Герман Недошивин
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ ФЕДОТОВ (1815—1852)
Москва 1945 Ленинград
Издательство "Искусство"
Массовая библиотека "Искусство"
Недошивин Г.А. Павел Андреевич Федотов (1815-1852). — М. ; Л. : Искусство, 1945. — 36 с. : ил. — (Массовая библиотека "Искусство").
***
Павел Андреевич Федотов — родоначальник новой эпохи русской живописи. Великий критик В. В. Стасов, оценивая значение Федотова в русском искусстве, указывал, что творчество его положило начало национальному бытовому жанру «передвижников», что впервые в маленьких полотнах Федотова русское общество увидело свою ничем не прикрашенную жизнь, рассказанную искренно, правдиво, безыскусственно и удивительно ярко.
Краткая жизнь Федотова, хотя и проведенная в борьбе с суровыми обстоятельствами, прекрасна своей целеустремленностью и своим высоким человеческим смыслом. Каждая картина Федотова, каждый листок его альбомов, каждый клочок бумаги, на котором набросал он какой-либо рисунок, — драгоценный документ, раскрывающий перед нами светлый образ художника, благородного своей любовью к человечеству, своим неутомимым желанием добра и правды, страстною жаждой жизни. И этими своими качествами Федотов — глубоко русский художник, ибо именно русскому искусству свойственен живой дух служения народу, где нравственная чистота прожитой жизни ценится выше прекрасной линии и где линия поэтому тем более прекрасна.
Страницы биографии Федотова скромны, как внешне скромна была жизнь художника. Он родился в 1815 году в Москве в семье мелкого чиновника, отставного военного, который провел много лет в екатерининских походах. Впечатления раннего детства — московское захолустье, множество «людей простых, не углаженных светской жизнью», окружавших ребенка, незатейливый, суровый в своей бедности быт — сыграли большую роль в формировании душевного облика будущего художника. Это была добрая закваска, приучавшая видеть жизнь всерьез, пристально всматриваться в людей и во все разнообразные, хотя и неказистые повседневные мелочи. Сам он рассказывал впоследствии о своем детстве: «Представители разных сословий встречались на каждом шагу... Все, что вы видите на моих картинах (кроме офицеров, гвардейских солдат и нарядных дам), было видено и даже отчасти обсуждено во время моего детства... Сила детских впечатлений, запас наблюдений, сделанных мною при самом начале моей жизни, составляют, если будет позволено так выразиться, основной фонд моего дарования».
Отец хотел видеть сына офицером. В 1826 году Павел Федотов был отдан учиться в Московский кадетский корпус. Здесь обнаружил он незаурядные успехи в науках и в 1833 году окончил корпус первым.
Молодой офицер в чине прапорщика уезжает служить в Петербург в лейб-гвардии Финляндский полк.
Десять лет провел Федотов в полку. Он сошелся со своими товарищами офицерами, и они полюбили его. Честный, прямой, веселый, изобретательный, он стал желанным участником дружеских собраний. Он пел, сочинял стихи, а иногда брался за карандаш, чтобы набросать забавную карикатуру на кого-либо из начальников или сотоварищей или зарисовать чей-нибудь портрет. Так с пустяков началась художественная деятельность Федотова. Его наблюдательный и верный глаз легко схватывал характерное, а его юмор помогал ему улавливать забавное. И карандаш будущего художника чертил веселые шутки, иногда, впрочем, попадавшие не в бровь, а в глаз кому-либо из сослуживцев.
Особенно много насмешек было над солдатской муштрой тех лет, омраченных зловещей фигурой Аракчеева. Вот грузный офицер, сняв кивер, командует высокому сухопарому солдату в длинных усах: «Налево кру...». Великолепно переданы и сосредоточенная, напряженная фигура несчастного солдата, которому никак не удается добиться требуемой четкости маневра, и облик запыхавшегося толстяка-офицера. Или вот лист, на котором четыре раза повторена одна и та же фигура длинного, немного нелепого офицера в очках, измученного бесконечными эволюциями на плацу. Надписи поясняют изображенное. «Это ужасно, пятая рота!.. Носки потеряла!.. Пятая!!» Вот этот офицер, захлопотавшийся с пятой ротой — шаг на месте — размахивает в такт руками. «Суетливо!.. Спокойствия нет!..» — поясняет надпись. Вот он же, поднявшись на носки, поджав локти, подняв голову, всем телом стараясь придать наглядность своим словам, кричит: «Морды выше!» Далее офицер почти умоляющим жестом протягивает вперед руки: «Где нога?..» И, наконец, шатаясь от усталости, вытирая пот со лба, восклицает: «Это ужасно!!!»
Хотел того Федотов или не хотел, подобные шутки уже толкали на размышления и переставали быть безобидными.
Рисование развивало природную одаренность Федотова. Он видел множество характерных, выразительных сцен и фигур и спешил закрепить их на бумаге. Так, наряду с карикатурами, появляются и первые наброски бытовых сценок, главным образом, из солдатской жизни, сделанные с той же острой наблюдательностью и юмором. Пробует будущий художник свои силы и в портрете. Портреты ему удаются, сходство получается большое. Товарищи, которых он рисует и которым раздает свои зарисовки, остаются очень довольны. Федотов решается попытать свои силы в более сложных композициях. В 1837 году он делает акварель с несколькими десятками фигур «Встреча в лагере л.-гв. Финляндского полка великого князя Михаила Павловича». В художественном отношении акварель эта еще очень слаба. Федотов хотел дать лишь коллективный портрет своих товарищей по полку вместе с великим князем — задача, которую теперь выполняют большие групповые фотографии. Но лица вышли очень похожи, акварель понравилась.
Встреча в лагере лейб-гвардии Финляндского полка великого князя Михаила Павловича 8 июля 1837 г.
В это время Федотов в свободные дни стал ходить учиться рисовать в вечерние классы при Академии художеств, находившейся по соседству с казармами его полка. Тут получал он более основательные профессиональные знания и навыки, вооружавшие его глаз, от природы проницательный и острый.
Как далеко ушел Федотов в мастерстве, показывает сравнение «Встречи» с акварелью 1840 года «Игроки». Это тоже групповой портрет товарищей Федотова по полку. Здесь около десятка фигур вокруг ломберного стола. Но как непринужденно и свободно расположены эти фигуры, насколько разнообразно характерны все портреты! Как много тонкости в передаче поз, жестов, выражений лиц! Будущий мастер чувствуется совершенно ясно. Надуманная искусственность композиции «Встречи» сменилась здесь жизненной простотой и непосредственностью. Наступало время, когда рисовальные забавы офицера — зарисовки, карикатуры, портреты — должны были приобрести и более серьезный жизненный смысл для автора и более глубокое содержание. Гений Федотова властно заявлял свои права.
Этот перелом невозможен был без большого внутреннего идейного роста. Вместе с ростом мастерства шло развитие умственного и нравственного облика художника.
Федотову не чужды были политические интересы своего времени, он читал передовые журналы и немало думал об окружающей его действительности.
Параллельно шло и расширение художественного кругозора, позволявшее Федотову с большой чуткостью и глубиной воспринимать искусство в самых различных его проявлениях: он восхищался Гомером и преклонялся перед Лермонтовым. «С некоторых пор, — вспоминал впоследствии художник, — я начал сознавать всей душою, что всякий художник нового периода не может жить без чтения». О живописи и говорить нечего. Эрмитаж он знал превосходно и особенно любил старинных голландских мастеров бытового жанра — наивных и наблюдательных нравоописателей своей эпохи. Знал он и зарубежных рисовальщиков — французских и английских, а постоянные посещения академии и дружба с несколькими молодыми художниками делали его вполне осведомленным в петербургской художественной жизни.