— В общем, хватило его на один танец, — я решила, что пора этот бред заканчивать. — На следующий день он мне позвонил, и как-то закрутилось….

Валентина вздохнула, смела одной ладонью в другую несуществующие крошки со стола.

— Знаешь, Мариночка, мне кажется, он в тебя по-настоящему влюбился. Тигран ведь очень закрытый человек, он мало с кем общается. Вне работы, я имею в виду. Кроме Лёши, наверное, больше и ни с кем.

Я даже не сразу поняла, что она про Лекса. Лексом его звал Тигран. Так он представил мне свою вечную тень, так и я его стала называть. А то, что у него есть нормальное имя, я и не подумала.

— И чтобы он танцевал! Невероятно! Нет, знаешь, я помню Тиграна очень заводным. Ещё на Севере дело было. Первые годы частной добычи нефти, у всех глаза горят, все надеются на огромные заработки. А вокруг ничего — нищий посёлок, времянки, холод постоянный. Водопровода нет, воду нужно вёдрами таскать из проруби. У нас как раз старший родился, прямо там, в бараке. Ближайшая больница за двести километров, так что сами, всё сами. Но я не про то. Мужики наши целый день на буровой, а вечером куда идти? Было у нас подобие клуба, там и собирались. Телевизора нет, электричество только от генераторов. Как будто не конец двадцатого века, а начало девятнадцатого. Ну и развлекались, как могли. Кто-нибудь брал аккордеон и играл, остальные пели, плясали, чтобы согреться. И я помню, что Тигран в посиделках тоже участвовал. Хотя он-то начальник, не по статусу ему с простыми работягами в клубе песни петь. Но он так верил, что всё будет — и нефтепроводы, и современные буровые, и обустроенные посёлки для рабочих. Рассказывал нам про прекрасное будущее, хотел, чтобы мы тоже поверили. А мы тогда, в девяностые, уже не верили ни во что. Сказок про будущее мы при Советах наслушались, на всю оставшуюся жизнь. А всё получилось, как он говорил. И посёлки теперь есть, и даже целые города. Мы вот в Москве живём.

Последнюю фразу она сказала с такой гордостью, будто невесть какое достижение. Да уж, выглядывая в окно, я сильно сомневалась, что это всё ещё Москва. Ну трёшка у них, но в каком районе? Сюда метро-то хоть провели? Хотя, им зачем? Лекс всегда на машине, дети наверняка ходят в какую-нибудь третьеразрядную школу неподалёку, а Валентина хорошо, если один раз в жизни на Красной Площади была. Москва!

— Ну а после того случая на буровой Тигран уже больше не плясал, и в клубе я его не видела. А вскоре мы все уехали в Москву.

— Случая на буровой?

— Тигран тебе не рассказывал? — похоже, Валя была сильно удивлена. — А давай-ка ещё по рюмашке.

В этот момент на кухню заглянул нескладный подросток. Старший сын, как я поняла, и нам пришлось прерваться на те десять минут, пока Валентина накладывала и разогревала ему мясо. Я наблюдала, как она возится у плиты, и думала, что окончательно разочарую сегодня добрую женщину. Тигран не рассказывал. А я спрашивала? Откровенно говоря, я его вообще никогда не спрашивала ни о чём, что касалось его. Его прошлого, его настоящего. Вот будущее меня несколько волновало, особенно сейчас. Если Тиграна сегодня не отпустят, куда мне деваться? Ночевать в этой дыре на раскладушке? Нет уж, увольте. Можно взять такси и поехать в приличную гостиницу. А если Тиграна посадят, что тогда?

Ну что тогда. Вернусь в свою квартиру на Тверской. Правда, за неё надо заплатить. И остаётся надеяться, что хозяйка не узнает о случившемся. Да скорее всего узнает. Сейчас во всех газетах, по всем каналам расскажут. Не каждый день в центре Москвы люди из окон вываливаются. И уж тем более не каждый день бизнесмены пенсионного возраста людей из окон выкидывают. Ладно, в крайнем случае, найду другую квартиру. Можно даже подешевле, где-нибудь на Арбате. Ещё неизвестно, что дальше у меня с деньгами будет.

Валентина вытолкала сына вместе с тарелкой в зал, к младшему, телевизор смотреть. Из комнаты тут же донеслись возмущённые вопли, очевидно, мальчики не поделили пульт управления. Но Валя и ухом не повела, мол, накормила, а остальное её не касается. Она снова села напротив меня и начала рассказывать.

— Подробностей я не знаю, наши мужики не особо разговорчивые. Да и не понимаю я ни черта в их железяках. Поверишь, столько лет живу с нефтяником, и до сих пор путаю, чем трубный ключ от гидравлического отличается.

Я не неё дико посмотрела, ибо даже не поняла, о чём она.

— Это ещё во время бурения одной из первых скважин произошло. Лет пятнадцать назад. Да, точно, Сашка у нас уже был, но совсем маленький. А Лёша работал помбуром. Помощником бурильщика. Уж не знаю, какая нелёгкая понесла Тиграна в тот день на установку. Вообще не его компетенция. Начальника на буровую зовут, когда первая нефть пошла. Знаешь, у них даже традиция есть, в первом нефтяном фонтане купаться. Ну, купаются молодые, конечно. А Тигран Борисович только руки нефтью смазывал и лицо. Словом, абсолютно нечего ему делать было на буровой, но он приезжал почти каждый день. Смотрел, как идёт работа, вникал во всё. И что-то в тот день у них застопорилось, какая-то неисправность, которую никак устранить не могли. То ли детали не хватало, то ли нужного мастера. А Тиграна каждый день простоя в ярость приводил. И он полез на «обезьянник», ну площадка такая на буровой для обслуживающего персонала, разбираться. Тигран мог и в работу включиться, Лёша рассказывал, он однажды на качалке сам кривошип снял, чтобы редуктор поменять, вместо запившего мастера. А дальше всё так быстро случилось, что никто ничего понять не успел. Тигран-то, да и остальные, кто на «обезьяннике» был, считали, что буровая не исправна, про меры безопасности забыли, Тигран слишком близко к механизму подошёл. А внизу кто-то что-то уже делал, и механизм вдруг пошёл. И Тиграна затянуло лебёдкой. Цепь вокруг ноги обмоталась. Ты представь, какая там сила. Лёша говорил, спасло то, что у системы был очень медленный разгон. На современной буровой его бы за несколько секунд утянуло. А тогда оборудование было старое, ещё советское. И Лёша успел схватить цепь. Одной рукой удерживал, другой Тиграна выпутывал. И не остановишь же ничего, останавливать внизу надо, а оттуда, с вышки, не докричишься. Раций ещё нет, телефонов нет, камер слежения, как сегодня, тем более нет. Когда их обоих оттуда вытащили, у Тиграна колено было в кашу раздроблено. А у Лёши кисть, чуть не пополам. Мне потом уже мужики рассказывали, которые их вытаскивали. Обоих на вертолёт и в областной центр. Я даже приехать к Лёше не могла, у меня ребёнок маленький, оставить не с кем, так дома и ждала, слёзы лила. Понимала же, что больше у нас нормальной жизни не будет. Кому нужен помбур без руки? Потом, слава богу, выяснилось, что руку удастся сохранить. Но всё равно же калека. Какой из него работник? Ясно, что на буровой ему больше делать нечего. И я продолжала реветь. А через месяц они вернулись. Вдвоём. Тигран хромает, на Лёшку опирается. А Лёшка его здоровой рукой придерживает, а второй, перевязанной, меня обнимает. Не плачь, мол, всё хорошо будет. И всё действительно стало хорошо. Тигран его уже больше от себя не отпустил. Сначала в бригадиры перевёл, потом просто в личные помощники. Ну и до сих пор…

Я уже минут десять пристально рассматривала полудохлую герань на окошке. Вот, значит, как Лекс стал вторым лицом компании. И вот почему второе лицо так разительно отличается от первого печатью пролетарского происхождения. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Так, кажется, в народе говорят? Лекс ещё легко отделался. Теперь я припоминала, что левой рукой он не очень уверенно владел. Но если не знать, то и не заметишь. Подумаешь, левая. Писать он может, машину-автомат водить тоже особой ловкости не надо, даже с пистолетом управится, если его обожаемому шефу что-то будет угрожать. А вот Тиграну повезло гораздо меньше.

За окном уже стемнело. Если я хочу сегодня отсюда убраться, то лучше это сделать сейчас. Ещё не факт, что в такую дыру такси приедет с первого раза.

Я уже хотела сообщить о своём намерении хозяйке, но вдруг из прихожей донесся очень знакомый стук палки. И чуть ли не впервые в жизни я была чертовски ему рада!