Он даже не обернулся, пока мастер сам не окликнул его.

— Ну, идет дело?

— Идет, — сказал Балинт. Он стоял прямо и не опирался на крюк.

— До девяти утра продержишься?

Балинт отвел глаза.

— Продержусь.

— Вот и ладно, — кивнул мастер. — Но в три часа опять заступать.

— Заступлю, — ответил Балинт, не подымая глаз.

Мастер кивнул опять.

— Поглядим. Зовут-то как?

— Балинт Кёпе.

— Ну-ну, — буркнул мастер.

На руке у него покачивалась коричневая плетеная корзинка: всем работавшим в ночной смене полагалось из нее по полкило хлеба и четверть кило колбасы. Десять минут спустя сменили всех, дядю Йожи в том числе. Балинт остался на своем месте.

— Продержишься? — спросил Йожи. Мальчик молча кивнул. — Не знаю, какая муха старика укусила, — сумрачно проговорил Йожи. — Совсем ухайдакать тебя хочет, что ли? И сменщик вовремя явился — так нет, он отослал его с каким-то поручением! Может, сказать, чтоб отпустил тебя?

— Не надо.

— Оно-то и лучше, — рассудил Йожи. — Как знать, заикнись я про это, он тебя и выставит. Ну, а выдюжишь еще четыре часа, тогда уж место за тобой.

Мальчик кивнул. — Ладно, ничего.

Он присел на перекладину, поджал ноги. Если хорошенько использовать свободные промежутки между вагонетками, давая двух-трехминутный отдых рукам, ногам, пояснице, если дышать глубоко и ровно, работаться будет легче. Теперь он не боялся, что уснет сидя, его уже не клонило в сон, только глаза горели и стучало в висках. Ничего, черт возьми, выдержу, думал он, чтоб я да не выдержал, ну не-ет! Балинт коротко, негромко свистнул — радуясь, что решение принято, и подбадривая себя, чтобы выполнить его.

— И опять фальшивишь! — услышал он за спиной голос долговязого парня.

Балинт обернулся. Парень все еще был в спецовке, в деревянных башмаках, руки по-прежнему держал в карманах. — Так как же зовут тебя? — спросил он.

— Я уже говорил, — в упор глядя на парня, сказал Балинт.

— Ты это серьезно?

— Серьезно. — Парень ухмыльнулся: — Не беда!

— Конечно, не беда!

— Главное, чтобы ты был доволен собой. — Долговязый парень по-прежнему ухмылялся. — Такие-то раньше всех спотыкаются.

Балинт невольно провел ладонью по горящим глазам. — Может, и так.

— Ты не идешь? — спросил парень. — Если угостишь фречем, выложу тебе все здешние фокусы. Их стоит знать.

— Не иду… Денег нет, и вообще надо еще остаться.

— Зачем это?

— До девяти буду вкалывать, — сказал Балинт.

Парень метнул на него глазом и вытянул губы трубочкой, словно собрался свистнуть.

— Ах, вот ты что за птица! — протянул он и, вскинув брови, насмешливо покачал круглой, стриженной под машинку головой. — Так сразу и начинаешь? Ну, приобретеньице для завода — первый сорт!

— Чего тебе надо?

— Не любят у нас выскочек, — заявил парень презрительно.

Балинт оторопел. — О чем ты? — Не понимаешь? — ехидно протянул парень. — Так-таки и не понимаешь?

Балинт оглянулся на кран: он уже подымал из теплой ванны очередную вагонетку. Балинт встал, распрямил поясницу. — Мы поговорим еще, идет? Попозже, — сказал он тихо, глядя в черные глаза парня. Но тут же с неприязнью отвернулся: эта физиономия вызывала у него инстинктивное отвращение, такое же, как не принимаемая организмом пища. — Э, нет, приятель, с тобой я не играю, — услышал он за спиной его тягучий, резковатый голос.

Балинт работал, сцепив зубы, постоянно ощущая пульсацию в висках; до восьми все шло гладко: иногда он сбивался с дыхания, однажды икры ног свело судорогой, но в остальном работалось нормально. После восьми у него вдруг пошла носом кровь. На помосте оставалось всего пять-шесть ледяных глыб, крохотные алые пятнышки стыли на сверкающей белой поверхности льда, как уснувшие-божьи коровки.

Нужно было продержаться еще час, дотянуть во что бы то ни стало. Бросить сейчас. — означало поставить под удар все, достигнутое за ночь. К счастью, у него оказался носовой платок, и даже не слишком грязный; Балинт разодрал его на клочки и стал запихивать в ноздри. Первые две тряпицы тут же пропитались кровью.

— Что с тобой? — спросил новый крановщик, дядя Иштенеш, молчаливый хмурый человек лет пятидесяти.

— Ничего, — отозвался мальчик. — Из носа кровь идет.

— Тогда кончай работать! Мы кликнем кого-нибудь на твое место.

— Спасибо, не надо! — испугался Балинт. — Сколько уж там остается! Дотяну как-нибудь.

— Еще час до конца.

— Ничего, — улыбнулся Балинт.

— Уж очень ты бледный, сынок, — покачал головой крановщик. — Брось лучше, слышишь? — Вы не беспокойтесь, дяденька, — все так же улыбаясь, проговорил Балинт, — не впервой у меня кровь носом идет, пойдет, пойдет, да и перестанет. Про это и говорить не стоит.

В девять часов его сменили. Позади заводского здания была конюшня, Балинт притащил в угол охапку соломы, сбросил ботинки и лег, попросив механика разбудить его без четверти три. Сон сморил его мгновенно, не дал времени даже порадоваться.

Когда первая ночь, самое большое и трудное испытание, оказалась позади, Балинта подхватило легкое радостное чувство и понесло его, без остановок и помех, до самой субботней получки. Он работал по шестнадцать часов в день, остальные восемь часов спал. На поездки домой времени не было, после смены он шел в конюшню и падал на свое соломенное ложе; к началу работы механик будил его. Он спал глубоко, без сновидений, а разбуженный, сразу вскакивал на ноги, с улыбкой возвращаясь в реальный мир. Балог, старый бездетный механик, иной раз по пять минут простаивал над спящим: не хватало духу потревожить, замутить эту разгладившуюся, беззаботную во сне физиономию, с отчаянной доверчивостью улыбавшуюся ему с закрытыми глазами.

— Эй, слышь, постреленок, — ворчливо говорил наконец механик, пальцем нажимая кнопку вздернутого мальчишечьего носа, — вставать пора, крыша горит, сборщики налога вот-вот нагрянут!

Балинт открывал глаза. — Я здесь.

— То-то и оно, что все еще здесь, а не там, — ворчал механик.

В субботний полдень Балинт вместе с дядей Йожи пошел за получкой. Господин инженер Рознер производил выплату лично. — А ваша милость как сюда попала, позвольте вас спросить? — с видом полного недоумения спросил крошечный человечек. — Разве я не приказал возвращаться на киштарчайскую небокоптилку?

— Как же, господин инженер, приказали!

— Ну?

Балинт засмеялся. — А вчера, господин инженер, спросили, не хочу ли я лучше в конторе курьером бегать!

— Глупости! — закричал инженер, багровея. — Об этом не может быть речи, извольте возвращаться в Киштарчу! Увижу еще раз, жандармов призову, они доставят куда следует!

— Вот и ладно! — воскликнул Балинт. — Так вы уж, господин инженер, вызывайте их назавтра, прямо к девяти вечера!

Выйдя за дверь, он потер пылавшие уши, которые инженер, притворись разгневанным, основательно надрал своими барсучьими крошками-лапками. Роль ребенка, на которую соскользнул Балинт, частью против воли, частью же из хитрости, казалась ему унизительной, но сейчас он об этом не думал: из него можно было веревки вить, так он был счастлив. Он вынул конверт из кармана.

— Вот так черт! — воскликнул он растерянно. — Тут, верно, какая-то ошибка!

— Сколько? — спросил Йожи.

Мальчик выложил деньги на ладонь. — Вот сколько! — пробормотал он, наморщив лоб. — Это как же так?

На ладони лежало пятьдесят семь пенгё, его семинедельное жалованье в Гёдёллё. Балинт пересчитал еще раз.

— Может, господин инженер ошибся?

— Ты погляди на конверт, — сказал Йожи, — там записано, сколько часов тебе насчитали… Девяносто два? Да сверхурочные за ночную смену! Нет, брат, все точно, как в аптеке.

Мальчик поглядел на дядю, потом боднул головой в воздухе, словно козел, подпрыгнул внезапно и припустил бегом что было мочи. На углу улицы Яс он остановился и бросился назад. Его лицо пылало, зубы, глаза сверкали, вокруг носа выступили росинки пота.