.

— Ты Бог или Дорогая Эбби[224]?

— Ты избегаешь этого вопроса, потому что ответ — «да», а ты слишком горд и уязвлён, чтобы произнести его.

— Чушь собачья.

— Джеймс, ты не можешь лгать мне. Я Бог.

— Прекрасно. Конечно. Я хотел бы быть одним большим куском яблочного пирога, но не стану целовать задницу святоши Джеймса.

— И не нужно. Пока ты говорил, я воссоединил тебя.

Я смотрю на свои руки.

— Чушь собачья. Если бы он вернулся в мою голову, то вопил бы уже. Я не чувствую никакой разницы.

— Так и должно быть. Когда ты цельный, нет необходимости думать о себе как о цельном. Ты просто есть.

— Остынь с этими коанами[225]. Дикий Билл — мой консультант по буддизму.

Я смотрю на себя в древний зеркальный щит.

— Не знаю, как к этому отнестись.

— Конечно, знаешь. Ты злишься. Ты всегда злишься на меня. Бог снова обманул тебя. Но позволь мне напомнить тебе кое о чём. Я всё ещё Бог, и есть определённые вещи, которые я могу и буду делать ради блага своих чад, включая тебя. Ты цельный, потому что тебе нужно быть цельным, и с этим ничего не могут поделать ни ты, ни Люцифер, ни Сэндмен Слим.

— Видишь? У тебя есть правильное отношение, чтобы быть хорошим Люцифером.

Мистер Мунинн подходит к старому лос-анджелесскому трамваю и заходит внутрь.

— Я буду скучать по своей коллекции.

— Она никуда не денется.

— Я буду скучать по своей уединённости.

— В конце я был очень увлечён делегированием обязанностей Люцифера. Придерживайся той же политики, и имей столько уединённости, сколько хочешь. Доверься мне. Ты же не хочешь следующую тысячу лет сидеть и разрабатывать проекты бюджета.

Он выходит из трамвая и усаживается на парящий в метре над землёй персидский худу-ковёр.

— И последнее, прежде чем я уйду. Ты прощаешь меня за то, что я обманывал тебя всё это время?

— Конечно. Ты прощаешь меня за то, что я говорливая мудацкая Мерзость?

Он поднимает руку. Качает головой.

— Ты Мерзость только для Аэлиты и ей подобных. Для меня ты просто Джеймс Старк. Не нефилим или монстр. Просто Старк.

— Твой брат Нешама сказал мне своё имя. А как твоё?

— Мы не можем остановиться на Мунинне? Я предпочитаю это имя.

— Мунинн так Мунинн.

— Полагаю, мне пора.

Я касаюсь своей груди. Доспех Люцифера исчез. Смотрю на мистера Мунинна, он на нём. Доспех забавно смотрится на его круглом теле.

— Тебе к лицу, — вру я.