— На вёслах — атака! — скомандовал Поликтет.

Флейтисты заторопились. Гребцы, рыча, навалились на весла с удвоенной силой.

— Приготовиться! — крикнул Поликтет и вцепился в борт.

Эпибаты, сгрудившиеся на носу «Астрапея», последовали его примеру.

Удар!

Бронзовый бивень прошил кипарисовые доски, словно лист папируса. Проемболлоны проскользнули внутрь галереи гребцов. Затрещало ломаемое дерево. Несколько человек на обоих кораблях не удержались на ногах. Один из гребцов повис на остром надводном бивне, словно на громадном вертеле.

— Назад! Давай назад!

Гребцы и сами знали, что делать, вот только грести в обратном направлении чрезвычайно неудобно.

Эпибаты-македоняне метнули дротики. Почти безнаказанно: родосцам было не до ответа, они спасались с гибнущего корабля.

«Астрапей», сдавая назад, сполз с трупа триеры, тот начал стремительно погружаться. Вода вокруг кишела людьми. Одни хватались за обломки, другие пытались отплыть в сторону, рискуя попасть под удары чужих весел.

Обзор быстро ухудшался: все вокруг заволокло вонючим чёрным дымом. Кто-то уже хорошо горел. На какой-то миг Поликтет потерял ориентацию в пространстве. Куда вести корабль? Вперёд? Назад? Он посмотрел на своего кормчего, тот тоже растерянно мотал головой.

Замешательство быстро закончилось — из дыма вынырнул «Ликоктон»^[95]. Он приближался, намереваясь пырнуть «Астрапея» в левый борт. Шёл под небольшим углом.

— Назад! Быстрее назад! — закричал Поликтет.

Он понимал, что кричит напрасно. Скорость быстро не набрать. Развернуться гиганту тоже весьма непросто.

Удар «Ликоктона» всё же пришёлся по касательной. Таран своим острым краем проехался по доскам обшивки, словно стамеска. Не пробил их, но обильную течь всё равно устроил. Оба корабля вздрогнули. «Ликоктона» развернуло борт в борт к египетской эннере. Акростоль переломился и рухнул на «Астрапей» мостом. Сломалось несколько весел, которые не успели втянуть внутрь.

Совсем близко у правого борта «Ликоктона» из клубов висящего над водой чёрного облака возникла египетская триера с дымящим ведром на шесте. Втянув весла, она прошла вдоль борта флагмана Буревестника. Шест матросы с помощью верёвок вынесли над бортом «Ликоктона» и опрокинули содержимое жаровни прямо на палубу. Там было намешано что-то очень ядрёное, и пожар распространился моментально. Родосцы бросились тушить, но очень быстро стало видно, что всё это бесполезно.

Пара триер поспешили к корме «Ликоктона» — Гегесиппа спасать. Поликтет им не препятствовал.

«Астрапей» отползал назад с креном на нос, всё возрастающим, но на нём торжествовали победу. Крыло Буревстника сопротивлялось не слишком долго. За всё сражение из клепсидры излилось меньше амфоры.

Поликтет видел приближавшийся отряд Менелая, уже приветственно махал Лагиду рукой, однако богам было угодно подкинуть ещё одно испытание.

На корму прибежал проревс.

— Господин, смотри!

Поликтет бросил взгляд на восток. Дым с той стороны немного рассеялся.

— Боги подземные… — прошептал наварх.

— Хтору мэт… — зло выговорил Нехемен.

— Чего? — спросил Антенор.

— Конский хер он помянул, — объяснил Демофил.

— А-а… Они вовремя, да, — согласился Антенор.

— Может, наши? — с надеждой предположил Аристомен.

— Может и наши, — буркнул Калликрат, — поди разбери. Но что-то не слышал я, как сговаривались о том, чтобы Селевк сюда пожаловал.

Аристомен принялся вслух считать корабли, приближавшиеся с востока. Пару раз сбился, насчитал около пятидесяти, но их, скорее всего было больше, ибо шли они не фронтом, или колоннами, а скорее толпой.

Их действительно было намного больше.

— Если не наши, то нам всем тут крышка, — спокойным голосом заявил Демофил.

— По местам!

На корму «Пчелы» прошёл Знаменосец Хашехем Аменертес. Приложил ладонь козырьком к глазам. На одном из передних кораблей распустили акатион, но ветер по-прежнему дул с юго-запада, противный. Парус только мешал. Зачем его развернули? Невысказанный вопрос очень быстро получил объяснение.

— Это сигнал для Феодота, — сказал пожилой египтянин, — о том, что помощь идёт. Там красная роза.

— Уверен, достойнейший? — спросил Калликрат.

— Мои глаза утратили способность читать, — сказал Аменертес, — но вдаль я вижу куда лучше молодых. Красная роза. Это враг. Разворачиваемся, приготовиться к бою.

— А мой отряд? — спросил Калликрат.

— Ты не видишь? — повернулся к нему Аменертес, — мой отряд в несколько раз меньше.

Он ткнул рукой себе за спину.

— А там непонятно, кто побеждает. Сейчас понадобится каждый лук, каждый меч.

С этими словами он надел круглый финикийский шлем с золотым ободком в виде кобры.

— Но моё задание…

Аменертес ответил, будто плюнул:

— Прыгай за борт, тут неглубоко.

Гетайр поджал губы.

«Пчела» набирала ход.

Калликрат покрутил головой.

— Аристомен!

— Я здесь.

— Где Антенор?

Криптий встревоженно огляделся. И правда, где? Кругом рожи с подведёнными глазами.

— Теперь уже очень глубоко… — мрачно заявил Демофил.

— С-сука-а… — сплюнул Калликрат.

А бывший конюх торчал на носу и заканчивал борьбу с завязками панциря. В Александрии его снабдили всем самым лучшим. Теперь он мог похвастаться аттическим шлемом и льняным панцирем, усиленным на животе железными чешуйками.

Драки он не боялся, но лезть в неё не хотел. Чужая она. Больше месяца прошло, как Антенор, не давая на то явного согласия, стал всеми восприниматься гетайром Птолемея, однако, несмотря на долгие бессонные ночи, полные раздумий, так и не решил для себя хочет ли этого. Сейчас он во всех смыслах плыл по течению: «Пчела и Тростник» неторопливо выходила из лимана на морскую волну, встречать очередных гостей, спешивших на Танатов праздник. За «Пчелой» шли корабли поменьше. Назывались они очень помпезно, как любят ремту — «Ра-Мефтет», «Маат, Дарующая и Отнимающая», «Великий Крокодил». Всего десять. Последний резерв Менелая. Позади транспорты, большей частью вытащенные на берег.

Египтяне выстроились в линию. Родосцы приближались.

Хашехем Аменертес взошёл на возвышенную над палубой хедолию и обратился к воинам и гребцам с краткой речью.

— Воины! Сейчас мы вступим в бой и исполним свой долг перед Величайшим. Враг превосходит нас числом и многие из вас уже скоро предстанут перед Владычицей Истин. Да будет голос ваш правдив!

Он принял от одного из бойцов лук, надел через плечо стрелковую суму, плетёную из папируса, полную стрел, и прошёл на нос. Рядом с ним встал Нехемен.

Многие из аперу-аха были потомственными воинами, наследниками многих поколений, служивших Величайшим и в дни славы, и в годы бедствий, однако Нехемен происходил из семьи небогатой и далёкой от ратных традиций. Он был родом из пригорода Па-Уда. С шести лет ходил по Священным Водам с братьями утку бить. По заболоченным, заросшим тростником берегам как до неё доберёшься? Это нужен ловчий камышовый кот, а хороший, справный котяра стоил, как лодка. Все удобные угодья обязательно «чьи-нибудь». За отстрел «их уток» крестьяне могут не только палок всыпать, но и лодку продырявят. Приходилось ходить по реке. В любую погоду. Птицу бил влёт, какую бы волну не нагонял встречный северный ветер. В одиннадцать отец подарил ему новый лук, очень дорогой, с рогом на «животе» и сухожилиями на «спине». В тринадцать об искусном отроке говорила вся округа и даже херитепаа приезжал взглянуть на знаменитого стрелка.

Когда Нехемену исполнилось шестнадцать, отец занёс кое-кому денег и сын стал воином «Тетнут-шесер» — морским стрелком. И вот сейчас, восемь разливов спустя он стоял на палубе «Пчелы и Тростника», поглаживал свой любимый лук, а на тетиве уже лежала лёгкая тростниковая стрела. Длинный рыбовидный наконечник почти полностью обмотан паклей, обмазан смолой, смешанной с горючей «солнечной солью».