– И из мёртвого и холодного небесного тела под влиянием ряда факторов вдруг возникла жизнь и всё завертелось? И тут вот мы такие сидим, и пьём пиво. А вся человеческая культура, искусство, музыка, сознание, а также осознание себя людьми – это всё результат процессов, возникших в результате большого взрыва? Мы единственные существа на планете, которые осознают себя людьми. Тигр или медведь не понимают, что они тигр или медведь. А мы понимаем, что мы люди. У нас есть эмпатия, желание творить, социальные институты. Это всё просто так? Просто электрохимические процессы в мозгу? В нашем межушном суфле?
– А ты всерьёз думаешь, что Бог взял и создал мир и Землю за неделю и вдохнул в неё жизнь? По-моему, это какая-то чушь, уже давно опровергнутая сотней различных анализов и изысканий, – ответил Андрей.
– Ты опять опираешься на Библию. Книгу с глубочайшим подтекстом и двойным дном, но при этом в своей изначальной форме поданную для неграмотных крестьян в чёрт знает какие тёмные и дремучие времена, – возразил я. – Я же не предлагаю воспринимать буквально то, что написано в книгах, к тому же переведённых с языка на язык и наоборот множество раз.
– Ну а больше опираться не на что, – ехидно ухмыльнулся Андрей, – других-то доказательств нет. И не будет, я так чую. Ну, по крайней мере, на нашем веку наука ничего подобного нам не даст – в этом я уверен абсолютно.
– Согласен, – кивнул я, – но истинно великому Богу не нужно что-то доказывать нам, мелким букашкам. Это необходимо почувствовать. И тогда всё окружающее пространство будет говорить с тобой на понятном тебе языке.
– Ну хорошо, – согласился мой собеседник, – но тогда почему разные религии говорят о разном? Как это трактовать? Буддисты верят в реинкарнацию, последователи монотеистических религий – христианства, ислама, иудаизма – в то, что жизнь даётся нам один раз, а после, в зависимости от твоих заслуг, ты попадёшь либо в рай, где вечное блаженство, либо в ад, где вечные муки. Мне чужда и та, и та идея, но всё же.
– Буддизм старше авраамических религий. И опять ты сводишь всё именно к религиозным толкованиям. Объяснение у меня одно: если ты поймешь, как устроен мир, и уяснишь для себя, что нет рая и ада в их привычном для неграмотного землепашца понимании, а есть кармический опыт и колесо Сансары, то тебе не нужны будут ни христианство, ни ислам, ни иудаизм. В этих школах, в этих социальных институтах отпадёт надобность, когда твой разум устремится из понятия «здесь и сейчас» в понятие «вечность до и вечность после». При этом же монотеистические учения – лишь катехизис для людей, их исповедующих. И если с человеком можно разрешить спорные вопросы, то религия предоставляет тебе супердоминанту – Бога, которому не предъявишь претензий. Бога, длань которого размажет тебя, словно червя, если ты уйдёшь от следования слову Его. Вспомни, сколько за последние две тысячи лет убито правителей. И сколько убито… ну тех же римских пап хотя бы, представителей Бога на Земле? То-то и оно. Религиозный страх – страх необъяснимый и подсознательный, страх перед трансцендентным и неукротимым, перед чем-то, с чем невозможно договориться, является и путеводной звездой, и карающим мечом одновременно. Проще говоря, любая церковь – инструмент контроля людей. Инструмент управления. И в то же время инструмент сдерживания, а также – первейший мотиватор для соблюдения предписаний и правил.
– Да, но буддизм в значительно более долгой истории своего присутствия и развития почему-то не прибегал к подобного рода инструментам. И самое главное – в них не нуждался.
– Другая ментальность, другие географические и климатические условия, другое всё. Где он прижился – там не прижился бы, например, ислам. Или началась повсеместная резня. А церковь… церковь имеет больше власти, чем корона. Особенно в средние века.
– Хорошо. Но в части происхождения мира – ведь наука…
– Наука притянула за уши всё то, о чём судит, исходя из уровня своего развития на день сегодняшний! – отрезал я, и мы замолчали. Где-то в углу по-прежнему играла музыка, галдели люди, каждый со своей судьбой, уникальной индивидуальностью, личной драмой и всеобщим счастьем. Несмотря на запреты и таблички на каждом столе, люди курили, и к потолку поднималось сизое марево табачного дыма. Растворённые человеческие эмоции – счастья, тоски, удовлетворения – витали в воздухе. Я изредка украдкой поглядывал на сидящих за соседними столиками людьми, и меня наполняло чувство любви и сострадания к каждому из них. Невозможно понять личные трагедии, не пережив их на своей шкуре. Невозможно понять состояние счастья, также не пережив его в полной мере. Впрочем, моя жизнь распорядилась мною таким образом, что я успел пройти и огонь, и воду, и медные трубы. Жаль только, что радость и торжество были столь недолгими, а печаль и скорбь – затянулись на годы. Как человек, находящийся в длительном заточении тюрьмы или больницы, просовывает руку сквозь решётки, чтобы просто пощупать волю, пощупать пространство вовне – свободы, разлитой в воздухе, так и я сейчас пытался всеми силами прочувствовать окружавшее меня спокойствие и положительные эмоции во внешнем мире, который съёжился до границ этой пропахшей пивом и табаком комнаты довольно среднего типично питерского хардрок-бара с претензией.
– Знаете, – я всё же решил впустить двоих близких друзей в самую потаённую комнату, – я пережил смерть. Понимаю, Андрей, что всё, что я тебе скажу – будет бездоказательным, но ты послушай. Я видел там кое-что, пусть и немногое, что заставило бы любого из ныне живущих пересмотреть свои взгляды на жизнь. И самое главное в этом, что очень многое там, за чертой, зависит от наших ожиданий и наших деяний в том числе. Я бы сказал сейчас про следование предназначению, слышанье голоса своей души… но это лишнее, это избыточно. Достаточно того, что я извлёк из пережитого опыта, хоть моё мнение и субъективно. Очень важную роль в посмертии играет то, что принесло туда наше сознание. Мы вхожи в вечность ценой расставания с нашим собственным «я», с нашей личностью – это понятно, я полагаю. Но то, что мы увидим за гранью, очень сильно зависит от наших воззрений в течение жизни. И знаете, я всё больше склоняюсь к мысли о том, что именно ожидания и визуализация играют решающую роль. Ты получаешь ровно тот рай или ад, ровно ту картинку, которую ждёшь, и которую мысленно представляешь себе в течение всей своей жизни. Или на смертном одре. В этом плане судьба атеиста незавидна.
– Атеист просто уйдёт во тьму? – спросил Алексей задумчиво.
– Могу ошибаться, – ответил я, – но скорее всего да. В некое подобие… бездны, где он будет ждать дальнейшего распоряжения своей судьбой со стороны небесных иерархов.
– В таком случае получается, что вера в Бога – величайший дар, преподнесённый человеку самой жизнью? – Алексей был печален, Андрей спокоен.
– Получается, что так, – согласился я. – Сознание атеиста – как пустоцвет, опадёт на землю, не дав потомства. И ляжет камнем возле ног скорбящей души, которой придётся воплощаться снова и проходить основные духовные уроки жизни.
Меня вновь начала одолевать грусть, присущая обычно людям думающим. Не меланхолическая грусть физически зрелого мужчины, прожившего половину своей жизни – и то, если повезёт, а скорее грусть от понимания недостижимости всего того, о чём так упорно думаешь, иной раз отрываясь от земли. Я отогнал от себя эти тяжёлые мысли, поймав себя на том, что мозг проводит избыточную работу. Я ведь здесь, живой, в компании друзей. В зале раздаётся громкий смех, играет хард-рок и хэви-метал, и в воздухе витает атмосфера праздника. Нет резона грустить, право.
– Вмажем? – с накатывающим весёлым задором спросил я, щёлкнув себя по шее. Жест международный, всем знакомый и встречаемый обычно с беззаботной юношеской радостью.
– Вмажем, чего ж не вмазать то? – весело согласился Андрей. – А то на какой-то минорной ноте мы встретили твой второй день рождения. Официант!
Через несколько минут нам принесли бутылку неплохого бурбона из штата Теннеси и три бокала. А также – пачку солёных орешков и вяленое мясо. Достаточный набор для троих взрослых мужчин, чтобы подкрепить дружескую беседу, словно шаманский ритуал, который в обязательном порядке необходимо завершить именно каким-либо проявлением на физическом плане, иначе колдовство не сработает.
