А что я вам ещё должна сказать? Откуда мне знать, что́ вы хотите услышать.

Об убийстве хотите услышать? Так включите телевизор — такого наслушаетесь!

Опять не по теме! Ну извините, я ваших тем не знаю. Только вы не нервничайте, а то я тоже нервничать начну. А я и не пугаю, просто нервы — заразны. Как грипп.

Да, я уже сказала вам, что видела этого вашего потерпевшего. Я в окно смотрела, на бабушек-торговок. Гляжу, помидоры продают, голубые… Да, да, пошла. И видела поэтому. Можно сказать, бок о бок с преступлением и прошла.

Да, сам момент убийства видела, хотя лучше бы отвёл нечистый от такого зрелища. Ну как было — страшно было. Мальчонка этот как прыгнул ему на спину-то… Потерпевшему вашему, кому же ещё, синему этому, помидору. Прыгнул ему на спину и… Да обычный мальчишка, лет девяти-десяти. Бледненький такой весь. Сиротинушка, видать, потому что голодный был, что твой волк. Я догадываюсь, что у вас нет волка, милиционер. Это выражение такое — «твой». Вы бы уже занялись русским языком-то, что ли. Ну так я и рассказываю, не нервничайте пожалуйста, нервы заразны, как грипп.

Вот он прыгнул ему на спину, потерпевшему-то, да в мгновение ока горло-то ему и перегрыз. Да обыкновенно. Да, перегрыз. А потерпевший — ничего. Упал. И умер. Нет, раньше я его не видела никогда и не знаю ни фамилии, ни отчества.

Шестой свидетель

Что я могу сказать по делу? Много чего могу сказать, товарищ капитан. Но не буду. Да нет, я не отказываюсь давать показания, вы не так поняли. Просто надоела уже вся эта говорильня, знаете. Говорим, говорим, говорим, а никто при этом ничего не делает. Да ни на что я не намекаю, о чём вы говорите! Просто смотрю на страну и ужасаюсь: все говорят. А дело делать — некому.

Конечно давайте ближе к теме, я давно готов и жду, когда же вы наконец приступите к делу, когда же, наконец, наша милиция-полиция начнёт… Что? Ну так спрашивайте. Запах? Какой запах? Это и есть ваш вопрос? Ну, с такими вопросами мы никогда не поднимем страну из могилы. Такой запах и будет от неё во веки вечные.

Ну, убили и убили, ничего особенного. Меня тоже уже раз восемь убивали, и ничего, привык. И вас когда-нибудь убьют, и тоже привыкнете.

Вот только голос на меня повышать не надо, я вам не преступник, не Кирпич какой-нибудь. И вы не Глеб Жиглов и Володя Шарапов.

Видел, да. И убийцу видел, конечно. Хорошо, попробую рассказать… Как у вас мозги пахнут, капитан!.. А? Да ничего я.

Иду, значит, я по перрону… Вышел землицы собрать. У меня, знаете ли, хобби такое редкое — я землю собираю из разных мест, где побывал. С кладбищ, откуда же. Я вам из моей коллекции о любом месте расскажу, определю по запаху землицы, сколько лет кладбищу, сколько людей оно через себя пропустило, когда свеженького хоронили. Ха-ха, да, забавное хобби такое, говорю же вам.

Ну вот, иду по перрону, а навстречу мне — женщина из нашего вагона. Идёт с пакетиком ягоды в руках, губы от черешни алые, будто в крови. Идёт себе, и я иду.

Тут раздаётся вдруг дикий крик. Из тепловоза выпрыгивает машинист и — к ней, к женщине этой. Хватает её за горло, бросает на землю и начинает бить её головой об рельсы и кричать «Ты проснулась! Тварь! Зачем ты проснулась?!»

Долго он так её колошматил. У дамы скоро от головы одна причёска только и осталась в руках у него, у машиниста, а остальное всё — в кашу.

Тут откуда-то ваши сотрудники взялись. Один из них — ни слова, ни пол-слова — пистолет достал и — пух! В машиниста. Навылет. Кровища хлестанула так, что у вагона окна забрызгало. Много было крови. Половина поезда сбежалась, кто с чем: со стаканами, с тарелками, банками, ножами. Я когда обратно с кладбища шёл, дамы уже и след простыл (правда, причёска так и осталась на шпалах), а от машиниста ещё нога оставалась, так её два бомжа распиливали. У них ещё пила была тупая, видать, так они всё ругались-матерились. Бомжи… Уничтожать надо эту нечисть, стирать с лица девы России как ненужный макияж!

Нет, лично я пострадавшую не знал и раньше никогда не видел и ничего о ней мне неизвестно.

Вот, капитан, смотрите, у меня тут, в платочке, землица… Чувствуете какой запах? Да не бледнейте вы, капитан.

Седьмой свидетель

Я ничего не знаю, я спал, поэтому спрашивать меня бесполезно…

А я вам говорю, что ничего не знаю…

А я вам ещё раз повторяю, что… Да спрашивайте на здоровье, только не требуйте, чтобы я сказал вам то, чего не знаю.

А я ничего не знаю. Да, вообще…

Нет, этого я не знаю…

И этого я не знаю тоже…

Ну и что, что я машинист поезда. Что ж теперь, я не имею права спать и ничего не знать?

Чернореченск этот город называется.

Не знаю, откуда он взялся — построили, наверное. Их, городов-то, по Руси знаете сколько расшмётано, я характерные особенности каждого города знать не могу. Откуда мне знать, когда его построили. Послушайте, майор, вы уже спроси́те что-нибудь, на что я ответить могу.

Нет, никакого убийства я не видел. Если только во сне.

Слушайте, а сон-то мой вам на что сподобился?.. А-а, вещдок… Ну, тогда — да, видел убийства. Но — во сне, учтите.

Да нечего там особо рассказывать, да и помню я плохо — обрывки одни.

В общем, там много чего было… Сначала зарезали мужика какого-то. Потом баба застрелила мужика, который зарезал того, первого. Потом мужик какой-то, с топором явился и давай махать… Берсеркер прям. Потом ещё пацан такой страшный кого-то загрыз… А? Какие записи? Ничего я не слышал, не знаю. Про сговор мне вешать не надо, майор, не было никакого сговора. Я тебе говорю: сон мне снился. Да ладно, не надо меня на понт брать, я ж не мальчик, я свои права знаю.

Чего?… Да, были бомжи. Пилили ногу, а ты откуда знаешь, майор?

Это который землю с кладбища тащил? Да, был такой. Он бабу одну об рельсы убил.

Странно…

А про поезд знаешь? Нет? Ну, хоть это хорошо, а то я уж думал, ты весь мой сон видел вместе со мной.

Поезд-то?.. Да ничего. Задушил просто. Кого, кого — всех. Весь город Чернореченск. Обвился вокруг него и задушил. Он же у меня — змий вековечный.

Из материалов дела

Лист № 19. Рапорт сотрудника ОВД

Докладываю, что –28.06.2013 года я, полицейский ВППСП при ЛОВДТ г. Рябынь, сержант полиции Ремезов В. С. совместно со ст. сержантом Гордиенко А. Н. нёс службу по ООП на территории станции Рябынь Пассажирская.

В 09:44, получив от дежурного по ЛОВДТ ориентировку о прибытии поезда № 3902 Москва—Бородичи, мы проследовали к посадочной платформе для обеспечения общественного порядка при посадке-высадке пассажиров.

Прибыв к поезду, он уже подошёл и стоял у платформы, и возле было много лиц занимавшихся незаконной торговлей с рук как то: горе-ягодой, брысью, безпоминками и другими запрещёнными товарами. Данные лица так же охмуряли пассажиров пением хорала Агнессы Истомницы с призыванием душеглодов, что тем самым нарушали общественный порядок и узаконенные нормы нравственности.

Подойдя к ним и сделав замечание, чтобы они прекратили нарушать ООП, они не реагировали. Тогда мы со ст. сержантом Гордиенко выбрали нескольких наиболее активных в количестве четырёх шапок для задержания.

Ой ты, гой еси, буй тур Всеволодушка, — сказал мне ст. сержант Гордиенко, — исполать тебе, детинушка! Ты бери-ка их под белы рученьки да веди-ка в отделение.

На что я повёл данных задержанных, а ст. сержант Гордиенко остался обеспечивать ООП.

По дороге в отделение данные задержанные применили попытку оказать активное психофизическое неповиновение представителю власти, что выразилось в насылании на меня морока бледного, призывании бесов хаоса, пискунов и жоглов, а также в учинении иных препятствий для осуществления мною моих должностных обязанностей.

Тогда я, согласно должностной инструкции, трижды осенил себя крестным знамением и, трижды же переплюнув через левое плечо, велел бесам: «Изыди!». Далее мною было применено табельное оружие, используя стрелы с серебряными наконечниками в отношении данных призванных пискунов и жоглов, на что они прекратились.