Ну, с рэпом я даже начинать не стал, чтобы не позориться. Танцы в стиле k-pop я одно время учил по видеоурокам в интернете и сейчас показал несколько движений. Все трое посмотрели на меня с жалостью.

– Мы теряем время, зовите следующего, – отрезал продюсер. – Нам что, до вечера тут сидеть?

Госпожа в белом пиджаке подошла ко мне, продолжая смотреть только на продюсера.

– Ын Сок, не пори горячку. Прежде всего, поверь мне как женщине: он симпатяга. Тут нет ничего, что нельзя исправить с помощью стилиста. И нос вполне приличный, даже резать не придется.

Ха, я знал, я так и думал, что все в шоу-бизнесе пластику делают!

Госпожа в пиджаке вдруг похлопала меня по щеке и широко улыбнулась. Я от такой фамильярности вытаращил глаза.

– Давай так, – сказала госпожа, бесстрашно глядя на продюсера. – Я позволю тебе его выгнать, если ты, не подглядывая в заметки, с ходу назовешь трех сегодняшних кандидатов, которые тебе понравились. Ну что ты молчишь? Мы сорок человек посмотрели! Люди поют, танцуют, читают рэп, и я тоже мало кого могу вспомнить. А его голос забыть невозможно. Я тебе уже говорила: не имеет смысла брать средненького кандидата с хорошими баллами по всем пунктам. Нужно что-то яркое, незабываемое для фанатов, а этого они точно полюбят. Пусть обсуждают, что он плохо танцует, – тем интереснее им будет следить за его преображением. Если хорошо потрудимся, за месяц подготовим к дебюту, уж на один танец его как-нибудь хватит. – Продюсер насупился, и госпожа резко закончила: – Мне нравится этот. Берем?

Да кто она такая, что может вот так говорить с самим Хан Ын Соком?! Женщина и продюсер смотрели друг на друга, как в тех фильмах, когда герои вот-вот начнут перестрелку. Я помалкивал. Три года работы с моим взрывным боссом научили меня тому, что есть моменты, когда лучшая стратегия – просто заткнуться.

И тут раздался голос женщины в кепке, которая до этого не произнесла ни слова.

– Ну, он ужасен, конечно. Но голос – просто чума, я мурашками от кайфа покрылась. Еще и очаровашка, напористый такой. Как хореограф, я против него, он – бревно. Но как женщина – очень даже за. Ну и все, а то я уже весь зад себе отсидела. – Она встала, не глядя на продюсера, и хлопнула ладонями по столу. – Господин Хан, не тяните. Мы и так знаем, чем ваш спор закончится.

Продюсер сжал зубы. Благодаря боссу я научился кое-чему еще: различать малейшие изменения в мимике, особенно в том спектре, который представляет собой разные виды гнева. И продюсер сейчас был не просто зол, он был в лютой, едва сдерживаемой ярости.

– Это «да»? – медовым голосом спросила госпожа, хотя более громкого молчаливого «нет» я даже вообразить не мог. – Ну и отлично. Подавай документы генеральному, Ын Сок, а я отвезу парня.

Продюсер коротко глянул на меня и встал. Этот взгляд обещал, что я еще пожалею о своем приходе сюда. Но сейчас я был слишком ошарашен, чтобы думать об этом. Неужели получилось?! Не может быть! Продюсер распахнул дверь в коридор и ледяным тоном проговорил:

– Со Ён, кастинг окончен. Всех по домам.

Он вышел за дверь, женщина-хореограф подмигнула мне и ушла с ним. Мы остались одни с красивой госпожой. Она засмеялась, как девчонка, и постучала изящными кулачками друг о друга.

– Ура-ура, да? Ну, поехали в учебный центр. Семья знает, что ты пошел сюда на кастинг? – Я помотал головой. – Тогда позвони им и скажи, что уехал на недельку и там связи не будет. Придумай что-то правдоподобное.

Я вытащил телефон и торопливо набрал маму. Все происходящее казалось нереальным, будто я в компьютерной игре, даже обрадоваться как следует не получалось.

– Мама, привет, – твердо сказал я, и у меня сжалось сердце, когда она нежно, как всегда, ответила мне. – Мам, меня тут пригласили на… на остров Чеджудо с концертом. Все оплатят, но звонить оттуда нельзя – там какое-то очень секретное мероприятие. Я тебя люблю и позвоню как только смогу, хорошо?

Лгать оказалось так просто, что мне стало тошно от самого себя. Секунду я ждал, что мама удивится: «Что ты несешь, Хён, какой концерт на Чеджудо?!» – но она лишь сказала:

– Хорошо, сынок. Ты молодец. Позвони, как сможешь.

Я нажал на отбой, и госпожа внезапно забрала у меня телефон. Я не сопротивлялся. Вся моя жизнь была связана с мамой, с заботой о ней, а сейчас эта жизнь закончилась так стремительно, и мне стало куда грустнее, чем я мог себе представить.

– Кому-то еще надо позвонить? – спросила госпожа в пиджаке так, что я почувствовал: «нет» – единственный верный ответ.

– Нет.

– Надо, чтоб ты пока ни с кем лишним не пересекся. Мы должны подумать, как подать тебя публике. Идем, надо тебя в порядок привести.

Из здания мы вышли через какой-то запасной выход, как шпионы. Госпожа посадила меня в роскошную тачку, села за руль и выехала с парковки. Я еще никогда так близко не видел женщину, которая сама бы водила машину.

– Госпожа, разрешите спросить? – решился я. – А вы… Кто?

Она с юмором глянула на меня:

– Много будешь знать, скоро состаришься. Но мне нравится, что ты такой дерзкий, для группы это то что нужно. Можешь звать меня Бао.

Она включила радио, и я понял: разговор окончен. Мы ехали на юг, я сидел на заднем сиденье очень прямо, чтобы не тереться лишний раз о роскошную обивку – машина была просто идеальная, нигде ни пылинки, ни пятнышка.

– Ты знаешь английский? – вдруг спросила Бао.

Я покачал головой. Врать смысла не имело, слишком легко проверить. Если бы ко мне однажды подошел белый турист и спросил дорогу, я бы испуганно таращился на него, как персонаж какой-нибудь статьи под названием «Почему туристу в Сеуле лучше гулять только в центре и не ходить в район Мапо-гу».

Мы въехали на закрытую парковку красивого нового здания – так вот где штаб-квартира «Тэянг»! Точное место никогда не показывали в соцсетях, чтобы фанаты не дежурили там днями и ночами. Бао повела меня невыразительными коридорами, где пахло чистящим средством, приятным, как духи, и распахнула дверь комнаты. Я ошарашенно огляделся – красиво, как в отеле. Плотные шторы, бежевые обои, на полу – застеленный свежим бельем матрас, за дверью видна чистейшая ванная.

– Подготовили все для нового участника, – сказала госпожа, листая что-то в телефоне. – Вымойся и жди в халате, одежду тебе дадим новую. Я через полчаса за тобой вернусь. Но для начала выверни, пожалуйста, карманы.

Из карманов выпала только записка от женщины, спасшей меня от охранника.

– Это для Линхо, меня… меня попросили передать, – пролепетал я. – Это важно.

Госпожа развернула записку, прочла, хмыкнула и свернула обратно.

– Сам передашь.

Она осмотрела мои запястья, убедилась, что часов нет – я ведь мог с них кому-нибудь позвонить, – и ушла. А я вымылся, завернулся в огромный белоснежный халат и только тут сообразил: как же я узнаю, что прошло полчаса? Часов нигде не видно. Я прилег на матрас и застонал от наслаждения: какой же удобный! Ладно, услышу, когда дверь откроется, и тут же сяду. Я прикрыл глаза – и от всех потрясений немедленно заснул. Проснулся с тяжелой головой, лучше бы и не спал. В воздухе витал приторно-сладкий запах дыма, я кое-как разлепил глаза – и уставился на парня, сидевшего на полу около моего матраса.

В огромной бледно-лиловой футболке и черных спортивных брюках, босой, он сидел и курил вейп, крепко сжимая его в кулаке. Он понял, что я проснулся, но даже бровью не повел. Не встал, не представился – продолжал сверлить меня неподвижным, как у ящерицы, взглядом и глубоко затягиваться ароматным паром. Мой взгляд невольно поднялся к потолку, где висел детектор дыма. Парень тоже туда посмотрел.

– Это реально все, что тебя в данной ситуации интересует? – смутно знакомым голосом спросил он. – Забей, на вейп они не реагируют.

Я приподнялся на локтях. Видимо, это какой-то местный работник. Как же с ним поздороваться: формально или достаточно обычного «привет»?

– Здравствуйте, – наконец выбрал я. Парень слегка нахмурился, и я торопливо исправился: – Привет. Добрый день. Я… – А вдруг мне нельзя говорить всем подряд, кто я? – …Мне сказали ждать здесь.