Дальнейшее разбирательство не проводилось - не было решено, виновен ли Чип в убийстве или Булкли и его сторонники подняли мятеж и пытались убить своего командира. Не было даже слушаний по вопросу о том, виновен ли кто-либо из них в дезертирстве или ссоре с вышестоящим начальством. Британские власти, похоже, не желали, чтобы ни одна из сторон не смогла одержать верх. И чтобы оправдать такой исход, они опирались на неясную деталь: поскольку по военно-морским правилам после кораблекрушения моряки, находившиеся на борту, не имели права на получение жалованья, то можно предположить, что на острове на них не распространялось военно-морское законодательство. Однако в этом бюрократическом рассуждении, которое историк Глиндур Уильямс назвал " escape clause", было проигнорировано дополнение к правилу: если моряки все еще могли добывать провиант на затонувшем судне, то они продолжали оставаться на службе у флота. К. Х. Лейман, британский контр-адмирал и авторитетный специалист по делу Уэйгера, позже пришел к выводу, что в решении Адмиралтейства не возбуждать дело по факту явного мятежа " был неприятный запах оправдания".

Невозможно знать наверняка, что происходило за кулисами, но у Адмиралтейства, несомненно, были причины желать, чтобы дело исчезло. Выяснение и документирование всех неопровержимых фактов происходившего на острове - мародерства, воровства, порки, убийств - могло бы подорвать главное утверждение, которым Британская империя пыталась оправдать свое господство над другими народами: а именно, что ее имперские силы, ее цивилизация по своей сути превосходят другие народы. Что ее офицеры - джентльмены, а не грубияны.

Более того, надлежащий суд стал бы нежелательным напоминанием о том, что война за ухо Дженкинса обернулась бедой - еще одной бесславной главой в долгой и мрачной истории государств, отправляющих свои войска в непродуманные, плохо финансируемые и недобросовестные военные авантюры. За пять лет до военного трибунала адмирал Вернон, как и планировалось, возглавил масштабное нападение Великобритании с почти двумя сотнями кораблей на южноамериканский город Картахену. Но из-за бесхозяйственности, междоусобиц между военачальниками и постоянной угрозы желтой лихорадки осада привела к потере более десяти тысяч человек. После 67 дней неудачных попыток взять город Вернон заявил оставшимся в живых солдатам, что они " окружены смертельными муками". Затем он приказал унизительно отступить.

Даже экспедиция Энсона с его хвалеными сокровищами оказалась в значительной степени катастрофой. Из почти двух тысяч человек, вышедших в море, погибло более тринадцатисот, что является шокирующим показателем даже для такого длительного плавания. И хотя Энсон вернулся с добычей на 400 тыс. фунтов стерлингов, война обошлась налогоплательщикам в 43 млн. фунтов стерлингов. Одна из британских газет выразила несогласие с празднованием победы Ансона, опубликовав стихотворение:

Обманутые британцы! Зачем вам хвалиться

Сокровища, приобретенные по тройной цене?

Сделайте это, центрируясь на частной руке,

Восстановить богатство своей обедневшей земли?

Чтобы приобрести его, подумайте, сколько сокровищ пропало;

Вспомните, сколько бед он натворил...

Сыновья Альбиона, потерянные без пользы.

Тогда твои хвастовства превратятся в печаль.

Мало того, что британские солдаты и мальчики были отправлены на смерть, так еще и сама война была основана, по крайней мере частично, на обмане. Капитан торгового судна Роберт Дженкинс действительно подвергся нападению испанцев, но это произошло в 1731 году, за восемь лет до начала войны. Изначально этот инцидент не привлек особого внимания и был забыт до тех пор, пока британские политики и деловые круги, ратующие за войну, не подняли его на поверхность. В 1738 г., когда Дженкинса вызвали для дачи показаний в Палату общин, впоследствии широко распространилась информация о том, что он держал ухо в банке с рассолом и произносил свои воодушевляющие речи о самопожертвовании ради своей страны. Однако, несмотря на то что его, безусловно, вызвали для дачи показаний, стенограммы происходящего не существует, и некоторые историки предполагают, что в это время он находился за пределами страны.

Британские политические и экономические интересы имели свои скрытые мотивы для войны. Хотя английским купцам повсеместно запрещалось торговать в контролируемых Испанией портах Латинской Америки, они нашли зловещий способ проникнуть туда. В 1713 году английская компания South Sea Company получила от Испании так называемую "асьенту" - лицензию на ежегодную продажу в рабство около пяти тысяч африканцев в латиноамериканских колониях Испании. Благодаря этому отвратительному новому соглашению английские купцы получили возможность использовать свои корабли для контрабанды таких товаров, как сахар и шерсть. Поскольку испанцы в ответ все чаще захватывали суда, продававшие запрещенные товары, английские купцы и их политические союзники стали искать предлог, чтобы поднять общественность на войну за расширение колониальных владений и монополий Великобритании на торговлю. И " басня об ухе Дженкинса", как позже назвал ее Эдмунд Берк, придала праведный блеск их планам. (Историк Дэвид Олусога отмечал, что неприглядные аспекты происхождения войны были в значительной степени " вычеркнуты из основного повествования британской истории").

К моменту проведения военного трибунала над Уэйгером затянувшаяся война за ухо Дженкинса уже была поглощена другой, более масштабной имперской борьбой, известной как Война за австрийское наследство, в которой все европейские державы боролись за доминирование. В течение следующих нескольких десятилетий британские военно-морские победы превратят небольшое островное государство в империю, обладающую морским превосходством, которую поэт Джеймс Томсон назвал " империей глубин". К началу 1900-х годов Великобритания стала крупнейшей империей в истории, управляя более чем 400 млн. человек и четвертью земной суши. Но в 1746 году правительство было озабочено тем, как сохранить общественную поддержку после стольких ужасных потерь.

Мятеж, особенно во время войны, может быть настолько опасен для установленного порядка, что его даже не признают официально. Во время Первой мировой войны французские войска в различных частях на западном фронте отказались воевать, что стало одним из крупнейших мятежей в истории. Однако в официальном отчете правительства этот инцидент был описан просто как " беспорядки и исправление морального состояния". Военные архивы были закрыты в течение пятидесяти лет, и только в 1967 году во Франции был опубликован авторитетный отчет.

Официальное расследование дела Вэйджера было окончательно закрыто. Показания Чипа с подробным изложением его обвинений в конце концов исчезли из материалов военного трибунала. А беспорядки на острове Уэгер стали, по словам Глиндвра Уильямса, " мятежом, которого не было".

ГЛАВА 26. Версия, которая победила

На фоне споров о деле Вэйджера затерялась история другого мятежа - того, свидетелем которого стал самый последний из возвратившихся домой кастамайзеров. Через три месяца после военного трибунала три давно пропавших члена экипажа из партии Балкли, включая мичмана Айзека Морриса, удивительным образом прибыли на корабль в Портсмуте.

Прошло более четырех лет с тех пор, как эти люди вместе с небольшой группой с судна "Спидвелл" доплыли до берега Патагонии, чтобы собрать провизию, но были оставлены на берегу. Булкли и другие выжившие на судне рассказали свою версию случившегося: из-за штормового моря и сломанного руля они не смогли подойти достаточно близко к берегу, чтобы забрать людей. После того как команда Булкли отправила на берег бочку с боеприпасами и пояснительную записку, Моррис и его спутники, наблюдая за отплытием "Спидвелла", опустились на колени. Позже Моррис назвал их дезертирство " величайшим актом жестокости". В то время в группе Морриса было еще семь человек. Они пробыли в заточении восемь месяцев, а теперь, как писал Моррис, оказались в " дикой безлюдной части света, измученные, больные, без провизии".