Братики не были ни жадными, ни ябедами, ни нытиками. Впрочем и все наши патцаны были орлами, иного не позволял наш неписаный кодекс чести.
Когтя.
Володя Когтев отличался от нас хулиганистостью, бесстрашием и склонностью к авантюрам. Когтя учил нас дворовым песням. — Я верю друзья, что милиция спит. И сторож давно половинкой убит. На пыльных витринах пустых магазинов останутся наши следы. — Любил он так же «А на кладбище все спокойненько» Высоцкого. Первые откровения об отношениях полов мы так же узнали от него.
Однажды мама купила ему игрушечный кортик; Вовка вышел с ним на улицу. Мы по очереди брали его в руки, вынимали из ножен, рассматривали. Игрушка нам не понравилась, была бесполезной — главное лезвие совершенно тупое, округлое, из мягкого алюминия. Одним словом — детская игрушка, а мы уже большенькие. И тут Кога краем глаза засек, проходившую мимо, Лизку. Выхватив кортик из ножен, он кинулся к ней с криком — Заежу! — Завопив на всю улицу, Лизка устремилась к дому, Вова за ней. Мы кричали ей, что кортик игрушечный, что Вовка шутит — ни чего не помогало; с криком заскочила она в свою ограду и захлопнула тесовую калитку.
В последствии ни кому так и не удалось переубедить ее. Даже и по сей день можно услышать от нее историю о том, как с длинным, острым ножиком гнался за ней Когтя.
С годами выяснилось, что Вовка, оказывается, был влюблен в Лизавету, и таким оригинальным способом показывал свое неравнодушие. Действительно, ведь ни за какой другой девчонкой он не гонялся по улице с обнаженным кортиком в руке; значит выделял ее из среды подруг. Сердцу не прикажешь.
Вовкина мама работала в больнице медсестрой, и регулярно ходила в ночные смены; а Вовка оставался дома один. Поэтому накануне ночного дежурства Мария Александровна поочередно обходила наших родителей и просила что бы мы ночевали сегодня с ее Володей. На такие ночевки собирались мы человека по три- четыре. Боже мой, что мы творили. Вольная волюшка, ни каких взрослых, и мы буквально переворачивали все в доме вверх дном. Играли в войну и прятки, заводили музыку на всю громкость, учились танцевать и пробовали курить. Спать укладывались далеко за полночь. Утром прибираться было некогда, да и не охота. Представляете в какой кавардак попадала Мария Александровна, приходя с работы. Не знаю как она вышла из положения, но оргии наши ночные вскоре прекратились.
В доме у Коптевых увидел я впервые редкие для того времени вещи — полированную мебель, зеркало трельяж, радиолу на тонких ножках, с кучей пластинок. То были милые песенки 60-х годов — «Под железный звон кольчуги», «Последняя электричка», «Черный кот». До сих пор я помню все их. Впрочем не я один, нет-нет да и запоют их современные исполнители попсы; видно когда уже и самим становится тошно от того что исполняют они изо дня в день — ни уму ни сердцу, ни богу свечка ни черту кочерга.
С Коптей мы учились играть в шахматы. По- первости, мы не подозревая о таких тонкостях как шах и мат, добравшись до короля противника, попросту его рубили. Видно Вовка где то разузнал только как ходят различные фигуры. Однако в скором времени мы бились в шахматы уже по всем правилам.
Отец относился к нашим сражениям подозрительно, никак не мог поверить, что ребятишки смогли освоить такую умную игру. Ведь по шахматам проводились международные турниры, он слышал о знаменитых гроссмейстерах, людях несомненно великого ума; а тут мальчишки зеленые. Наконец сделал для себя вывод — Наверное вы играете в какие то другие шахматы —.Что ж, это было не далеко от истины.
С годами Владимир образумился, стал спокойным, флегматичным
Племянники.
Витька Мардышов, один из четверых детей моей сестры — горбатенькой Нины. У другой моей сестры Зины было два сына от разных мужей — Владимир Пашуков и Сергей Манагов. Племянники заменили мне несуществующих родных братьев.
Витька родился кругленьким, очень симпатичным, смуглым малышом; ко всему еще и кудрявым. Нина смеялась, что ей подменили сына в роддоме, подсунули какого то армяшку. Удивительно, но ни с Мардышовской ни с Санниковской стороны не было ни кого даже отдаленно на него похожего. Можно было заподозрить сестру мою в супружеской неверности если бы не то обстоятельство, что у Виктора в последствии родились три сына и все по внешним данным Мардышата, то есть не высоки ростом, худощавы, с волосами темно- русыми, с рыжинкой.
С раннего детства был Витька прижимистым и практичным. Посудите сами, пришел как то к моему отцу, было ему в ту пору лет 9 -10, и говорит- Тятька, вот если бы ты мне подарил ягушку, я бы тебя век не забыл. — Заметьте, не велосипед, не мяч футбольный, а ягненка; для чего он ему запонадобился? И так во всем. По — настоящему его всегда интересовало только хозяйство — разная живность, сад и огород.
Сережка Манагов напротив считал себя парнем городским, и подобные вещи его не интересовали вовсе, в его мире не существовали. Городским Сережка был от природы — аккуратист, чуждый наших деревенских интересов. Характер в детстве имел упрямый и вредный. Потому часто возникали у нас конфликты, доходившие иной раз до драки. Я считал себя старшим по возрасту(как ни как разница почти в полгода) и практичным в житейских вопросах, он же не уступал мне из принципа. Физически же был меня сильнее, и ростом выше.
Однажды собираясь с патцанами по черёмуху, не смогли мы с ним поделить эмалированный бидончик, а алюминиевый не устраивал ни меня ни его, уж и не знаю по какой причине. Его попытка отнять желанную емкость силой не увенчалась успехом. Словесная перепалка так же не дала результата. Надо сказать, что весь конфликт развивался по мере продвижения нашего к колку Черемухово, и достиг апогея на полпути. Патцаны, некоторые приняли мою сторону, а некоторые его, только подливали масла в огонь. Юк урезонивал меня — Да отдай ты ему этот котелок. Чего ты в него вцепился? — Сашка Лунин наоборот возмущался поведением Сергея — Во какой вредный, не все равно ему в какой бидончик ягоды брать. — Не добившись от меня ни какого толку, Сережа поставил свой бидончик на бережок Кулунды и преспокойно отправился домой. Я, заявив — Черт с ним пусть стоит. Если украдут сам перед мамкой будешь оправдываться! — продолжил путь в прежнем направлении. Но на обратном пути все же вынужден был подобрать этот несчастный сосуд, дабы не получить дома нагоняй.
Сережка не имел склонности ни к рыбалке, ни к охоте. ни к грибам — ягодам; ходил с нами только за компанию. С возрастом все реже бывая в Баево, отвык вовсе от нашей вольной жизни, превратился действительно в городского мальчишку, то есть человека, по нашим понятиям никчемного, пропащего.
Мама его, а моя сестра Зина в деревню без подарков не приезжала. Конфетки, яблочки, колбасу везла в расчете на нас и Мардышовых. Нам с Сережкой везла одинаковые игрушки, что бы без обид. До сих пор помню пластиковые пистолеты. стрелявшие шариками диаметром сантиметра четыре; зеленые, пластмассовые же сабли в ножнах, на ремешках. Ну и конечно из города везла дефицитную одежку, обувку. Вещи эти обрели ценность в то золотое времечко когда стали мы шляться с девчонками в центр, и на танцы, и в кино. Надо было соответствовать, выглядеть не хуже других. Мы научились драить туфли (коры или корочки на нашем языке) до зеркального блеска, наглаживать на брюках стрелочки так, что можно порезаться. Это Зина привезла мне и первую, едва вошедшую в моду, белую нейлоновую рубашку.
Сережка в своей Юрге занимался лыжным спортом, получил разряд, третий юношеский что ли. Однажды во время зимних каникул отправились мы на Бревенное, покататься на лыжах, попрыгать с трамплина. Сережка как раз гостил в Баево и пошел с нами. Я не утерпел, похвалился успехами племянника, как оказалось преждевременно. — Сэр щас покажет класс, у него разряд по лыжам. — Заявление это у Сергея не вызвало ни какого энтузиазма, патцаны же подобрались; ни один не собирался уступить городскому, будь он хоть олимпийским чемпионом. До Бревенного километра три; идти пришлось по глубокому снегу и Сергей безнадежно отстал. Что то не ладилось у него с креплениями, палки оказались не по росту. — Говорил разряд, а сам отстал. — Да там и лыжи другие и лыжня накатана. — объяснял племянник.
