— О, как ты "погнал"! — по достоинству "оценил" тезис Ярослава археолог.

— Я уже горю желанием познакомиться с этим выдающимся исследователем нашего прошлого, — подлил масла в огонь секретный сотрудник.

— Погоди. Нахлебаешься еще. Продолжать?

— Конечно! Если честно, то мне очень интересно. Ничего, что в стихах?

— Ничего. Итак, какой там у нас пунктик по счету?

— Вроде как четвертый.

— Ну да… Москва — это третий Рим, со всеми вытекающими из такого вывода обстоятельствами.

— О! Это вообще моя коронная тема! Которую я так и не смог осилить до конца. Хоть и очень старался…

— А на заключительном, пятом месте в нашем странном перечне… — никак не отреагировал на бесконечные восторги младшего коллеги Рыбаков. — История Петра Великого, которого, по мнению этого сумасшедшего, подменили во время обучения за границей, и с тех пор Россией по факту правил совершенно другой, не русский, человек.

— Занятненько… — задумчиво протянул Плечов.

— Но пойдем далее… Никакого Петербурга русские не строили. На том месте уже несколько веков стоял город Ниен, наши предки только расширили и благоустроили его.

— Уф, — устало выдавил секретный сотрудник. — Ну и нагрузил же ты меня, братец… Аж мозги закипели.

— Хорошо!

— Чем?

— Значит, они есть.

— А ты что, уже начал сомневаться?

— Ага!

На календаре была среда 15 сентября 1943 года.

Именно в этот день Гитлер приказал своим войскам отступать до Киева на заранее подготовленные для обороны позиции. Так начался знаменитый "Бег к Днепру".

А в Москве давали очередной салют. По поводу освобождения древнего (на то время — 950-летнего) городка Нежина, что на севере Черниговской области советской Украины. Двенадцатью залпами из 124 орудий.

Начало сего действа (20.00 по Московскому времени) как раз совпало с внеплановым "визитом" товарища Копытцева к дружному семейству Плечовых. Причем осуществил его Алексей не в одиночку, а в компании все того же Рыбакова.

И они все вместе сразу прошли на балкон. Благо, до Красной площади от знаменитого профессорского дома — рукой подать!

Яркие концентрированные блики хаотично и загадочно разливались по осеннему небосводу и, взрываясь, рассыпались на мириады разноцветных звездочек, успевающих погаснуть прежде, чем упасть на головы счастливых советских граждан, массово хлынувших на просторные улицы Москвы.

Эх, шикарную традицию ввел Верховный Главнокомандующий!

— Смотрите! Смотрите! — хлопала в ладоши от удовольствия Ольга, указывая на очередную вспышку, предваряющую сотрясающий пространство грохот (скорость света, как известно, выше скорости звука), после чего малолетние плечовские буяны начинали прыгать так, что остальные присутствующие стали испытывать нешуточное беспокойство по поводу сохранности архитектурной конструкции.

Однако закончилось все вполне благополучно. Сооружение таки устояло.

Наконец ребятишки под присмотром строгой мамочки отправились спать. А мужчины, удобно примостившись за кухонным столом, принялись спокойно обсуждать свои, не предназначенные для чужих ушей, проблемы.

— Значит, так… Сегодня звонил Поскребышев, — начал Алексей Иванович, время от времени похлебывая горячий ароматный чаек. — И сообщил, что наш с тобой товарищ исключен из списка подозреваемых. — (Пребывавший уже в курсе о своей участи Борис при этом одобрительно кивнул головой.) — А вот его коллега — профессор Б… Полностью его фамилию называть мне запретили… Уже взят под стражу, скоро предателя ждет суд. В ходе следствия неопровержимо установлена его теснейшая связь с представителями американской дипмиссии, о недопустимости действий которой не единожды предупреждал Ярослав Иванович. Думаю, после ареста их агента у господ империалистов хватит ума, чтобы впредь не устраивать подобные провокации. Хотя бы в ближайшее время. Пока все уляжется-утихнет. Поэтому охрану мы с вас временно снимаем.

— Согласен! — довольно кивнул Ярослав.

— Времени у нас в обрез, — пропустив мимо ушей его очередную репризу, как ни в чем не бывало, продолжил комиссар. — В любую минуту ты должен быть готовым к выезду в Северную столицу.

— Понял!

— А теперь предоставим слово товарищу Рыбакову. Так сказать, для оглашения последних напутствий перед долгой дорогой.

— Не последних, а с крайних или заключительных, — отчего-то разволновался и даже побледнел потомок знатных староверов, которого до этого момента никто и никогда не мог обвинить в приверженности ко всяким буржуазным предрассудкам.

— Считаю это преждевременным, — как всегда спокойно и рассудительно оценил ситуацию Ярослав. — Несколько дней у нас в запасе по-любому еще есть. Так что попрошу Бориса Александровича изложить свои наставления чуть позже, так сказать в последний момент, фактически накануне… — Он еще раз пристально взглянул на своего куратора (мол, а не передумал ли ты, друже?) и, заметив шальные искорки в его глазах, загорающиеся, когда все идет по плану, выдохнул: — Отплытия.

— Договорились! — через стол протянул крепкую мужицкую ладонь Рыбаков, удобно расположившийся напротив Плечова.

Спустя неделю позвонил Копытцев и как бы невзначай сообщил:

— Послезавтра в шесть утра…

Именно такая фраза по задумке руководства должна была служить сигналом к началу активной фазы спецоперации, главным действующим лицом в которой всезнающее и всевидящее начальство определило одного из самых тайных агентов НКВД.

Сам Плечов давно был готов к выполнению сложного задания "на все сто".

Изучил научную базу. Собрал вещи. Успокоил супругу. Предупредил об очередном длительном отсутствии успевших привыкнуть к отцовской опеке детишек.

Осталось только получить наставления от всезнайки Рыбакова. Последние? Крайние? Как ни называй, их суть от этого не изменится.

Встретиться условились во все той же "каморке". 23 сентября в 13.00.

Борис, как всегда, был пунктуален, свеж, раскован. Его суждения — предельно точны и железно (как говорил он сам) аргументированы.

— Значит, так… Смотри, — без долгих предисловий завел любимую песню археолог, одновременно раскладывая на столе несколько карт, рисунков и схем, на которые он предполагал ссылаться во время заключительного инструктажа. — Вот здесь, — он указал на самый верхний, а, значит, и главный в этой истории листок, — вся иерархия старейшего в мире ордена Святого Ионна Иерусалимского, сегодня больше известного как Мальтийский. От первых дней существования до современности.

— Ты сам составил эту схему? — Зрачки Ярослава увеличились в размерах не столько от царящей в "каморке" темноты, сколько от удивления.

("Да уж… Усердия, выносливости, работоспособности этому талантливому парню явно не занимать".)

— А то кто же? — подтвердил его догадку исследователь русской старины, прежде чем пуститься в дальнейший экскурс по исторической колее. — Пропустим дни его становления и начнем с далекого одна тысяча семьсот девяносто восьмого года.

— Чего вдруг? — процедил через зубы тайный агент, которому, если честно, вся эта чертовщина давно и откровенно надоела — до… чертиков!

— Ты не бурчи. А слушай, что умные люди говорят, — по-своему отреагировал на его возмущение Борис Александрович. — Если помнишь, именно в то время российский император Павел Первый, между прочим — сын самой Екатерины Второй и Петра Третьего, — получил титул Великого магистра этого рыцарского ордена.

— Серьезно?

Из синих глаз Плечова, моментально расширившихся из-за аномального наличия в речи оппонента свежих, совершенно сенсационных фактов, которые надобно оперативно переварить, казалось, вот-вот брызнут искры.

— А то! — оседлавший любимого конька профессор был неудержим. Холеное лицо исказила до неузнаваемости какая-то непонятная, точно потусторонняя, гримаса, лоб покрылся испариной, мгновенно заполнившей глубокие морщины, даже волосы на голове приподнялись и, казалось, начали шевелиться в такт его мыслям. — Как раз тогда Мальта без боя сдалась Наполеону, и российский самодержец решил взять под свою опеку бежавших за кордон госпитальеров, многие из которых нашли приют в знаменитом Воронцовском дворце[6]. Тогда же на официальном гербе России появилось изображение рыцарского креста, а самой Мальте было обещано всестороннее покровительство со стороны одной из самых могущественных империй.