Долгое время я не могла отмыться от въевшейся в меня грязи. Я подолгу заставляла себя сидеть под душем в надежде, что смогу смыть её под прохладными струями воды. Я не хотела понимать и принимать, что грязь не снаружи. Она внутри.
Мне нужно было срочно избавляться от угнетающего меня чувства отвращения к самой себе, поэтому в Лондоне в качестве терапии я решила возобновить тренировки. Но классика не привлекала меня как прежде, и мне пришлось попробовать нечто новое. Сходив буквально на одно занятие по стрип-пластике, я поняла, что хочу продолжать танец совсем возле другого станка. Это стало моей отдушиной. Именно новое увлечение, не переходя рамок приличия, помогло мне заново раскрыть сексуальность и чувственность собственного тела. Только когда я танцевала, я чувствовала себя по-настоящему красивой, свободной и живой. Поэтому вся вульгарщина и пошлость с оттенками явной демонстрации собственной несостоятельности исчезла, всплывая теперь лишь отдельными фрагментами в водовороте памяти.
Просмотрев несколько студий и выделив для себя две, я записала их адреса и планировала посетить их в самое ближайшее время. Но сегодня эмоции требовали выплеска, поэтому, надев чёрный топ и черные лосины и захватив с собой стрипы, я направилась в спортзал.
Яркая вспышка света ослепила меня, когда я нажала выключатель в помещении на цокольном этаже, и мне пришлось немного приглушить освещение, чтобы создать нужную атмосферу.
Три стены были полностью зеркальными. Вдоль одной из них друг за другом выстроились силовые тренажёры. Возле другой лежали гантели и гири. Слева от входа на стене, выкрашенной в мрачный чёрный цвет, висел деревянный стенд, под стеклом которого хранился набор метательных ножей.
На вид это были самые обычные черные ножи. Ничего особенного. Но Алекс рассказывал, что лезвия сделаны на заказ из высокопрочной стали, лёгкие и великолепно сбалансированные. Он с ребяческим восторгом в глазах хвастался ими передо мной и показывал на ручках каждого из них выгравированные личные инициалы. Эти воспоминания словно из другой жизни. Почему они до сих пор оставались здесь, а не переехали в его новое место жительства, для меня оставалось загадкой.
Немного разогревшись, я надела стрипы и подключила телефон к колонке, стоявшей в углу. Соответствующие моему настроению мелодичные звуки с отливом грусти блюзовой композиции заполнили зеркальное пространство комнаты.
Это была чистейшая импровизация. Мои мысли отключились, и тело самостоятельно передавало все те грани моей фантазии, которые я желала преобразить во что-то по-особенному прекрасное.
Я не сразу поняла, что нас двое. Только он не танцевал. Он был неподвижен, словно статуя, а я своими плавными, лишёнными резкости движениями вокруг него пыталась побудить его хоть на малейшую чистую, без всяких предрассудков эмоцию. Подключив весь свой шарм и обаяние, я не останавливалась ни на секунду, словно боялась, что у меня больше не будет шанса привлечь его внимание. У меня сбилось дыхание, а от пронизанной насквозь печалью мелодии защипало в носу, но я упорно продолжала двигаться, полностью растворяясь в придуманном мной образе. Я выложилась по полной, задействовав максимум возможностей собственного тела, и сделала сложный переворот, от которого руку насквозь прострелило болью. Но я проигнорировала её и, доделывая завершающее скольжение по блестящему паркету, испытала лёгкое разочарование от того, что мой воображаемый партнёр так и остался непреклонен. Я замерла на коленях и, опустив голову вниз, размеренно дышала. Подобную вариацию я исполняла впервые, и мне бы очень хотелось дать ей необычное название, но в голове, как назло, не было ни одной достойной идеи.
Внезапно я ощутила на себе пристальное внимание и, резко подняв голову, увидела силуэт в отражении позади себя. Я не поднялась и не обернулась. Раскрасневшаяся и немного уставшая, я все также сидела на коленях и смотрела в зеркало на Алекса, который стоял в проёме, прислонившись бедром к дверной раме, и не сводил с меня глаз. Приблизительно ещё с полминуты он неотрывно смотрел на меня, а затем, вытащив руки из карманов брюк, лениво похлопал три раза.
– Я впечатлён, – хрипло сказал он. – В чём смысл?
– Для впечатлённого слишком слабые овации, – ответила я, склонив голову вбок. Неторопливым шагом он подошёл ко мне так близко, что моя голова коснулась его левого бедра.
– Девушка танцует вокруг ледяного принца и пытается растопить его холодное сердце, – с трудом сглотнув нервный ком в горле, пояснила я.
– Растопила?
– Нет.
Уголки его губ слегка дрогнули.
– Плохо старалась.
– Ну, если даже ты не остался равнодушным, значит, не все так плохо.
– Я хотел поговорить, – сказал он, игнорируя мою последнюю фразу. Окинув меня взглядом, он чуть дольше задержался на моей шее. На ней не осталось абсолютно никаких последствий после нашей вчерашней потасовки. Инстинктивное чувство страха сделало меня слишком впечатлительной. В действительности, он не приложил столько силы, чтобы остались следы.
– Тебе не кажется, Алекс, что сейчас не самое удачное время для разговора, – тихо проговорила я.
Наши взгляды пересеклись в отражении. Он расслабленно стоял, сцепив руки за спиной, а я сидела возле него на коленях и смотрела ему прямо в глаза. Не знаю, что думал он. Я думала, что это до дрожи сексуальная картинка, которую хотелось вытатуировать на стенке моего головного мозга и периодически, как влюблённая дурочка, прокручивать перед сном. Мне это виделось до мурашек возбуждающе и наталкивало на далёкие от морали мысли.
Он протянул мне руку и, приняв её, я поднялась. Стоя на своих каблуках, я была практически одного с ним роста, что казалось крайне непривычным.
– Удобнее разговаривать, когда ты не на коленях, – интонация была максимально ровной, с отсутствием любых заигрывающих ноток.
Я впала в лёгкий ступор. Это флирт в исполнении Александра Миллера? Внутренняя стерва ошарашенно захлопала ресницами от двусмысленности, произнесённой им фразы.
– Ты прав, Алекс. На коленях обычно стоят не для разговора, – нервно протянула я, неосознанно облизывая пересохшие от волнения губы. В его глазах появился лихорадочный блеск, и я готова поклясться, что на какой-то краткий миг там пронеслось острое неконтролируемое желание.
Одна секунда. Одно моргание. И мимолётная вспышка похоти растворилась в пугающе бездонной глубине льдистых глаз. Словно моё воспалённое сознание придумало параллельную реальность, в которой стоящий передо мной Алекс смотрел на меня, испытывая непреодолимое влечение. С ощущением лёгкой досады я вынуждена была признать, что в существующей действительности маска раздражающего спокойствия и высокомерия была по-прежнему на законном месте.
– Хорошая попытка, Вивиан, – скривился он. – Но абсолютно безнадёжная. Я понимаю, отказаться от пагубных привычек сложно. Но не стоит путать меня с Уильямсом.
Упоминание Джеймса неприятно кольнуло.
– Ты знал?
Он свёл брови к переносице и задумчиво рассматривал моё лицо, мысленно пытаясь сложить нужный пазл, и когда у него получилось, его губы растянулись в широкой насмешливой улыбке, которую так и хотелось стереть с его надменной физиономии.
– А, ты о его невесте, – издевательски растягивая слова, сказал он, явно получая удовольствие от сложившийся ситуации. – Хлоя потрясающая. Вся такая милая и нежная. Уильямс её недостоин.
Я сжала руки в кулаки, но промолчала. У него снова получилось меня задеть. Я никогда не слышала, чтобы Алекс называл кого-то потрясающим. В крови забурлило что-то тёмное, отдалённо напоминающее ревность.
Не услышав моих комментариев и открыто наслаждаясь произведённым эффектом, он продолжил:
– На мой взгляд, Джеймс больше подходит таким, как ты. Вы не будете требовать друг от друга верности. Насколько я слышал, вы с ним любили эксперименты, – он выжидательно уставился на меня, будто ждал официальных опровержений с моей стороны.
Стальной обруч из скрытой злости сдавил мою грудь будто тисками. Мне хотелось войны. Хотелось снять эти долбанные стрипы, от которых неимоверно затекли ноги и воткнуть каблук ему в самое сердце, если вообще до него возможно добраться сквозь толщу льда. Внутренняя стерва достала огнетушитель и жалостливо упрашивала остыть. Маленькая сучка была к нему неравнодушна и портила мне все планы.