1

Старуха шла по обочине дороги. Она была стара, очень стара, настолько, что скорее казалась сказочным персонажем, нежели живым человеком, но уверенно и довольно быстро шла по пустынному шоссе. Шаркая разношенными ботинками явно с чужой ноги, обходила схваченные тонким ледком лужи, сноровисто стучала по кромке асфальта кривой самодельной клюкой. Она торопилась. Но останавливалась время от времени, замирала, глядя вдаль подслеповатыми глазами, к чему-то прислушивалась, кивала собственным мыслям, бормотала что-то неразборчиво. Иногда она попадала клюкой в блестящую ледяную лужицу, ломался с треском хрупкий лёд, старуха морщилась досадливо. Весна… Вроде бы и снег сошёл, ан нет, снова подморозило, серебром легла изморозь на острые клювики травы, засверкали на солнце затянутые льдом лужи. Ничего, к полудню распогодится, вот и ветер уже меняется…

Следом за старухой быстрой и бесшумной тенью кралась трёхцветная полосатая кошечка. Маленькая совсем – котёнок-подросток, любопытный и бесстрашный. Изредка старуха бросала на питомицу снисходительный взгляд, обращалась к ней, что-то рассказывала. Чувствовалось – котейка единственная собеседница старухи вот уже долгое время, слишком привычным выглядел разговор старухи с четвероногой спутницей.

Возле развилки старуха остановилась. Задумчиво убрала под платок выбившуюся седую прядь, тяжело опустилась на поваленное дерево, прислонила к стволу клюку. Кошечка тут же привычно прыгнула к ней на колени, принялась ластиться, бодая хозяйку круглой головой.

– Вот тут и подождём, Маруська, хозяев твоих будущих, – поглаживая неловкими руками шелковистую шкурку, бормотала старуха. – Не хочется? Страшно? Понимаю… Мне тоже вовсе не хочется делать то, что должна, и тоже страшно. Очень страшно… – она потрепала кошечку по ушам, почесала шейку, улыбнулась. – А тебе, лапа, дом новый нужен, и он у тебя будет, обещаю. Никто тебя в нём не обидит, ладно жить станешь. Со мной остаться хочешь? – Старуха снова почесала ластящуюся кошечку за ухом. – Нельзя со мной. Я и сама не знаю, что дальше будет. Стара я, Маруська, очень стара, на твой век жизни моей всяко не хватит. А по лесу бродить беспризорницей я тебе не позволю… Ну… иди, пересядь на брёвнышко, дело делать буду. Пора.

Из многочисленных складок одежды старуха достала чёрную свечу, утвердила её в подмороженной земле, подпалила фитиль вспыхнувшей спичкой, зашептала что-то быстрой скороговоркой. Сухонькие пальцы сжали тонкую веточку, застыли в тревожном ожидании.

Вдалеке показалась машина. Старуха закрыла глаза, будто так ей было лучше видно, забормотала что-то ещё быстрее. По мере приближения автомобиля, её голос всё нарастал, неразборчивые слова, произносимые речитативом, слились воедино, превратившись в невнятный вибрирующий гул. Вот приблизилась машина, старуха замерла на миг, прервав странный ритуал, и резко преломила веточку, зажатую в пальцах.

Автомобиль, будто повинуясь неслышимому приказу, сбросил скорость, съехал на обочину, с треском расколотив хрупкую наледь, и застыл.

– Ну что, Маруська, – тяжело опираясь на руку, поднялась с бревна старуха, – Пришёл наш черёд. Мне некому сказать будет, а ты, лапа, запомни: по принуждению делаю это, не по собственной воле. Не по-людски это, преступление, но иначе нельзя. Да что я… перед животиной неразумной оправдываться надумала… – Она дошла до автомобиля, открыла пассажирскую дверь.

Водитель и его женщина сидели, уставившись в одну точку, и ни на что не реагировали. Казалось, мужчина за рулём всё ещё ведёт автомобиль, его взгляд упирается в серую ленту выщербленного асфальта. Женщина безучастно смотрит в окно, думает о чём-то.

Старуха протянула руки, повозилась с пряжками и замками, вытащила из автомобильного детского кресла ребёнка – двухлетнего мальчугана, с любопытством уставившегося на неё внимательными чёрными глазами.

– Ну, Макар? – старуха крепко прижала его к себе, – Кричать не будешь?

Мальчик молчал. Сопел сосредоточенно и молчал, но на всякий случай старуха тихонько подула ему в лицо. Мальчик улыбнулся и, сладко зевнув, заснул. Старуха захлопнула дверь автомобиля и торопливо двинулась в обратный путь. С ребёнком на руках, но уже без кошки, Маруська благополучно укрылась под водительским сиденьем.

Старуха уходила быстро и шла уже не по обочине, спешила к лесу. Кто знает, сколько продлятся чары – она не могла рисковать, для неё жизненно необходимо доставить этого ребёнка до места назначения.

Она была уже далеко и не слышала, как полетел по лесу отчаянный женский крик: «Макар!»…, но почувствовала что-то, остановилась на мгновенье, прислушалась.

– Прости, Макарушка, так надо… – и поспешно зашагала дальше, забираясь по одной ей известным тропам всё дальше в лес.

А мальчик на её руках спокойно спал, чему-то улыбаясь во сне.

1870 год

Асенька шла по мокрому чужому лесу. Она спешила. Добраться до искомого места нужно так, чтобы успеть вернуться домой до темноты, чуть сумерки – и заблудится она, собьётся с едва заметной, вьющейся среди деревьев тропки, чего доброго в трясину попадёт. Но возвращаться нельзя, дело, отправившее её в путь, не терпит отлагательств.

Пустой лес казался враждебным. Теснились тени, пугали звуки – Асенька то и дело останавливалась, крутила головой, беспокойно прислушиваясь. То сухая ветка хрустнет под ногой, и замирает девочка, колотится от страха сердечко. То птица вырвется из кустов – снова остановка. Страшно. Жутко, но… маменька больна и единственный шанс спасти её – обратиться к ведьме. Она поможет, о ней, живущей в глухом лесу, ходят легенды. Половина из них, конечно, небылицы, которыми детишек непослушных пугают, но есть и другие, заставляющие верить в настоящие чудеса.

Асенька не боится сбиться с пути, всего-то и надо придерживаться края трясины, раскинувшейся за кромкой леса на многие вёрсты, боится девочка другого. Ну как зверь какой выскочит из леса, в этих местах, нехоженых, имеющих славу дурную, зверья дикого видимо-невидимо, да необычное тут зверьё, говорят, что ни волк, так оборотень, а медведи захаживают ну просто гигантские, и ещё кабаны размером едва ли не с корову, и лоси, цепляющие ветвистыми рогами пушистые облака… У страха глаза велики, да и деревенские байки дело своё сделали, вот и пугалась Асенька каждого шороха, даже шагов собственных, но упрямо шла вперёд, стараясь ступать босыми ногами как можно тише.

Ей всё казалось, что кто-то, ломая кустарник, топает следом, сперва звук чужих шагов был отдалённым, его можно было списать на разыгравшееся воображение, но теперь… что-то изменилось, преследователь, кем бы он ни был, подбирался всё ближе и ближе. Человек. Явно человек, но кто может преследовать её здесь, в глухом лесу, куда даже отчаянные мальчишки заходить опасаются? Не иначе лиходей в лес забрёл, много их, лихих людей в последнее время к деревне из лесу выходит.

Ох… Ног под собой не чуя от ужаса, Асенька побежала. Хотелось кричать, крик рвался из груди сам собой, чего стоило девочке сдерживать его, сама потом не вспомнит, но держалась, понимая, что криком привлечёт к себе ненужное внимание. Она летела стрелой, не разбирая дороги, продираясь сквозь кустарник, ломая ветви, но… запутались в высокой траве ноги, девочка, вскрикнув, плашмя упала на землю. Перехватило дыхание, Асенька так и лежала пластом, не в силах шевельнуться. Только голову раскрытыми ладонями прикрыла и зажмурилась. Вот сейчас нагонит… Вот уже… слух обострился до предела, чужие шаги, приближаясь, гремели в ушах набатом. Вот уже можно различить звук чужого дыхания, чужак сопит так, будто вынужденная гонка отняла у него все силы.

– Васька! – вдруг раздался над головой знакомый голосок, – Ты чего разлеглась, коровища? Застудишься…

– Заинька?! – Ася нашла в себе силы повернуться, уставилась на младшую сестренку, будто на привидение. – Ты как здесь?– Голос противно дрожал, привычные слова давались с трудом. Вот уж верно, у страха глаза велики, насочиняла небылиц с перепугу и сама в них поверила. Ну в самом деле, кто на ведьмину заимку за ней отправиться мог? Только Зоя, сестрёнка-погодка, всё-то она об Асе знает, смекнула, умница, куда та собралась спозаранку.