Холодное безразличие в его голосе пугает меня так же сильно, как и его слова. Мне приходится почти бежать, чтобы поспевать за его широкими шагами, пока мы направляемся к лифту, и я чувствую, что меня сейчас стошнит. Я думала, что смерть Росси будет означать, что я смогу выбраться из этого, но я вижу, как эта крошечная лазейка сужается, пока я не уверена, существует ли она вообще больше. Это действительно может быть на всю оставшуюся жизнь или, по крайней мере, пока Лука не умрет.

Я не узнаю, это до тех пор, пока смерть не разлучит нас, я должна желать чего-то подобного. Десять минут назад я была рада, что он выжил. Теперь я уже не так уверена.

Лука не говорит мне ни слова, пока мы поднимаемся на этаж, на котором остановился Дон Росси. Он молчит, пока мы не входим в комнату, где нас уже ждут Катерина и Франко. Франко нехарактерно мрачен, быстро, но крепко обнимает Луку, а Катерина явно в замешательстве. Я никогда раньше не видела ее без макияжа, но у нее совершенно обнаженное лицо, глаза красные и опухшие от слез, губы искусаны, а лицо смертельно бледное. Я замечаю, что она стоит немного в стороне от Франко, который, кажется, вообще не обращает особого внимания на свою скорбящую невесту. Я могу почувствовать, насколько она одинока, просто глядя на нее. Это исходит от нее, как аура. Я слишком хорошо помню это чувство после того, как моя собственная мать умерла и оставила меня совсем одну. У меня разрывается сердце, когда я вижу ее такой, особенно когда Франко должен быть тем, кто рядом с ней в это время. Он даже не ранен, на нем ни царапины, поскольку он все еще был в своем гостиничном номере, когда произошло нападение, слишком страдал от похмелья, чтобы прийти в себя. Повезло ему, с горечью думаю я. Интересно, что чувствует по этому поводу Катерина, рада, что ее жених невредим, или расстроена, что из всех нас именно ее матери пришлось умереть?

— Лука. — Голос Росси хриплый и надтреснутый, но, тем не менее, он все еще сохраняет часть своей былой мощи. — Подойди и приподними меня.

Франко идет с ним, становясь рядом с Лукой, когда они обходят больничную койку с другой стороны, оставляя меня рядом с Катериной. Она бросает на меня взгляд, и я инстинктивно протягиваю руку, беря ее за руку. Мне интересно, отстранится ли она, в конце концов, мы не так уж близки, но вместо этого ее пальцы переплетаются с моими, сжимая в ответ. Ее лицо все еще бледное и мрачное, но, когда ее глаза встречаются с моими, я вижу, что она благодарна за поддержку.

— Если бы обстоятельства сложились иначе, — говорит Росси, — состоялась бы официальная церемония передачи титула тебе. Но поскольку это не так, и я не собираюсь уезжать отсюда в ближайшее время, это лучшее, что мы можем сделать. — Он делает глубокий, хриплый вдох, и я вздрагиваю, просто слыша это. По всему, что касается него, я вижу, что Лука был прав, когда предположил, что Росси, вероятно, никогда больше не будет в той форме, чтобы снова руководить. Даже если он выживет, он никогда больше не будет сильным. Он уже пожилой человек, и это был сильный удар.

— Я, Витто Росси, в присутствии свидетелей, моей дочери Катерины, твоей жены Софии и моего советника Франко Бьянки, отрекаюсь от своего места главы семьи и моего титула дона. Я передаю его тебе, Лука Романо, сын Марко, наследник моего места. Ты будешь сохранять этот титул, сохранять и защищать его и семью, которую возглавляешь, до тех пор, пока не уйдешь в отставку или не сочтешь нужным уйти в отставку. Ты передашь его первому сыну моей крови, рожденному от союза моей дочери и Франко Бьянки.

Затем он дергает за кольцо у себя на пальце, за толстую полоску с рубином, вделанным в верхнюю часть, и я тяжело сглатываю. Атмосфера в комнате напряженная. Все сосредоточились на двух мужчинах, один на больничной койке, другой стоит рядом с ней, и происходящей там передаче власти.

— Я, Лука Романо, принимаю этот титул и то место, которое оно мне дает во главе стола. Я клянусь поддерживать союзы, которые вы создали, защищаться от всех врагов и, если потребуется, отдать свою кровь и жизнь в защиту семьи. Я буду хранить и защищать всех, кто служит со мной и под моим началом, и когда придет время передать титул, я клянусь передать его первому сыну твоей крови, ребенку Катерины Росси и Франко Бьянки.

Эти последние слова, повторенные Лукой громко и ясно, являются холодным напоминанием о контракте, который я подписала, и о моем месте в этой семье. Напоминание о том, что у меня даже не будет детей, которых я могла бы любить, никакой семьи, которая утешала бы меня, пока мой муж убивает, пытает и трахает других женщин. У миссис Росси, по крайней мере, была прекрасная дочь, которую она любила и лелеяла, даже если у нее не могло быть мужа, которого заботило бы что-либо, кроме его власти и жадности.

У меня ничего не будет. Ни мужа, ни детей, даже едва ли лучшей подруги. Никакой реальной цели, кроме как сесть, заткнуться и держаться за руку Луки на публике, когда это необходимо. Я трофейная жена, украшение, средство достижения цели. Карта, выведенная из игры.

Мое счастье вообще не имеет значения.

Я слышу дыхание Катерины и, бросив взгляд вбок, вижу, как она прижимает руку ко рту, на ее нижних ресницах собираются слезы. Но ни Лука, ни Дон Росси не обращают внимания ни на кого из нас. Франко стоит рядом с ним, когда Лука берет кольцо, надевает его на указательный палец и сжимает руку Дона Росси.

— Ты был для меня как второй отец, — тихо говорит он, его голос достаточно низкий, что мне приходится напрягаться, чтобы расслышать его. — Я сделаю все возможное, чтобы быть достойным доверия, которое ты мне оказал.

— Я верю в тебя, сынок. — Росси слабо улыбается, сжимая руку Луки до побеления костяшек пальцев.

— Ему нужен покой, — внезапно говорит Катерина, делая шаг вперед. Ее голос дрожит, а лицо очень бледное, но она выглядит твердой. — Пожалуйста, хватит церемоний.

— Тихо, женщина, — рычит Франко, и я резко смотрю на него, удивленная. Я провела рядом с ним очень мало времени, но в тех немногих случаях, когда мы встречались, он казался самым беззаботным и мальчишеским из них, а не тем, кто воспринимает жизнь всерьез. Но теперь я вижу под этим кого-то другого, кого-то, способного наброситься на свою невесту в один из худших дней в ее жизни, кого-то, кто, возможно, относится к женщинам так же жестоко, как и любой из этих других мужчин.

Это еще раз напоминает мне о том, что я не должна терять бдительность. Я никому не могу доверять, и меньше всего своему новоиспеченному мужу.

Катерина заметно вздрагивает, съеживаясь рядом со мной, и у меня щемит сердце, когда я это вижу. Все, что касалось ее до сих пор, показало мне, что она добрая, что она, по крайней мере, хочет попытаться быть моим другом, даже если мне трудно впустить ее. Видя, как Франко так жесток с ней, я начинаю ненавидеть его. По крайней мере, Лука вежливо разговаривает со мной на людях, даже если мы ссоримся за закрытыми дверями.

— Я хочу отомстить за Джулию, — слышу я, как Росси тихо говорит, все еще сжимая руку Луки. — Эти ублюдочные собаки убили мою жену. Это не то, что может остаться без ответа.

— Мы не знаем наверняка, что это Братва, — тихо отвечает Лука. — Но будь уверен, Витто, мы не позволим проигнорировать ее смерть.

— Я не смогу быть на похоронах. Убедитесь, что…

— Я со всем этим разберусь, папа, — говорит Катерина, снова делая шаг вперед и вздернув подбородок. — Ни о чем не беспокойся. — Она подходит к его постели, не глядя на Франко, беря отца за другую руку. — Я прослежу, чтобы маму должным образом похоронили.

Тогда я понимаю, с некоторым потрясением, что она действительно любит своего отца. Полагаю, это не должно было меня удивлять, я уверена, что мой собственный отец совершил много такого, что было таким же жестоким, как все, что делал Росси. В конце концов, он работал на него, действительно служил ему. И я глубоко любила своего отца. Но я не осознавала того, что он делал, всего, частью чего он был. Катерина, конечно, знает больше, ее воспитали, чтобы она была частью этого, вышла замуж за правильного мужчину и была хорошей женой мафиози. Но она все еще любит его. И теперь он и Франко, это все, что у нее осталось.