Так случилось, я устал быть человеком.

Я захожу в ателье и в кино

скучный и недоступный, как тряпочный лебедь,

плавающий в луже воды изначальной и пепла.

На глазах моих слёзы от парикмахерских ароматов.

Я хочу одного — успокоиться, словно камень,

я хочу одного — не видеть ни учреждений, ни аптек,

ни парков, ни магазинов, ни лифтов.

Так случилось, у меня устали ноги и ногти

и моя кожа и моя тень устали.

Так случилось, я устал быть человеком.

И всё же я был бы рад

до смерти напугать нотариуса сорванной лилией

или прихлопнуть монашку своим собственным ухом.

Было бы просто

прекрасно

бродить по улицам, размахивая зелёным ножом,

и кричать, кричать, пока не замёрзнешь.

Я не хочу прозябать корневищем в потёмках,

которое дрожит, и тянется, и дёргается во сне,

ползёт вниз, в мокрые недра земли,

всё впитывая, обо всём думая и обедая каждый день.

Зачем мне столько несчастий!

Я не хочу больше быть могилой и корнем,

подземельем, мертвецами набитым подвалом,

не хочу леденеть от тоски, умирать от горя.

Я прохожу спокойно, глазастый, обутый в ботинки.

Гневаюсь и тут же забываю про свой гнев.

Я иду через конторы, и ортопедические кабинеты,

и дворы, где на проволоке просыхает бельё:

рубашки, кальсоны и полотенца, и все они плачут

медленными мутными слёзами.