Еще она знала, какие вещи разрешено взять с собой: постельные принадлежности и белье, посуду, столовые приборы, одежду. Именно эти слова она нацарапала на обратной стороне банковской расписки. Домашних животных брать не разрешалось. Об этом тоже говорилось в объявлении.

Был конец апреля. Четвертая неделя пятого месяца войны. Она не всегда строго следовала правилам и предписаниям, но сейчас выбора не оставалось. Кошку она еще несколько дней назад отдала соседям, семье Грир. А сегодня поймала курицу, которая с осени свободно разгуливала по двору, и перебила ей шею рукояткой швабры. Ощипала, положила в кастрюлю с холодной водой и поставила вариться.

К середине дня носовой платок насквозь промок от пота. Она запыхалась, в носу было щекотно от пыли. Ныла спина. Женщина сняла туфли, помассировала ступни. Пошла на кухню и включила радио. Энрико Карузо снова пел «La donna и mobile». Голос у него был глубокий, обволакивающий. Она открыла холодильник и достала тарелку роллов с маринованными сливами. Стала медленно есть, слушая пение. Сливы были терпкие и кислые. Именно такие она любила.

Когда ария закончилась, женщина выключила радио и положила два ролла в голубую миску. Разбила туда яйцо и добавила кусок сваренного вчера лосося. Вынесла миску на заднее крыльцо и поставила на ступеньку. Спина у нее по-прежнему ныла, но держалась она прямо. Три раза хлопнула в ладоши.

Из-за деревьев появилась маленькая белая собака.

– Поешь, Белый Пес, – сказала женщина.

Белый Пес был стар и болен, но аппетит у него был прекрасный. Не заставляя себя упрашивать, он уткнулся мордой в миску. Женщина сидела на крыльце и наблюдала, как он ест. Когда миска опустела, пес посмотрел на женщину. Один глаз был затянут бельмом. Женщина потрепала его по загривку, и пес радостно заколотил хвостом о деревянные ступеньки.

– Хорошая собака, – сказала женщина.

Она встала и пересекла двор. Белый Пес следовал за ней. Нарциссы побелели от мучнистой росы, ирисы начали вянуть. Клумбы заросли сорняками. Женщина несколько месяцев не косила траву. Обычно этим занимался ее муж. Но в декабре его арестовали, и с тех пор она его не видела. Поначалу его отправили на поезде в Монтану, в форт Миссуола, затем перевели в Техас, в форт Сэм-Хьюстон. Каждые несколько дней ему разрешали написать письмо жене. Как правило, в письмах он рассказывал о погоде. Погода в форте Сэм-Хьюстон была отличная. На каждом конверте стоял штамп «Проверено военной цензурой» или «Разрешено к пересылке».

Женщина опустилась на камень под персиковым деревом. Собака устроилась у ее ног.

– Белый Пес, посмотри на меня, – сказала она.

Белый Пес послушно поднял голову. Женщина была его хозяйка, и он выполнял все ее приказы. Она надела белые шелковые перчатки и достала моток бечевки.

– Продолжай на меня смотреть, – сказала она и привязала собаку к дереву. – Ты был хорошим псом. Хорошим белым псом.

Где-то далеко зазвонил телефон. Белый Пес залаял.

– Тише, – сказала женщина, и он сразу замолчал.

– Ложись! – приказала она.

Собака послушно растянулась на земле, глядя на хозяйку единственным здоровым глазом.

– Прикинься мертвым, – велела она.

Белый Пес повернулся на спину, закрыл глаза и безжизненно раскинул лапы. Женщина взяла лопату, прислоненную к стволу дерева. Подняла ее обеими руками и ударила собаку по голове. Тело Белого Пса несколько раз дернулось, он судорожно перебирал задними лапами, словно пытаясь убежать. И через несколько мгновений затих. Струйка крови вытекла из пасти. Женщина отвязала собаку от дерева и выдохнула. Про себя она отметила, что поступила правильно, выбрав лопату. Молоток был бы намного хуже.

Она вырыла яму под деревом. Сверху земля была твердая, чуть глубже – мягкая и черная. Копать было легко. Она орудовала лопатой до тех пор, пока не выкопала глубокую яму. Опустила в нее труп собаки. Он был совсем легкий. Ударился о дно ямы с глухим звуком. Женщина сняла перчатки и посмотрела на них. Они больше не были белыми. Бросила перчатки в могилу и снова взялась за лопату. Надо было закопать яму. Солнце палило вовсю, но под деревьями еще оставалась тень. Женщина старалась не выходить из-под дерева. Ей был сорок один год, и она очень устала. Платье на спине потемнело от пота. Она отбросила волосы со лба и прислонилась к стволу. Все вокруг оставалось таким, как прежде, только вскопанная земля была темнее, чем раньше. Темная и влажная. Женщина сорвала листок с ветки и вернулась в дом.

Когда дети пришли домой из школы, мать напомнила, что завтра утром они уезжают. Отправляются в долгое путешествие. И могут взять с собой ровно столько вещей, сколько осилят нести.

– Я все это знаю, – ответила дочь.

На ней было белое хлопковое платье с маленькими синими якорями, волосы заплетены в две тугие черные косички. Она швырнула книгу на диван и сказала, что сегодня учитель, мистер Разерфорд, один урок рассказывал о простых числах, а другой – о хвойных деревьях.

– Ты хотя бы знаешь, какие деревья называются хвойными? – спросила девочка.

Матери пришлось признаться, что нет.

– Расскажи мне, – попросила она, но девочка покачала головой.

– Как-нибудь потом, – пообещала она.

Ей было десять лет, и она прекрасно знала, что ей в этой жизни нравится. Мальчики, лакричные леденцы и Дороти Ламур. Ее любимой песней была «Don’t Fence Me In!». Еще она обожала своего попугая ара. Девочка подошла к полке и взяла книгу «Птицы Америки». Положила на голову и, выпрямив спину, стала подниматься по лестнице в свою комнату.

Очень скоро раздался глухой звук, и книга скатилась по ступенькам. Мальчик посмотрел на мать. Ему было семь, и черная фетровая шляпа все время съезжала с его головы на одну сторону.

– Ей надо держаться прямее, – сказал он.

Подошел к лестнице и посмотрел на книгу. Она раскрылась на странице с маленькой коричневой птичкой. Болотный крапивник.

– Тебе надо держаться прямее! – крикнул он.

– Дело не в этом, – донеслось сверху. – Дело в моей голове.

– А что с ней?

– Она слишком круглая. Поэтому книге не удержаться.

Мальчик повернулся к матери.

– А где Белый Пес? – спросил он.

Не дожидаясь ответа, выбежал на крыльцо и трижды хлопнул в ладоши.

– Белый Пес! – позвал он и хлопнул снова. – Иди сюда, Белый Пес!

Он позвал еще несколько раз, вернулся в дом и подошел к матери. Она резала яблоки на кухне. Длинные белые пальцы знали, как обращаться с ножом.

– Эта собака глохнет с каждым днем, – заметил мальчик.

Он сел за стол, включил радио и сразу выключил, включил и выключил. Женщина разложила яблоки на тарелке. Передавали финальную часть увертюры Чайковского «1812 год» в исполнении городского симфонического оркестра. Литавры гремели. Пушки грохотали. Женщина поставила тарелку перед сыном.

– Ешь, – сказала она.

Он взял ломтик яблока, как раз когда музыка смолкла и слушатели разразились овациями.

«Браво! Браво, браво!» – доносилось из динамика.

Мальчик повертел ручку, надеясь найти передачу о спорте, но нашел только новости и серенаду Сэмми Кэя. Тогда он выключил радио и взял с тарелки еще кусочек.

– Здесь очень жарко, – сказал он.

– Сними шляпу, – посоветовала мать, но мальчик не стал этого делать.

Шляпу подарил ему отец. Хотя она была велика, мальчик носил ее постоянно. Мать налила в стакан холодного ячменного отвара, и он выпил его залпом.

Девочка вошла в кухню и сразу направилась к стоявшей у плиты клетке с попугаем.

– Скажи мне что-нибудь, – попросила она, почти прижимаясь лицом к прутьям.

Попугай расправил крылья и несколько раз переступил на жердочке.

– Ба-а-ак, – изрек он.

– Я хочу услышать что-нибудь поинтереснее, – сказала девочка.

– Сними шляпу, – произнес попугай.

Девочка села за стол. Мать поставила перед ней стакан с холодным ячменным отваром и дала длинную серебряную ложку. Девочка облизала ее и стала рассматривать свое крошечное отражение в блестящей металлической поверхности, склоняя голову то в одну сторону, то в другую. Наконец она запустила ложку в сахарницу.