Антенор собирался сказать что-то ещё, но продолжить ему не дали. Кто-то встревоженно закричал:

— Всадники!

— Где? — развернул коня Эвмен.

— Вон там! — вытянул руку Иероним, он тоже разглядел в пылевой завесе несколько конных фигур.

Антенор приложил ладонь козырьком к шлему.

— Наши?

— Поехали навстречу, — приказал стратег.

— А если… — засомневался Иероним.

Его опасений никто не разделил, люди измучались неизвестностью, хотя длилась она вовсе не так долго, как им казалось.

Антенор поудобнее перехватил копьё, толкнул пятками конские бока. Двинулись.

С Эвменом оставалось около сотни всадников. Горстка гетайров, которые сумели вырваться из самого пекла конного сражения, что закончилось катастрофой из-за измены Певкеста. Ирония судьбы — сатрап Персии, трусливо бежавший с поля боя, ещё вчера многими почитался, как образец мужества. Да и сам Певкест, бывший телохранитель великого Александра, спасший жизнь царя в Индии, не забывал прихвастнуть своим бесстрашием. И ведь не надуманным — не сосчитать свидетелей былой доблести Певкеста.

Куда всё подевалось? Неужто Антигон столь страшен? Да нет, вовсе не в Циклопе дело. Просто заплыл Певкест жирком, зажился в неге и возлюбил её всей душой.

Или всё же прав Эвдам и вовсе не трусость сатрапа Персии тут сыграла роковую роль?

Но ведь тот же Эвдам ясно дал понять — сдаваться Антигону сатрапы, союзники кардийца, не жаждут. Решили сражаться. Эвмен им не мил. Невесть что возомнивший о себе выскочка. Но Циклоп и вовсе хуже горькой редьки. Не будь так, перебежали бы уже давно. Владения отберёт, раздаст своим людям. А самого горевестника, индийского сатрапа, Одноглазый и вовсе ненавидит. Нет, Эвдаму в плен сдаваться никак нельзя. Эвмен не ошибся, когда покупал его верность. Не все служат за честь и долг, иные за деньги. А ещё за страх. Пусть так. Сатрап Индии не подвёл и в бою не дрогнул. Его слоны и легковооружённая пехота, набранная в Индии и верхних сатрапиях, приняли главный удар гетайров и слонов Антигона. Дрались доблестно. До последнего. Могли бы победить. Верно кардиец разгадал замысел Одноглазого. Он действительно хорошо читал в человеческих душах и знал привычки всех былых соратников великого царя. Хотя в отношении Антигона и угадывать ничего не пришлось. Повторяется Циклоп, раз за разом.

Меры Эвмен принял правильные. На левом крыле сосредоточил свои главные силы. Кто знает, как бы пошло дело, если бы все они вступили в бой.

— Филипп и Геракл! — раздался крик со стороны приближавшихся всадников.

То был пароль. Когда Эвмен его выдумывал, никому и в голову не пришло переспросить, кого он именовал первым — сорокалетнего скорбного умом беднягу или его великого отца. Впрочем, насчёт второго имени тоже ни у кого вопросов не возникло. Лишь Антенор и Иероним знали, какого Геракла кардиец имел в виду. Для всех прочих он назвал божественного предка Аргеадов.

Филипп и Геракл. Значит, это свои.

— Наши! — воодушевился Эвмен и прокричал отзыв.

Всадники сблизились.

— Что у вас? — нетерпеливо спросил стратег.

— Отбились! — отвечал старший отряда.

— Ну, слава богам! — обрадовался Эвмен, — Филипп жив?

— Жив!

Помянутый Филипп был одним из ближайших друзей кардийца. Эвмен поставил его командовать правым крылом, но воинов дал мало. Ожидал, что сильного натиска тут не будет. Так и вышло. Вот только стратег, при всей своей прозорливости, всего просчитать не смог.

— Большие потери?

— Да нет, не слишком. Тут другая напасть… — замялся воин.

— Что случилось? Не томи!

— До хорошей драки дело не дошло. Покружили, поогрызались друг на друга немного. Больше напылили, чем крови пролили. Да вот только пыль эта… Короче, обошли нас мидяне. Завесой пыли укрылись. Не заметили мы их сразу. А когда обнаружили — они уже вовсю лагерь грабят.

— Ах ты, зараза… — в сердцах сплюнул Антенор.

— Чего убиваешься? — с некоторым недоумением спросил его Иероним, — подумаешь, тряпьё растащат.

Антенор покачал головой. Проговорил еле слышно:

— Там семьи. Бабы и ребятишки аргираспидов. Ты понимаешь, что это значит?

— Что?

Эвмен, в отличие от Иеронима, понимал. Было видно, как он побледнел.

«Ты уверен, что ещё твои?»

— Что делает Филипп?

— Сюда идёт. Мы вперёд посланы. Неподалёку заметили ещё всадников. Много. Побоялись к ним сунуться, а тут как раз вас увидели. Там холм, они на нём стоят.

— Это Певкест, — уверенно сказал Эвмен.

— Почему не Антигон? — спросил Иероним, — может, нас уже в клещи взяли?

Стратег не ответил. Молча развернул коня и погнал его в указанном направлении. Гетайры и встреченные воины последовали за ним.

Кардиец не ошибся. На холме действительно обнаружился беглый сатрап Персии со всем своим отрядом. И не один. Здесь же стояли и другие сатрапы, союзники Эвмена. Не все. Сатрап Индии с поля боя не бежал.

— Почему ты покинул строй? — ещё издали рявкнул стратег-автократор.

— Эвмен? — навстречу кардийцу выехал толстяк, облачённый в персидские доспехи, — ты жив?

— Как видишь! Отвечай на вопрос, мерзавец!

— Да плевал я на тебя и твои вопросы! — Певкест смерил взглядом отряд Эвмена и голос его, только что звучавший испуганно, приобрёл высокомерные нотки, — не надо было принимать бой! Говорил же тебе!

— Мы могли победить! — Эвмен потерял привычную невозмутимость.

— А-а! — Певкест махнул рукой, — дураку, что в лоб, что по лбу!

Он смотрел вдаль поверх голов людей стратега, не иначе ожидал увидеть наседающих на пятки всадников Антигона.

— Мы уходим!

— Нет! Остановись, Певкест! Мы ещё можем всё изменить! Мы ещё не разбиты! Сейчас подойдёт Филипп, надо атаковать! Там, впереди, — стратег вытянул руку на север, — Тевтам и Антиген. Аргираспиды разметали фалангу Циклопа!

— Мы уходим! — Поворотил коня Певкест, — надо уносить ноги! Пусть этот придурок сложит тут свою голову, если нашла охота!

Пёстрая лава конных персов хлынула вниз по склону, к реке.

— Отродья шакала! Да чтоб вас дэвы всех пожрали! — заорал им вслед Антенор.

— Что теперь делать? — с дрожью в голосе спросил Иероним.

Эвмен не ответил. Вид у него был затравленный, взгляд метался. Таким Антенор видел стратега впервые.

— Надо тоже отходить… — осторожно предложил кто-то из гетайров.

— Мы ждём Филиппа, — отрезал кардиец.

Однако прежде, чем к холму подошёл Филипп, обнаружилось движение на севере. Это шли аргираспиды, «Серебряные щиты». Старейшие воины Александра, многим из которых уже перевалило за шестьдесят. Как и Эвмен, они всё ещё хранили верность царскому дому и при этом, несмотря на весьма почтенный возраст, оставались самыми боеспособными из македонян.

Несколько часов назад, накануне сражения, когда два войска выстроились друг против друга, аргираспиды потребовали коня для своего посланника. Их командир, Антиген, проехался вдоль фаланги Циклопа. Он громко обвинял и стыдил македонян, за то, что те собрались драться за Одноглазого, а значит против своих отцов и царя, которого «Серебряные щиты» защищают здесь, на краю Ойкумены.

Его слова возымели действие. По фаланге Циклопа прокатился ропот недовольства, а люди кардийца воодушевились.

Когда дело дошло до столкновения пехоты, македоняне Антигона, наёмники и пантобаты^[4] не выдержали удара «Серебряных щитов» и побежали.

Центр поля боя остался за аргираспидами. Однако на флангах безраздельно господствовала конница Циклопа. Антигон бросил против «Серебряных щитов» конных лучников Пифона, сатрапа Мидии. Под градом стрел аргираспиды сомкнули ряды и принялись отступать. Спокойно, хладнокровно. Именно это качество — холодная голова — делала их столь грозными бойцами, а вовсе не телесная сила, в коей они, разумеется, проигрывали молодым. А ещё слаженность строя, опыт, копившийся даже не годами — десятилетиями. Не было в тот момент во всей Ойкумене воинов, способных состязаться в выучке с этими людьми.