«…Ну что про нее сказать? Молчала целыми днями. Что у нее там в голове — никто не знал. Не общалась ни с кем. Ругалась с прислугой. Людей встречала с равнодушием. Иногда заговариваешь с ней, а она тебя вообще не видит. Как со стеной все равно что говоришь. Однажды, после очередного разговора о переезде, наследстве и других важных семейных темах, заходим в ту старую спальню — дом вообще когда-то с нее начинался, они там с Сергеем Юрьевичем жили после свадьбы. В общем, заходим, а она — висит. Ну что делать? Вызвали “скорую”, та осмотрела и констатировала полную смерть».

Оказывается, есть ситуации, когда тебе очень не хочется читать то, что ты читаешь, но не в твоих силах остановиться. Это как с алкоголем, только еще сложней. В песках рядом с райскими пляжами Камбоджи водится насекомое, называемое песчаной блохой. Его укусы впрыскивают под кожу жертвы инфицированную яйцами слюну. Личинки не развиваются в том случае, если у раны нет контакта с кислородом. Однако природа предусмотрела все: место укуса в первый же вечер начинает остро чесаться. Если жертве удается не расчесать рану до крови, до контакта впрыснутых яиц с воздухом, через неделю они погибают и зуд исчезает. Если же, вопреки предупреждениям, бедолага рану расчесывает, на ее месте образуется язва, могущая не заживать по полгода и более. И вот, в большинстве случаев, лежа во влажной и липкой темноте на мокрой от пота простыни, укушенный пренебрегает всеми услышанными угрозами и уже в первую ночь вскрывает себе раны — так силен зуд, так сладостно временное избавление, даруемое расцарапыванием кожи. То же самое делает сейчас Яся. Ровно то же самое! Только сладостного чувства избавления нет. Скорей, сразу и явно — боль вскрываемых ран:

В распоряжении редакции оказался фрагмент заключения, подготовленного по итогам вскрытия тела. В нем сказано, что жена Сергея Юрьевича покончила с собой совершенно добровольно. Процитируем этот важный документ:

«Смерть наступила от механической асфиксии в результате сдавления органов шеи петлей при повешении. Это подтверждается следующими признаками: в верхней трети шеи находится двойная кровосходящая странгуляционная борозда. В мышцах шеи зафиксировано кровоизлияние. В легких отмечено острое вздутие. Кроме того, наблюдаются отек головного мозга, мелкоточечные кровоизлияния под плевру легких, жидкое состояние трупной крови, венозное полнокровие внутренних органов».

Ни посмертной записки, ни детей от этого загадочного брака не осталось.

Яся откидывается на кровать и закрывает глаза. Добраться до Озера Радости очень просто — нужно сесть в лодку возле Озера Сновидений и грести по диагонали сквозь Море Ясности.

* * *

Когда под утро ей удается провалиться в сон, ей видится яркий полдень и Петр Миронович Машеров с зажатой в зубах папиросой. Петр Миронович сплевывает папиросу под ноги, растирает ее носком начищенной туфли и, белозубо улыбаясь, поворачивает круглый металлический запор, открывающий шлюзовые ворота. Дамба, на которой стоит Петр Миронович, прорывается серебристым водопадом воды — тягучая и величественная (это подчеркнуто замедленной съемкой), та устремляется в долину, отмеченную куполом Малмыжской церкви и чугунной лысиной малмыжского Ленина. Дальше Яся оказывается в самом городе и видит, как, похожая на карликовое цунами, к Малмыгам в абсолютной тишине приближается двухметровая стена воды из дамбы. Вода разбивается о пятиэтажки, образует русла, в первую минуту совпадающие с географией малмыжских дорог. Вода сносит дорожные знаки, увлекает за собой стоящие на парковках «фольксвагены» и «фиаты», приподнимая их, кружа и переворачивая. Вода обрушивает светофоры и столбы — сцепившись проводами, они плывут как стволы во время молевого сплава; роль бонов, ограничивающих и направляющих спуск, играют торчащие из потока стены домов. Светофоры при этом еще некоторое время работают: красный, зеленый, мигающий желтый. Вода выдавливает стекла школы, проникает в церковь и легко выносит алтарь через распахнутые потоком двери. Она попадает в библиотеку, производя хаос на полках, за которыми день за днем ухаживает Яся — книги увлекаются течением и постепенно намокают, тяжелеют, идут ко дну. Спустя час из воды торчат только верхние этажи малмыжских зданий — развевается флаг над исполкомом, блестит крест над храмом, цепляется за воздух пятерней совершенно скрывшийся под водой Ленин, проплывающий мусор виснет на основах телевизионных антенн. Спустя сутки Яся идет по затопленной улице на работу. Над ней — пять метров воды, телу легко, каждый шаг приподнимает ее над дном, в которое превратился асфальт. Мимо проплывают стайки пескариков. Она видит искаженное толщей темной воды солнце — на него можно смотреть прямо, не боясь ослепнуть. На солнце наползает тень резиновой надувной лодки — в ней сидит рыбак, вглядывающийся в глубины того, что он считает озером. Рыбак различает Ясю, очертания улицы, затопленный дом и не может, кажется, поверить своим глазам. Рыбак думает, что Яся — русалка, а она — приличная девушка, оказавшаяся в городе, который зачем-то решил затопить Петр Миронович Машеров. Яся пытается объяснить это рыбаку, но, как любой житель уничтоженного водой города, она превратилась в рыбу, ее горло неспособно производить звуки.

Она просыпается с мимолетным ощущением счастья. За секунду до выныривания из сна она видит, что все озера во Вселенной сообщаются между собой. И со дна Малмыг можно тайными ручьями, проталинами, гротами и родниками добраться до вод Озера Радости на Луне. Несколько первых секунд нового утра это ощущение наделяет ее существование выносимостью, но потом взгляд падает на валяющийся на полу журнал, и в голову ударом приходит тяжелое похмелье.

* * *

Валентина, выслушав путанный пересказ происшествия с Виктором Павловичем: «Дура ты пластилиновая, Яська! Про одеколон я вообще не поняла, а если ты из-за того, что он не минский, так попомнишь мои слова: через пять лет его в депутаты выберут и в столицу переместят! Была бы женой — уехала с ним хвостиком, а так сусликом тут просвистишь до седых волос в своей библиотеке!» И еще: «Завтра же купи себе велосипед. Не хочешь телевизор — не надо! Но с велосипедом не тяни. Ты же не алкоголичка какая-то, пешком ходить». Валькин велосипед имеет три дополнительных катафота сзади и на колесах. Она утверждает, что катафоты ей «хахель подарил», но скорей всего купила сама, — какой у нее хахель?

* * *

Полноватая женщина, которая сорок лет назад могла быть отличницей, двадцать лет назад — чиновницей, а сейчас устала играть роли и превратилась в ту, кем хотела стать всегда — просто в бабушку, приносит книгу Артура Хейли «Аэропорт». С полуторамесячным опозданием.

— Почему просрочили? У нас по правилам пеню нужно взимать, — хмурит брови Яся.

Ей не хочется взимать пеню, она не знает, как оформлять зачисление в фонд библиотеки.

— Просрочила потому, что книжка неинтересная, — ворчит женщина. — Я думала, что это детектив. А это про то, как люди работают. Если бы у нас кто написал, как наш колхоз «Заря» работает — бухгалтерия, доставка комбикорма, посевная, КЗС, вы бы смогли такое читать? Вот и я засыпала через страницу. Но не сдавать же книжку недочитанной!

«Действительно, не сдавать же книжку недочитанной», — соглашается про себя Яся.

— Но — полтора месяца! — вздыхает она.

— Девушка, вы у нас в музее вообще ни разу не были, хотя второй месяц тут живете! — весело возражает «просрочница», демонстрируя неплохую осведомленность в миграционном вопросе. — А вроде ведь — культурный человек! С высшим образованием!

— В Малмыгах есть музей? — не верит библиотекарша.

— Еще какой! У нас экспонаты не только районного, но и республиканского значения!

После непродолжительной дискуссии конфликтующие стороны заключают мировое соглашение: Яся выправляет в журнале дату выдачи книги на более позднюю и не берет пени, директор музея Ирина Трофимовна обещает провести ее как «студентку» и не взять платы за вход.