— Саалим, тебе надо это услышать, — сказал Нассар тихо.
Я отправил Анису в небо и подошёл к Нассару и Кофи.
— Что они рассказали?
— Даркафы утверждают, что нашли богиню, и теперь ищут сыновей.
Потеряв терпение, я вздохнул и повернулся к небу, чтобы проследить за Анисой. Эти даркафы сбивали меня с толку. Но так всегда было с теми, кто доставлял больше всего хлопот.
Нассар продолжал:
— Когда король пересечёт пустыню, богиня вернётся. Она выпустит своего второго сына, чтобы тот умертвил первого.
Я выругался, так как плохо помнил содержание книги «Литаб Алмак».
— Кто из сыновей был рожден первым?
— Ученые спорят об этом; но многие полагают, что им был Вахир, — сказал Нассар. — Если даркафы верят в то же самое, то я боюсь, что они отправятся в королевство Вахира, чтобы уничтожить его.
Наступила тишина, прерываемая только шумом ветра. Я пристально посмотрел на горизонт, где Алмулихи походил на камень, расколотый надвое.
— В Алмулихи, — сказал я.
* * *
В этот вечер состоялось очередное пиршество. Люди приехали издалека, чтобы отпраздновать моё возвращение домой, и не собирались уезжать сразу. Пиры моего отца были такими же — сытные обеды и обильные возлияния продолжались несколько ночей подряд. Гости порядком злоупотребляли нашим гостеприимством. Мама никогда от этого не уставала, а если и уставала, то умело это скрывала. Она приглашала факиров, женщин, которые глотали мечи, певцов и бардов, танцовщиц и гадалок.
Когда я был маленький, я на цыпочках спускался по ступеням, чтобы никто меня не услышал. Я так хотел стать королём, чтобы устраивать такие же пиры и не спать до рассвета. Но сейчас я бы предпочёл снова стать мальчиком, которого отправляли спать с наступлением сумерек.
Сегодня Омар, как всегда, делился подробностями своей ночи, которую он провёл с женщинами в Алмулихи. К счастью, Елена рано ушла в свои покои, и не слышала его пошлостей. Она всегда была тактична — из неё получилась бы хорошая королева. Завтра она должна была вернуться домой, чтобы закончить приготовления к свадьбе перед своей финальной поездкой в Алмулихи.
— Ты уверен, что та солеискательница была занята? — спросил меня Омар, перекрикивая громкие истории, которыми делились другие мужчины.
Я покачал головой и фыркнул. Как бы я ни старался думать о чём-то ещё, у меня в голове постоянно возникал образ Эмель. Её груди и талия, её спина и ноги. Её шрамы, которые рассказывали о таких вещах, которые мне хотелось знать.
Тамам тихо сидел рядом. Я наклонился к нему.
— Когда ты найдёшь себе женщину?
— Когда-то давно у меня была женщина, которую я любил, — ответил он, — но жизнь солдата состоит из того, чтобы исполнять долг. В ножнах есть место только для меча; там нет места для любви и прочих нежностей.
Тамам ничто не любил так сильно, как свой меч. Он был мужественным и молчаливым, и я едва ли мог представить какую-нибудь нежную женщину в его объятиях.
Он почти улыбнулся. Его губы раскрылись, словно он хотел сказать что-то ещё, но затем передумал, сделал глоток своего напитка и отвернулся.
Я пожалел о том, что завёл с ним этот разговор.
— Уже поздно. Меня ждёт моя постель.
— И, конечно, женщина, — сказал Гаффар.
— Вахир знает, что ты сегодня не будешь одинок! — крикнул Амир. — Это будет Дайма или кто-то новый?
— Дайма! Это всегда Дайма! — крикнул кто-то ещё у меня за спиной.
Звон посуды и скрип стульев начал постепенно стихать, пока я шёл по дворцу, который был молчаливым в это время суток. Большинство слуг пошли спать или обслуживали гостей. Дневные караульные давно оставили свои посты и пошли спать. Теперь периметр дворца охраняли уже ночные сторожевые. Я медленно начал подниматься по лестнице в башню, держась рукой за стену. Луна ярко светила в окно. Было действительно уже очень поздно.
Когда я вошёл в свою комнату, Мариам всё ещё следила за тем, чтобы огонь не погас, а ванная оставалась тёплой.
— Иди спать, женщина, — нежно сказал я.
— Мой король.
Она поклонилась мне своей седой головой.
— Вам нужно что-нибудь ещё?
— Дайму.
Она кивнула, после чего ещё раз взглянула на огонь и осмотрела комнату. Видимо, всё было в порядке, потому что она тут же ушла, закрыв за собой дверь. Она начала жить во дворце ещё до моего рождения. Она прислуживала моему отцу, а может быть и отцу моего отца. Она хорошо была знакома с этим дворцом, но это не сделало её менее почтительной.
Я стянул с себя тунику, бросил её на пол и сел на ближайший стул.
И точно пришвартованный корабль, мои блуждающие мысли вернулись к воде, которая заполнила наши бочки во время путешествия. Нассар отчаянно пытался найти какое-нибудь объяснение этому явлению. Но рассказы пьяных людей о женщине, которая сбила их с пути, ничем нам не помогли. Я хотел смириться с тем, что этому не было объяснения, но как бы я ни пытался об этом забыть, мои мысли возвращались к этому происшествию.
Огонь был огромным, он громко трещал и вился. Прозрачная ткань, свисавшая с высокого каркаса моей кровати, качалась на ветру, который проникал внутрь. Я пошёл в сторону ветра и вышел на небольшой балкон. С него открывался мой любимый вид — море, пристань, горизонт. Солёный ветер хлестал башню. Я вдохнул воздух, позволив его влажности отрезвить меня, а прохладе унести прочь мысли о магии и женщине с чёрными глазами, которая преследовала меня.
Наконец, раздался стук в дверь. Пошатываясь, я прошёл по комнате и почти споткнулся о ножку стола. На пороге меня ждала Дайма, одетая в платье цвета красного вина, её длинные волосы, заплетённые в косу, были перекинуты через плечо на одну сторону.
— Опять? Ты мне льстишь, — сказал она, после чего прошла мимо меня и встала перед огнём, вытянув руки.
Она была права. Моё желание усилилось после возвращения от Алфаара. Я надеялся, что вся эта пустота уйдёт, когда я вернусь домой. Но она не исчезла, и даже становилась больше с каждым днём. Сколько уже лун прошло с тех пор, как мою семью забрали? С тех пор, как мне достался Алмулихи? Четыре? Пять? Я думал, что одиночество, растерянность и тоска… «Стоп», — сказал я себе.
Я подошёл к краю кровати и опустился на перьевой матрас.
— Подойди.
Она сделала, как я сказал, как и должна была. Но впервые мне захотелось, чтобы она сказала мне «нет», чтобы отказала и сделала что-то ещё. Но она не могла. Это была её работа.
Сегодня мне было не до любезностей. Я не хотел пить с ней или долго касаться её. Я был пьян, и мои мысли были наполнены образами Эмель в моей постели, от которых мне надо было избавиться. Прижавшись губами к губам Даймы, я спустил платье с её плеч. Я развязал его верхнюю часть, но это получилось у меня не очень хорошо, так как оно никак не хотело сниматься, пока не вмешались проворные пальцы Даймы.
Боги, эта женщина была такой мягкой. Я прижал её к себе и лёг на кровать. Мои руки прошлись по её спине, бёдрам и начали подниматься наверх. Я закрыл глаза и представил кожу Эмель под своими пальцами. Дайма сняла с меня одежду, и вот я уже был голым. Её руки были настолько идеальными, что это даже казалось неправильным. И каждую ночь это чувство только усиливалось. Они находились здесь только за тем, чтобы я их касался, и ни для чего более. Дайма перекинула через меня свою ногу, и я перестал думать о её руках.
Я едва ли думал о самой Дайме. Она была просто женщиной, к которой я припал и в которую начал врезаться. Женщиной с губами и грудью. Кем-то мягким со сладким вкусом, наподобие семян фенхеля. Когда мы закончили, я лёг рядом с ней и притянул её к своей груди. Я обхватил её рукой за талию и поцеловал за ухом. Она прижалась ко мне. Она собиралась остаться со мной, пока я не попросил бы её уйти.
— Скажи мне, — проговорила она.
Когда я ничего не ответил, она продолжила:
— Ты зовешь ахир в свою постель не потому, что ты хочешь с кем-то переспать. Здесь есть что-то ещё.