Македонянин постарался отодвинуться в тень, дабы Аристомен его не видел, и весь обратился в слух.

— Старайся не высовываться, дружище, — сказал Аристомен, — они меня ищут, могут выйти и на тебя.

— Здесь есть, кому позаботиться о том, чтобы такого не случилось, — ответил египтянин.

— Хорошо, если так. Надеюсь, Циклоп свои лапы в царские дела запустит не слишком глубоко и нашего друга это никак не коснётся. Но ты всё же будь осторожен.

— Не волнуйся, Месхенет не даст мне вспомнить времена моей безумной юности, — усмехнулся египтянин.

Аристомен тоже улыбнулся.

— А мне всегда казалось напротив — рядом с ней любой старик почувствует себя молодым.

Оба рассмеялись.

— Про парня я расспрошу, — сказал египтянин, — возможно, что-то сможет подсказать наш друг.

Больше Антенор ничего не услышал. Собеседники вышли на улицу. Македонянину почудилось, будто скамья под ним превратилась в раскалённую сковороду, однако он не шелохнулся и в сторону двери не смотрел.

Через некоторое время египтянин вернулся. Что-то сказал одной из рабынь, поприветствовал кого-то из посетителей и удалился в перистиль.

Антенор выждал ещё некоторое время, судорожно прикидывая, сколько шагов Аристомену потребуется сделать, чтобы завернуть за угол. Если, конечно, он вообще пошёл назад той же дорогой.

Наконец, македонянин неспешно поднялся и шагнул к двери. Походя бросил быстрый взгляд на вышибалу. Тот на него не смотрел.

Оказался на улице Антенор исключительно вовремя, чтобы успеть оглядеться и увидеть спину Аристомена, который в этот момент поворачивал за угол. За другой угол.

— Спасибо, — Антенор на миг поднял глаза к небу, не задумавшись, впрочем, к кому из богов обращается, и двинулся следом.

Аристомен шёл быстрым шагом и не оглядывался назад. Однако вскоре Антенор заподозрил, что тот, похоже, целенаправленно избавляется от «хвоста», очень уж витиеватые круги нарезает по узким улочкам. Временами македонянину приходилось ускоряться, дабы не упустить. Сердце билось учащённо. Каждый раз, поворачивая за угол, он опасался, что Аристомен его заметил и вот сейчас столкнётся с ним нос к носу. Придётся как-то объяснять свое чрезмерное любопытство, а вовсе не факт, что Аристомен будет рад его видеть. Ему явно есть, что скрывать.

Однако вышло иначе.

Когда Антенор нырнул в очередной тёмный переулок, то вдруг услышал за спиной шаги. Они быстро приближались. Судя по топоту, преследовали его, по меньшей мере, двое. Он обернулся, но было поздно. Висок пронзила резкая боль, и македонянин мгновенно провалился во тьму.

Мир беспорядочно завертелся. Болезненный удар, всплеск и вот уже над головой замаячила взбудораженная зеленоватая граница миров.

Накатывало удушье. Нужно вздохнуть.

Он рванулся к поверхности, вынырнул, судорожно вздохнул и тут же снова захлебнулся, сбитый накатившей волной. Закашлялся.

Совсем рядом, прямо над ухом раздался чей-то смех:

— Смотри-ка, я же говорил, не до смерти зашибли!

Антенор с усилием разлепил глаза. Он лежал на чём-то твёрдом в окутанном полумраком помещении. Мокрый с головы до пояса. Слева, недалеко от лица, вздрагивал огонёк масляной лампы. Вместе с сознанием пришла боль. Она пульсировала, как будто неведомый молотобоец методично вгонял в затылок дрянной гнутый гвоздь.

— Очнулся, — прогудел над ухом низкий голос, — это хорошо.

Македонянин дёрнулся, пытаясь встать, за что немедленно был наказан новой порцией боли. Скривился и зажмурился.

— Не дёргайся, — посоветовал голос, после чего добавил, обращаясь к кому-то ещё, — света больше дай, не вижу нихрена.

— Где я тебе возьму? — ответил другой голос, повыше, — пальцем окно проковыряю?

— Вон, в углу факел стоит.

— И что, я его должен на всякое говно потратить? Давай, так спрашивай, да будем заканчивать, я ссать хочу.

— Меньше надо пиво сосать, — раздражённо бросил первый, — отойди вон, в угол, если невтерпёж.

— Ты у себя в берлоге гадишь? — спросил второй.

— Да иди уже к воронам! — рассердился первый.

— Сам туда иди!

Немного в стороне что-то с чавкающим звуком упало на пол.

— Факел-то подай, — потребовал первый.

— Только добро переводить… — недовольно буркнул второй.

Послышались едва различимые шаги, будто человек шёл, ступая мягкой обувью по глинобитному полу. Скрипнула дверь.

Антенор осторожно разлепил веки. Огонёк куда-то поплыл, и почти сразу вспыхнула тряпка. Затрещало пламя. Сразу стало светлее. Антенор вздрогнул, но глаза больше не закрывал, постепенно привыкая. Ему, наконец, удалось сесть.

Сидел он в небольшой комнатке на деревянном ложе. Ничем не застеленное, мокрое, оно простиралось от одной стены до другой. Возле изголовья стоял большой сундук. Напротив ложа, в пяти шагах — деревянная дверь с железным засовом. Над ней, под самым потолком темнело небольшое дымовое отверстие. В углу на полу валялся мех для воды, из горловины натекла лужа. Окон не было. Ничего тут больше не было.

Прямо напротив сидел на корточках, чуть приподнимаясь на носках, тот самый здоровяк из «Себек-Сенеба». В руках держал факел и лампу. На Антенора он смотрел очень пристально, морщил лоб. Для его совсем не суровой физиономии выходило не грозно, а, скорее, смешно.

Не произнеся ни слова, громила неспешно поставил лампу на сундук и освободившейся рукой ухватил Антенора за подбородок. Бесцеремонно повернул налево-направо, рассматривая лицо, будто раба на рынке выбирал. Антенор дёрнулся, отстраняясь.

Скрипнула дверь — вернулся второй похититель. Был он гораздо ниже товарища, худ, лохмат и бородат. По виду — сириец.

— Кто вы такие? — проговорил Антенор.

— Смерть твоя, — ответил сириец.

На «всеобщем» он говорил довольно чисто, как человек, много лет проживший в эллинских городах.

— Что сразу не убили? — спросил Антенор, потирая шею.

— Успеем ещё. Поговорить хотели. Вот он хотел, — сириец кивнул на громилу, — его благодари. Я бы тебя уже закапывал.

— И о чём же говорить хотите?

— Ты зачем туда ходил? — спросил сириец.

— Куда?

— Туда.

— Не понимаю, — пробормотал Антенор и обхватил голову ладонями в попытке унять боль, — чего вы от меня хотите?

— Ты за кем следил?

— Не за кем я не следил. Шёл по своим делам.

— По каким?

— Не ваше дело.

— Ты, хрен с горы, за языком своим следи. Тут всё — наше дело.

— Ни за кем я не следил, — повторил Антенор.

— Ну, смотри, говнюк, я по-хорошему спрашивал, — проговорил сириец.

— Когда зарезать обещают, как-то всё равно, по-хорошему или по-плохому спрашивают.

— Слышь, парень, — неожиданно подал голос здоровяк, — а ты по скалам лазить умеешь?

— По к-каким скалам? — удивлённо переспросил Антенор.

— По отвесным.

— Ну-у… Приходилось… — медленно протянул Антенор.

— И на Согдийскую Скалу лазил?^[32] — спросил громила и подался вперёд.

— Куда?

— На Согдийскую Скалу, — повторил похититель медленнее, — лазил?

Неплотно закрытая дверь снова заскрипела. Антенор почувствовал движение воздуха, будто чьё-то дыхание. Словно кто-то ещё незримо присутствовал в комнате. По спине мурашки пробежали.

В голове прогремел властный голос, привыкший повелевать и воодушевлять на подвиги.

«Он сказал, что мы возьмём Скалу, только если обретём крылья!»

Антенор молчал. Слова верзилы выдернули из тёмных глубин памяти целый ворох образов, которые разум давненько уже не тревожил. Перед мысленным взором вертелся бешеный калейдоскоп лиц. Друзья и недруги.

Согдийская Скала. Шагни вперёд — выберешь смерть или славу. Поворот жизни. Останься на месте и никогда тебе больше не поднять головы, так и сгниёшь безвестным червём.

Он шагнул вперёд. Как такое можно забыть?

Антенор принял пристальный взгляд вышибалы, как чужой меч своим клинком, и держал, не разрывая замок, не пытаясь уклониться. Медленно кивнул.

— Да. Я был на Скале. Я тебя помню.