Например, взять квартиру или деревенский дом. В любом нормальном жилище есть окна, или одно окно, на худой конец. Если смотреть из окна комнаты наружу, то можно увидеть улицу, двор… Всё это наш, один единственный мир. И если считать окно той самой гранью, местом соприкосновения, то каждый вернувшийся, который бывал в том месте, считает данное пространство, – тот второй мир, – единственной Гранью, Заграньем, после нашего. Каждый из «фениксов» попадал в миры, которые были ничуть не похоже друг на друга. Но никто даже не задумывался, почему? Главное, что там по-другому, не как в этом мире. Есть один мир, наш мир. И есть второй, за Гранью. Всё просто. И так во множестве вопросов, даже в тех, в которых такое мышление опасно и последствия могут быть очень печальными.

Так сколько же на самом деле, этих миров? И почему ни один из вернувшихся не помнит, как умер, и как воскрес? И в чём вообще здесь смысл? На всё есть причина. Их отпустили, они оказались ненужными Зоне. И она до сих пор ищет своего Феникса…

Жутко уставшие сталкеры шли очень долго. Во рту у всех пересохло, животы крутило от сильного голода.

– Нужно сделать привал, ведь мы так и не поели в Толстом Лесу, у бабы Клавы то… – сказал один из них.

По его уверенной сильной походке и твёрдому голосу становилось понятно, что он командир квада.

– Хотя нам нужно торопиться, пока снова вурдалаки не нападут – после того кладбища с дедом как-то не хочется с ними встречаться ещё раз.

– Ага, особенно сейчас, когда и так все еле на ногах стоят. Такими темпами, скоро мы будем ползти, а не идти. Получится ещё дольше, чем если б мы каких-то пару десятков минут отдохнули и перекусили. А потом, уже с боевым настроем, так сказать, намного быстрее бы двинулись дальше, – Даниил стянул с себя СВД и рюкзак. – Командир, давай здесь устроимся. Место ровное, проглядывается хорошо. Вот здесь, в небольшой низинке, костёр разведём, сильно видно не будет, внимания не привлечём.

– Пацан дело говорит, – выразил своё мнение Олег. – Пока костерок разведём, коряг каких-нибудь притащим… хорошо, что коряги растут недалече.

– В общем, обустроимся, как полагается. – Слегка вдумчиво произнёс командир, и уже через несколько секунд дал добро, – Хорошо, тогда за дело.

– Ну так, не зря жешь оптика у меня, это местечко через прицел давно высмотрел, пока шли. Благо луна светит, и звёзды яркие, хорошо видно.

На широкой просеке выбрали место подальше от середины, там, где к лесу был небольшой уклон и поменьше травы, да колючек. Высоченные, под полсотни метров ростом, стояли пожелтевшие сосны, некоторые почти без хвои. Каждый выбрал для себя место. Поснимали снарягу и оружие, которое расположили позднее на найденных корягах.

– Нда-а. Нехорощий щтука, этот ващ нехристь получается… – ответил носатый черноглазый молодой мужчина, грустно прицокнул языком, громко так, и продолжил:

– К матущке-старущкэ нэлзя вовзращаться, даю свой бальщой горбатый нос на сеченье. Если мы вырнёмса к ней, с такой плохой новостями про её деда, то заместо ужина ещё и её хоронить прыдётся. Не перживёт, организм не выдержит, возраст солидный… Мой бабушка в её лет, одним ухом уже с Всевышним разговаривала, а другим нас слущала. То-то я нэ понимал, что она постоянно трысёт головой, тем ухом, будто мух попал какой-то. Я её спросил: «Бабуль-джан, щито с тобой, всё хорошо?» А она минэ отвечает: «Высё нормально, Кадимушка… Зовёт меня Всевышний проста, а я отвечаю ему – погоди дарагой, ещё с внучком хочу побыть, со всей семьёй… Люблю их очень».

Сталкер замолчал. Товарищи видели, как его губы задрожали, а глаза блеснули, часто моргая. Он вытер слегка подрагивающим, засаленным рукавом тёмной, серо-зелёной сталкерской куртки, намокший, небритый подбородок с тёмной щетиной, посмотрел в огонь, и продолжил речь бабушки:

«Голос этот вироде пропадает на какой-то время. А потом снова начинается, ещё сильнее и громче…»

– Это было за три дня до того, как я пащёл добрый вольцем в АПЛ. Мы жили в одном бальщом домэ – родители на первом этаж, бабущка с ниме, в комнате по соседству. Я с нывестой – на чердаке. Как он там называеца… – Кадим задумался, долго и медленно почёсывал свою жёсткую, чёрную, выступающую с лица на сантиметр, щетину.

– О, мансрадаю она завётся! – вспомнил и радостно провозгласил сталкер негромко, но так, что все отчётливо услышали.

– Какая ещё мансрада? Мансарда это, – засмеялся парень, схватил своего сиамского кота двумя руками. Да, котяра? Мансарда-котарда, ух, тяжёлый ты какой, зараза! – кряхтя, но довольно произнёс крепкий молодой парень с короткими тёмными волосами и карими глазами, одетый, как и другие в тёмную экипировку серо-зелёного цвета, кое-как поднял здоровенное животное и посадил на ноги. Сидя на коленях, двумордый кот стал ему вровень по росту и смотрел на сталкера четырьмя широченными голубыми глазами, в которых отражалось жёлтое пламя костра, сизый дым, чернильное ночное небо и звёзды, что слегка подрагивали и блестели в его хрусталике белыми кляксами. Даниил гладил двухголовое животное, почёсывая то за одним, то за другим тёмным ушком. Кот начал довольно мурчать, зажмурил глаза на чёрно-коричневой мордашке. До сталкеров доносилось лишь: «Фыррррь, фырррь, фырррь…»

– Мансарда вах, мансрарда нах… Дарагой, вообще здесь разница какой? Все и так высё поняли. Сидишь, умничаищь тут… Как шли – все есть хотели, пить хотели… Пришли, устроились, сидим, тепло, мутант и мухэ нэ кусает, харащо… И что, сразу есть перехотелос? Пока ты на пинке своём сидишь и кота наяриваищь, я твой банку консервов наверну, раз неголодный такой. Тэбе силы не нужны – мнэ нужны, иначе как нам от всэй этой нечисти защищаться?

Так вот, я нэ договорил. Та ночь, был тихий такой… Ветер, собаки, кощкэ, все животный в общем молчали. Даже насекомый в травке не трещал. Тишина такой был, мне подумалось, что пересдохли высе, совсем. Страшно мнэ стало. Моя красавица Амалия, любоф всей мой жызне, с аккуратным острым носиком, угольными глазками, ростом мнэ по плещо, длинными роскошными волосами до поясницы, цветом лоснящийся вороний пёрыщко, лежала, спала рядышком… – Кадим перешёл почти на шёпот. Было видно, что-то произошедшее с ним тогда, оставило на нём свой отпечаток.

Сталкеры сидели вокруг костра на притараненных с окраины просеки кусках поваленных и сломанных деревьев. Притихли, даже перестали есть – отложили консервные банки с ложками на землю, но поближе к костру, внимательно и с неподдельным интересом слушали своего товарища.

– В общем, лежит она ко мнэ лицом, на боку, глаза закрытэ, дыханий ровный, медленный, спит спокойно. Дотрагиваюс рукой до плеча, нежна так, потихонькэ, чтоб не напугац, и шепчу Амалии, на своём родном языке: «Дорогая, свет моих очей, прости, что бужу, беспокою… Я чувствую, что-то происходит. Возможно, тебе покажется это странным, но…»

– В этот момэнт она мэ-ээдленно потянулас, пробуждаясь ото сна, приоткрыла глаза и пасматрела на меня сонными очами. Я продолжил: «Ты себя нормально чувствуешь, всё хорошо? Слышишь ли ты что-нибудь в округе? А то какая-то непонятная, вязкая, густая тишина…» И тут я понымаю, щито она говорит мои слова, отзеркаливат меня, мою рэчь, каждый мой слово… Я не слышу себя. Я пытаюс снова сказать, но она… Она говорыт моей рэчью, моим голосом. И смотрит на менэ так, словно буравид насквоз твёрдым ледяным сверлом. У менэ в затылке закололи лдынки, вах-хх! – Кадим расчувствовался, и говорил очень громко.

– Пытаюс что-то праизнэсти, открываю рот, как она тут же говорыт мне то, щито я хотел ей сказат, абсолютно синхронно. Из-за этого я начинаю чувствоват себя нэмой рыбой, непонимание происходящего нагоняет жюткий страх и холодный жгучий пот. Я вскочил как ошпаренный, щито-то бистро говорил, потом кричал, но не слышал себя, а Амалия, лучик моей души… Медленно следуэт за мной, и гаварит мои слова моим же голосом, сыловно шайтан поселился в ней, завладел её телом и разумом, и украл мой голос! С чердака этого масрадного, по маленкий крутой лестнице, бистро спускалса вниз. Внизу, в нашей зальный комната, гдэ спят на диване дэда и мама, моя бэбиа стоит у окна, смотрит на улицу. Я не захотэл будит родных, тем более, щито делает моя бабуль-джан у окна в ночи́ середине? Немного отдышавшись, подхожу к нэй, а она реска оборачивается, глаза закатаны, и неестественным низким голосом говорит: «Небеса скоро разверзнутся, и придёт в мир зло и ужас, который даже Зона не видала. Твари, словно создания ада прорвутся в этот мир, мёртвые поднимутся… Сталкер, что один из вас, станет как они, но будет против них. Будет сражаться вместе с вами. Не утратит человечность, но будет терять своё время. Его ресурс… ограничен. Враг ваш – богохульник в чёрном, с перевёрнутым крестом…»