У него, безусловно, будет радостное настроение интересно отдохнувшего человека, а она вдруг возьми и срази его новостью о предстоящем замужестве… Нет, только не сегодня. Надо сказать редактору, что она должна подумать. Нет, не отказать совсем – не надо даже, чтобы он так мог подумать… Ведь она имеет право обдумать его предложение. Это даже так положено. А то подумает, что она только и ждет, пока он позовет ее замуж. Женщина имеет право поломаться, мужчины такое даже любят… Макс должен узнать об этом позже. Не сегодня и даже не через неделю. Он должен вернуться к своей обычной жизни. Пусть бы и новое дело появилось. Тогда ее новость не будет столь разящей на фоне новых забот. А если появится новое дело? Тогда она должна будет помогать. Просто замкнутый круг…

Поток ее сознания еще долго бы терзал душу, если бы не был прерван внезапным появлением главного редактора. Тот бесшумно подошел к столу и некоторое время молча смотрел на Мартину, боясь нарушить – так ему показалось – ее сон. Наконец, он легонько покашлял, и Мартина резко подняла голову. Краска залила лицо, и она быстро проговорила:

– Извините, господин редактор. Я не сплю.

Главный редактор почти извиняющимся голосом сказал:

– Я даже и не думал ничего такого, Мартина. Может быть, вы больны?

– Все в порядке, господин редактор. Просто устала от всяких дум.

Не представляя, какие думы одолевают сотрудницу, главный редактор так же бесшумно удалился, посчитав, что будет верхом неприличия отчитывать возможную будущую супругу в день, когда он только сделал ей предложение.

3

В свои пятьдесят восемь Лео Фишер достиг предела, к которому стремился с самых юных лет. Нельзя сказать, что этот предел Лео назначил себе исключительно самостоятельно. Перед глазами всегда был пример отца, который (по его рассказам) с детства хотел иметь фирму по производству мясопродуктов и постепенно этого добился. Отец был сначала учеником у деревенского забойщика свиней, где скрупулезно постигал разделку свиных туш, потом поступил на работу в мясную лавку, где торговал уже не только свиным мясом, но и мясом другого домашнего скота. Когда хозяин мясной лавки умер, экономный отец смог договориться с его родственниками и выкупил лавку, став таким образом хозяином. Торговля росла, но Фишер старший не находил удовлетворения в простой торговле мясом. Ведь здесь почти нет творческого начала, а ему хотелось из этого мяса делать оригинальные продукты. Он выкупил у коммуны, в которой жил, небольшое заброшенное здание, где и основал производственную фирму "Фишер – Мясопродукты". Фишер старший мечтал, что его дело подхватит сын Лео, но последний с детства возненавидел всю эту околомясную возню, терпеть не мог этот запах в цехах отцовской фабрики и поклялся, что ноги его там не будет. Мясо он предпочитал только в готовом виде и с удовольствием поедал свиную рульку, приготовленную матерью. От отца Лео Фишер перенял лишь жизненный принцип – от простого к сложному. И совсем не важно, будет ли это колбаса, сделанная, например, из тушки кролика, или какой-то иной продукт, сделанный из сырья совсем другой природы. Вторым принципом, взятым от Фишера старшего, стало стремление быть самостоятельным и независимым, а это – считал он – возможно только, если ты имеешь собственную фирму. В школе он учился неплохо, с математикой дружил, в частности, с ее разделом под названием геометрия. Углы, линии, отрезки – думал он часто – определяют формы, например, вот этого здания. Когда возле крохотного городка, где жил Лео, строили какое-то производственное здание, он часами торчал там и наблюдал, как механизмы и руки человека создают новую форму, у которой есть углы, линии и размеры. Чистая геометрия – думал Лео.

Он поступил в технический университет и стал строителем. И сразу же начал осуществлять свою юношескую мечту – создание собственной строительной фирмы. И вот сегодня она у него была. К слову сказать, одна из лучших во Франкфурте. Производственные обороты достигли внушительных размеров, и Лео просто купался в деньгах. Фирма обросла солидным штатом сотрудников и строительных рабочих. Лео выигрывал многочисленные подряды на проведение строительных работ. Название фирмы "Строительная компания Лео Фишер" мелькало в каждой рекламе, размещенной в представительных газетах.

Не везло Лео только в одном. У него не складывалась семья, не было детей. Многие его университетские приятели имели уже даже внуков. О таком Лео давно не мечтал. Пределом его семейных мечтаний стало простое желание заиметь нормальную жену. Надо сказать, что у него уже были жены; даже целых три. Все эти жены давно исчезли из его жизни – он уже не мог даже восстановить в памяти их имена в хронологическом порядке.

Лео сидел в своем кабинете в центральном офисе фирмы и анализировал прошлый семейный опыт. Он искал то общее во всех его прежних браках, что могло послужить причиной развода. После долгих раздумий он остановился на двух: все его прежние жены необычайно любили деньги и были очень молодыми по сравнению с ним. Денег-то у него хватало, но – тут он должен был признаться самому себе – Лео был скуповат. Он не считал, что деньги, заработанные скрупулезным трудом и рациональным расчетом, можно бездумно развозить по курортам или оставлять в бутиках, владельцы которых ни черта не делают, а за каждую рюшку гребут "швайнегельд."¹⁾ При рассмотрении второй причины, связанной с молодостью бывших жен, Лео пришел к выводу, что она определяла первую: именно молодость рождала их неуемную страсть тратить деньги. Он допускал, что деньги обожают все женщины, но зрелая немецкая жена никогда не позволит пускать по ветру заработанные тяжким трудом сбережения мужа. Получалось, что надо искать зрелую практичную жену, но он так любил молоденьких, их гладкую кожу, их формы, которые еще имели форму, что никак не мог отказаться от молодости в пользу зрелости. Вот и четыре месяца назад он совершил прежнюю ошибку. Он женился в четвертый раз, и его новой избраннице было двадцать пять. Пока он еще не понимал, насколько расточительна новая жена. Он, вообще говоря, и плохо представлял ее прошлую жизнь (хотя какой там жизненный опыт всего-то за двадцать пять лет; при этом он слышал от знакомых, что многие нынешние дамочки и в этом возрасте еще как опытны). Он просто без памяти влюбился. С Моникой у него возникла новая для него семейная проблема. Он целыми днями работал, а когда возвращался домой, то частенько Моника не встречала его у порога с заготовленным поцелуем, а приходила поздно вечером, причем неохотно отвечала на его расспросы, ссылаясь на встречу со старой подругой или еще на что-нибудь маловразумительное. Он смотрел в ее глаза, пытаясь найти там объяснение, но чаще наталкивался на пустоту и глубоко спрятанную тревогу. Постепенно в сердце Лео Фишера поселилось сомнение. Четвертая жена – и снова что-то не так. Он стал подумывать, не завела ли она себе любовника. Себя он находил еще вполне бодрым и сексуально активным, но в то же время понимал, что двадцать пять и пятьдесят восемь в биологическом смысле достаточно разнящиеся величины. Но он не хотел ее ни с кем делить, а других причин расстаться пока не было. Когда она была дома, вела себя как вполне приличная жена. Она еще не заводила разговоры о поездке на Канары и не просила свозить ее в новый открывшийся бутик на Кайзерштрассе. Автомобиль он ей предоставил, денег на мелкие расходы давал достаточно. В постели она была очень ласкова. Но обнимая ее, он все чаще представлял, как это делает какой-нибудь двадцатипятилетний молодчик и как его Моника стонет в его объятиях. В такие минуты он даже выскакивал из постели и бежал в холл их хорошего дома, где долго и нервно курил, потом как побитый щенок возвращался в постель и уже до утра не мог ее больше любить. Она же безмятежно спала, не замечая, как тяжело вздыхает и шумно ворочается ее немолодой супруг. Утром Лео вставал с мешками под глазами и хмурым тупым взглядом. Чтобы как-то вернуться к действительности, шел в кухню и заваривал крепкий       кофе. Он медленно пил его здесь же и думал, думал…