– Да говорите же и вы! – обратился крестьянин уже почти сердито к своим спутникам, предоставившим ему одному излагать дело. – Ведь у вас тоже есть жены и дети, вы затратили свои последние средства на это путешествие. Да, господин Зандов, среди нас в основном бедняки, которые не имеют ничего, кроме забот, и не могут заплатить за землю ничем, кроме своего труда. Правда, некоторые из нас в лучшем положении и, мы думаем, они помогут другим в новой колонии. Нас всего восемнадцать, не считая дюжины малышей, которые просто не вынесут, если там, на нашей новой родине, все обстоит так скверно. Так вот дайте нам совет, земляк! Если вы скажете нам, что следует ехать туда, то мы с Божьей помощью отправимся завтра утром дальше и, думаем, все наладится. Видно, сам Господь Бог привел нас к вам, и мы от всего сердца благодарим его.

Франц Зандов грузно оперся о стол, у которого стоял. Напряжением воли ему удалось сохранить внешнее самообладание. Какая буря бушевала у него в груди, знал один лишь Густав. И он решил вмешаться в разговор, чтобы прервать длинную паузу, наступившую за последними словами крестьянина.

– Не бойтесь! – сказал он, возвысив голос. – Вы видите, у моего брата тоже есть дочь, и притом единственная, он знает, что значат для вас жизнь и здоровье ваших детей. Его совету вы можете последовать безусловно. Ну, Франц, что ты посоветуешь делать нашим землякам-немцам?

Франц Зандов взглянул на доверившихся ему крестьян, робко ждущих его совета, затем поглядел на свою дочь и, внезапно выпрямившись, произнес:

– Не ездите туда!

Крестьяне изумленно переглянулись, а затем поглядели на Зандова, давшего им такой странный совет.

– Но ведь вы – один из владельцев этой компании, – воскликнул старший, и его поддержали остальные. – Да, да, это так!

– Я сам был обманут, – заявил Франц Зандов. – Только теперь я более подробно ознакомился с землями, совладельцем которых действительно являюсь, и знаю, что они не пригодны для колонизации. Поэтому я не стану заключать с вами никаких договоров, так как намерен развязаться со своими обязательствами и отступиться от всего этого предприятия.

Крестьяне и не представляли себе, какую жертву приносил им их «земляк», какой дорогой ценой было куплено их спасение. Они беспомощно и с отчаянием смотрели на него, пока наконец старший не произнес совершенно потерянно:

– Ну и историйка! Мы потратились на такое далекое путешествие и теперь застряли на полпути. Назад возвратиться не можем, вперед двинуться не должны, нас предали и бросили в совершенно чужой стране. Господин Зандов, дайте нам совет! Мы видим, вы желаете нам добра, иначе не поступились бы своей выгодой! Скажите же, что нам делать?

Тяжелый, мучительный вздох вырвался из груди Франца Зандова. Ему предстояло еще многое вынести, но он зашел уже слишком далеко и обязан был довести начатое до конца.

– Отправляйтесь в германское консульство, что в здешнем городе, – произнес он, – и изложите там свое дело. Насколько я знаю, в Нью-Йорке организовалось одно немецкое общество, которое тоже желает колонизировать Запад и находится под особым покровительством наших консульств. Земли этого общества расположены не слишком далеко от той местности, куда вы намеревались отправиться; путь туда тот же. Остальные подробности вы узнаете от консула, ему можете безоговорочно довериться, и он примет в вас живое участие.

Крестьяне просияли.

– Слава Богу, по крайней мере это хоть какой-то выход! – воскликнул старший, вздохнув с облегчением. – Мы сейчас же, не теряя ни минуты, отправимся туда. Сердечно благодарны вам, земляк, и вашему брату. Очень хорошо, что вы намерены отступиться от этого мошенничества, ведь хотя вы и не говорите нам прямо, мы видим, как обстоят дела… Да вознаградит вас Господь Бог за то, что вы сделали для нас, наших жен и детей!

Он протянул руку Францу Зандову. Тот пожал ее почти не глядя и машинально произнес какие-то короткие прощальные слова. Зато Густав энергично пожал руки всем троим крестьянам, а затем поднял бешеный трезвон, призывая слугу. Когда тот явился, он приказал проводить немцев в консульство и расстался с ними лишь на пороге дома.

После ухода крестьян Франц Зандов кинулся в кресло, дав волю своим чувствам, он был почти в обмороке.

– Господи, папа, да что с тобой? – тревожно воскликнула Фрида, обнимая его, в этот момент вернулся Густав с сияющим лицом и остановил ее:

– Оставь его, Фрида, это пройдет! Ты теперь по праву можешь гордиться своим отцом! Франц, с того самого момента, когда здесь, перед тобой, появились наши земляки, я знал, что в конце концов ты предостережешь их от своей махинации. Но я никак не мог ожидать, что ты порекомендуешь им обратиться к конкурирующей с Дженкинсом фирме, против которой он еще на днях поместил в некоторых продажных нью-йоркских газетах статьи, полные злобы. За это позволь обнять тебя.

Однако Франц Зандов отстранился от объятий брата и прижал к груди свою дочь. С бесконечной печалью в голосе он сказал Фриде:

– Ты не знаешь, дитя, что Густав сделал для тебя и каких жертв стоил твоему отцу последний час! Отныне Дженкинс станет моим непримиримым врагом и постарается уничтожить меня. Я слишком отдался ему в руки.

– Так расстанься здесь со всем и поедем вместе в Германию! – воскликнул Густав. – Что за охота тебе подвергаться нападкам этой мерзкой нью-йоркской шайки, выносить их подлости, когда ты можешь спокойно и счастливо жить на своей настоящей родине? Со вступлением Джесси в брак со мной фамилия Клиффорд исчезнет, так пусть же прекратит существование и эта фирма. Правда, при ее ликвидации тебе придется понести значительные потери, но для Германии ты будешь все же достаточно богат, а работы там нам хватит с избытком.

– Да что ты мне предлагаешь? – с неудовольствием воскликнул Зандов.

– То же самое, что предложил мне ты, вызвав сюда. Посмотри-ка, как просияло лицо Фриды при одной мысли о родине! Конечно, она не покинет своего отца, где бы он ни жил, но здесь она, пожалуй, скончается от тоски по родине.

Густав очень разумно нажал на самую чувствительную клавишу: Франц Зандов испуганно взглянул на Фриду, глаза которой действительно засияли, как только речь зашла о возвращении на родину, и которая теперь грустно поникла головой.

– Пойдем, Джесси, – сказал Густав, беря под руку невесту. – Оставим их наедине друг с другом! Я должен рассказать тебе все подробно, так как вижу, что ты многого не понимаешь. Кроме того, я чувствую живую потребность заставить тебя поудивляться мне. Вчера мне это чрезвычайно понравилось.

Он увлек Джесси за собой, а отец и дочь остались одни.

Фрида не нуждалась ни в каком объяснении, как Джесси, она уже давно догадалась обо всем и, прижавшись к отцу, тихо сказала:

– Уже тогда, когда мы вместе стояли на берегу океана, я знала, что ты никого не пошлешь сознательно на гибель.

Франц Зандов долго с любовью посмотрел в темные глаза дочери, сиявшие теперь нежным обожанием. Он впервые вынес ее взгляд без страха и упрека и почувствовал значительное облегчение.

– Нет, дитя мое, – тихо сказал он, – я не мог этого сделать и теперь, будь что будет!

Между тем Густав и Джесси рука об руку ходили по саду, и их разговор вначале был очень серьезным. Густав рассказал невесте всю историю с махинациями Дженкинса, насколько возможно пощадив своего брата и изобразив его жертвой заблуждения, которое лишь теперь стало для него ясно. Когда он кончил, Джесси быстро сказала:

– Густав, если и мое состояние вложено в то предприятие, само собой разумеется, мы передадим его твоему брату в неограниченное распоряжение до тех пор, пока он будет считать это нужным.

– Твое состояние здесь совершенно не при чем, – объяснил Густав. – Каков бы ни был Франц в качестве коммерсанта, в роли твоего опекуна он абсолютно безупречен – это сама добросовестность. Он с полным уважением отнесся к завещанию твоего отца. Ты была и останешься богатой наследницей, Джесси. К сожалению, этот недостаток нельзя изменить, но тем не менее я твердо решил жениться на тебе, и не далее как через месяц.