На лестнице мне снова встречается сосед снизу – толстый рыхлый человечек в потрепанной темной одежде.

Выступившая из полутьмы закутанная фигура его, кажется, испугала – он выронил ключи и даже отступил на шаг.

– Здравствуйте, – говорю.

Он кивает. Круглая голова вжата в плечи и это придает ему вид испуганный и одновременно опасный. Спускаюсь, и как раз в этот момент сосед опускается на корточки за ключами. Это быстрое движение на мгновенье отзывается страхом у меня в сердце – ему так удобно отсюда, снизу, броситься и укусить, захватывая зубами мягкую ткань брюк и бледную кожу под ними.

Не давая виду, ровным шагом прохожу мимо. Только тут я начинаю понимать неловкость момента – я умудрился оскорбить его. И пока я спускаюсь, терзаемый предчувствием грядущих последствий, сосед всё гремит и звенит ключами где-то надо мной. Звук спускается из темной высоты пролета, множась эхом, сливаясь в непрерывный болезненный звон. Я почти выбегаю из подъезда – с мыслью, что крысиный сосед умен и мстителен. Час от часу не легче.

Но мне быстро становится легче. Ветер небрежно треплет листву каштанов и гоняет волнистую рябь по лужам. А в ряби отражается солнце – красота!

Добираюсь до почты и машу через стекло девушке за стойкой. Той самой, что толковала мне про облачный фронт. Она сдержанно улыбается.

Сажусь на остановке и закуриваю. По блестящим рельсам, окруженным крохотными лужицами, прыгает одинокий воробей. Солнце светит в глаза. Мне так хорошо, что становится немного грустно – где-то далеко, за льдистым морем, осталась моя серая кошка Бастинда и осталась Мадлен, которым я поручил друг друга. Бастинде бы здесь понравилось.

Трамвай приходит нескоро, и я успеваю поболтать с почтовой девушкой. Она выходит ко мне с двумя чашками кофе в руках, а я скручиваю нам по папиросе.

– Вы извините, что я вам тогда сразу не объяснила, – говорит она, – Как-то не получилось сказать.

– Ничего,– говорю, – Какая разница?

– Я потом узнала, что был еще один корабль, капитана Оскара. Последний уходил. Могли бы успеть.

Я беспечно взмахнул рукой, – Я с ним разговаривал, он меня не взял. Ничего, мне здесь нравится.

– Да? – она смотрит на меня внимательно, с то ли сочувственным, то ли подозрительным выражением.

Потом улыбается, – Ну и хорошо.

Дальше сидим молча, попивая кофе и дымя папиросами.

Вам знакомо имя «Маседонио Фернандес»? – наконец спрашивает она.Нет.Уверены? Может , не отчетливое воспоминание, но ассоциации есть?Нет же, – говорю, – Кто это?Пока не знаю…– она помолчала, задумчиво померцала зелеными лисьими глазами, – Может, это вообще только имя.

Редакция «Еженедельного журнала» располагается в восточном пригороде, где я еще не был. Небольшие двухэтажные домики, герань в окнах, а под окнами – густые заросли мокрой сирени. Здесь уютно и пусто как в комнате, где мгновенье назад играли дети. Заходишь и видишь разбросанные игрушки, и занавеска на окне еще качается, но никого нет. Здесь те же приметы: красно-сине-желтый самокат у крыльца, спящий ровно посередине тротуара кот (я аккуратно его обхожу, он даже ухом не шевелит), воробьи, раскачивающиеся и чирикающие на многочисленных кормушках.

До редакции я добираюсь, свернув с улицы на самую настоящую тропинку, виляющую между удаленно стоящих домиков и густых сиреневых зарослей. Дорогу мне указывают привязанные к ветвям дощечки с нарисованными от руки стрелками.

Красный почтовый ящик на двери забит конвертами – небось, очередной выпуск похождений лунатиков. Я оглядываю себя в кстати попавшейся луже, немного растрепываю волосы и, довольный результатом, стучу в дверь.

В ответ приглушенно доносится тонкий девичий голос. Решив, что меня пригласили, захожу.

Внутри полутемно: лампа под плотным зеленым абажуром, а окна заполнены мокрой листвой. Прохожу к стойке из темного полированного дерева. Девушка за ней – белая блузка с накрахмаленным воротником, юбка в синюю клетку и короткие темные волосы, обрамляющие тонкие черты симпатичного и дерзкого мальчишки – встает мне на встречу.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Я хотел бы видеть Томаса Луни, – уверенно говорю я.

– Вы заранее договаривались о встрече?

– Нет. Я даже лично с ним незнаком. Но у меня есть эксклюзивная информация для журнала.

– Какого рода информация? – девушка смотрит бесстрастно и доброжелательно.

– Если возможно, я бы сначала поговорил о цене. Хотя бы в самых общих чертах.

– Хорошо, – она кивает и чиркает что-то в блокноте, – Подождите здесь.

И уходит по крошечной винтовой лесенке, спрятавшейся в темном углу между книжными шкафами. Я прислоняюсь к стойке и готовлюсь к ожиданию, но она тут же спускается.

– Пойдемте.

Лесенка приводит нас прямо кабинет. На полу ковер, вдоль стен узкие книжные стеллажи, за столом, спином к окну, сидит грузный человек.

Он слегка приподнимается и указывает на стул, – Садитесь.

Я сажусь, девушка, как часовой, встает слева от меня, вполоборота к редактору. От того, что она стоит, а мы сидим, мне становится неудобно. Да и вообще странно тут все устроено.

– Добрый день, – говорю. Вся моя лихость куда-то пропала. Еще и редактора толком не разглядеть, яркое голубое небо из окна светит ему в спину.

– Добрый день, – благодушно басит он и кивает.

– Представьтесь, – шипит мне девушка.

Я наконец беру себя в руки и говорю, – Меня зовут Артем Луниш. Я журналист и недавно прибыл в Город.

Томас делает легкое вопросительное движение, я останавливаюсь, но продолжения не следует.

У меня есть возможность, вернее, есть один очень интересный контакт… информатор. Иными словами, я могу вести расследование недавних пропаж детей. Думаю, читателям это было бы интересно.

Луни не реагирует никак. И я тороплюсь и почти сбиваюсь на просительный тон, – Тема волнующая. А полиция представляет свои отчеты крайне редко, да и то в очень скупых и туманных выражениях. «Еженедельный журнал» первым действительно расскажет о преступлениях.

Томас кряхтит, морщится и наконец выдавливает фразу, – Боюсь, это не очень соответствует редакционной политике и ожиданиям целевой аудитории «Еженедельного вестника». Мы – домашний журнал для домохозяек.

Выдав такую длинную тираду, он с облегчением откидывается на спинку кресла. Я, сраженный мощным канцеляризмом, тоже какое-то время молчу.

Затем осторожно говорю, – Редакционная политика это, конечно, ваше дело. Но вам не кажется, что немного остроты, волнующих переживаний – это как раз то, что хотели бы видеть домохозяйки?

Луни не реагирует никак. Если бы он только что не говорил, у меня было бы полное впечатление, что передо мной валун, случайно напоминающий силуэт человека.

– Можно было бы сделать это в форме детективного романа с продолжением, – говорю, – Из номера в номер. Только настоящего детектива! А у читателей появилось бы чувство сопричастности большому и сложному делу.

Томас никак не реагирует, зато отвечает мне девушка.

– А вам не кажется, что это опасно?

– Что? Почему? – нервно кошу на неё глазом. Обстановка здесь явно выводит меня из колеи. А за окнами этого логова – сиреневые сады, ну надо же.

– Похититель или похитители тоже могут читать наш журнал. Они будут предупреждены.

Томас в своем кресле важно кивает на эти слова.

– М-даа, – говорю. Это мне в голову не приходило, – Риск есть. Но можно все это тонко организовать. Так, чтобы одновременно давать читателям остросюжетное чтиво и не открывать действительно важную информацию.

– То есть симулировать расследование? – спрашивает девушка.

– Нет. Просто подавать его в художественной форме.

Наступает пауза, затем Томас неожиданно говорит «Ясно» и несколько раз кивает. Я смотрю, как он махает большой темной головой, окруженной голубым ореолом неба в окне и думаю, что скорее бы все это закончилось и я бы пошёл домой.