(Мама? Отец?)

Знал, что это глупые надежды, но не мог отогнать их.

Когда нас подлечили, отмыли, переодели и накормили, Итан и девочки уснули. Мари заснула прямо за столом, опустив кудрявую голову на скатерть. Джун задремала, добравшись до диванчика в комнате, которую отвели девочкам. Итан свернулся в кресле, пока я укладывал Мари, и тут же засопел.

Мне же ещё за обедом дали бокал с бодрящим зельем: трудно не узнать его аромат, в котором переплетаются запахи апельсина, грозы и можжевеловых щепок. Значит, меня ждёт серьёзный безотлагательный разговор.

Едва брат заснул, я вышел в коридор, где меня встретил смутно знакомый седобородый мужчина с яркими синими глазами.

— Здравствуй, Марк. Пойдём в мои покои. Нам нужно поговорить.

В кабинете он вежливо предложил мне присесть, и только когда я опустился в глубокое кресло, представился:

— Я Раген, нынешний глава Дома Света. Я знал твоих родителей, Марк.

Он скорбно замолчал, и у меня внутри что-то оборвалось: их больше нет. До этой минуты я питал себя слабой, неразумной надеждой, но их больше нет.

(Надежда — глупое чувство).

Мысли снова раздвоились. Заломило в висках. Я сосредоточился на головной боли, которой не должно было быть после магического лечения. Что угодно, лишь бы отвлечься от накрывающей меня безнадёжной тоски.

А Раген продолжал:

— Марк, твои родители и другие Воины выполнили свой долг. Мы не надеялись, что они смогут одолеть Зло, но они должны были отвлечь его внимание от Цепных пещер. Зло думает, что его новая темница там, в Солнечной Цитадели, которую так яростно обороняли Воины Света. Но пока там длилась битва, к Цепным пещерам двигался другой отряд Светлых. Там, в Цепных пещерах, находится Печать Олифена, которая может заточить Зло. Но Печать осталась нераскрытой. Воины, что несли туда ключ, попали под горный обвал недалеко от пещер.

Раген вздохнул и покачал седой головой.

— Ключ вернул новый отряд, но в нём нет наследственных. Ты знаешь, что они появляются только в союзе двух магов, что случается нечасто. Да и недавние события изрядно… кхм… сократили число тех, кто способен к колдовству, и наследственных, и обученных. Так вот, ключ у нас есть, и применить его может только наследственный маг. А теперь здесь вы с братом. Но Итан ещё ребёнок. А вот ты можешь раскрыть Печать Олифена и заточить Зло!

Я слушал его — и моя свежезалеченная голова раскалывалась от множества вопросов: папа и мама, другие Воины Света — все они пожертвовали собой ради того, чтобы прикрыть другой отряд? Они погибли в безнадёжной битве?

Они знали, что им не победить? Или нет?

Слова Рагена о том, что я могу заточить Зло, не сразу дошли до моего разума.

Я неверяще уставился на главу Дома Света. Он не похож на шутника, но в то, что он говорит всерьёз, верилось с трудом. Я знаю, что есть древние артефакты и заклинания, доступные только наследственным магам. Способности таких, как мы, и обученных отличаются. Но что если бы мы с Итаном погибли по пути? Или ещё там, дома? Где другие наследственные? Почему Раген и его люди не позаботились о том, чтобы кто-то из них был в Доме, если от этой Печати Олифена зависит победа над Злом?

— Твои родители отошли от дел, когда решили завести семью, — наклонился ко мне Раген. — Но разве они не учили тебя быть верным Свету?

Его взор был требовательным и испытующим. Мне почему-то стало не по себе. Он дождался, когда я кивнул, и продолжил:

— Значит, ты готов! Мы снабдим тебя амулетами и отрядим сопровождение, но много людей дать не сможем: ты видел, что творится вокруг. Наши маги патрулируют окрестности, заряжают амулеты и лечат страждущих.

Раген указал на стол:

— Вот карта. Там отмечен твой путь и Цепные пещеры. Это твой долг, Марк. Родители гордились бы тобой.

Я встал, шагнул к столу и уставился на карту.

Словно странный сон: вокруг происходят непонятные вещи, незнакомые люди говорят невозможное, а ты должен взять и спасти мир. Так не бывает.

Но я не могу отказаться. Вряд ли мастер Раген сошёл с ума, а значит, есть шанс остановить то безумие, которое сейчас творится в мире (чтобы ты ни сделал, ты не воскресишь тех, кто погиб). Хоть что-то изменить (слишком поздно).

В голове жгучими осколками свербела боль. Я замер над картой, потеряв счёт времени.

— Мы позаботимся о твоём брате, — донеслось откуда-то со стороны.

— И девочках.

— И девочках, — кивнул Раген. — А тебе пора.

И я пошёл. Прощаться с братом не стал: он непременно захотел бы пойти со мной. Но если я справлюсь, мы скоро увидимся: Цепные горы часах в трёх отсюда. А если нет, то хоть кто-то из нашей семьи должен остаться (ты знаешь, на что обрекаешь брата?).

Мне вручили рунный меч, связку защитных амулетов, флягу с бодрящим зельем и ключ от Печати. Он оказался гораздо меньше, чем я думал: крошечный, будто от шкатулки. Выкованный из неведомого металла, хрупкий на вид и очень тяжёлый. Я повесил его на шнурок с защитными амулетами.

От сопровождения я отказался: идти недалеко, а большой отряд привлечёт ненужное внимание. Мне показалось — или Рагена это обрадовало?

Первый час я шёл по лесу. Воздух пах прелой листвой и травами: зверобоем, кошачьем хмелем, вереском и душицей. Птичьи трели и шуршание мелких зверюшек казались ненастоящими. Солнечные пятна, падающие сквозь желтеющую листву, тоже. Настоящее — это монстры, кровь и смрад. Мёртвые тела и разруха. А тут всё тихо и спокойно. Будто нет мира людей, нет хаоса, смерти и безумия.

Но Зло, хоть и жаждет более всего человеческих жизней и душ, стремится пробраться и туда, где люди — нечастые гости. Я вышел на яблоню как-то вдруг: вот только что шёл по еле заметной тропинке, огибающей древесные стволы — и чуть не уткнулся носом в нетронутую осенним золотом листву. Яблоня, красивая, словно напоенная августовским теплом и ароматами ушедшего лета, была увешана плодами. Огромными, ярко-красными, с тёмными прожилками, такими сочными и сладкими на вид.

Рука сама потянулась к ближайшему яблоку. Как же есть хочется!

Но, едва коснувшись яблока кончиками пальцев, я осознал, что голод не мой. Это яблоня хочет есть.

Я отдёрнул руку и шагнул назад. Яблоня больше не казалась красивой, а яблоки налились чёрно-алым нездоровым багрянцем. Казалось, дерево тяжело и алчно смотрит на меня плодами. Листва шевельнулась, хотя окрестные деревья замерли без движения, не тревожимые ветром.

Я сделал ещё шаг назад, и ветви потянулись ко мне. К счастью, стоило дотронуться до амулетов, пробуждая их защитную силу, как яблоня сделала вид, что мне просто померещилось.

Но чёрно-красные плоды продолжали следить за мной, пока я не скрылся в лесу.

За лесом простирались луга, поросшие невысокой густой травой. Они тянулись до самого предгорья, где и прятались Цепные пещеры.

Посредь луга зияла трещина, чёрная и зловещая. Длинная: не видно было, где она кончается. По обе стороны от трещины трава увяла, а вокруг стояла мёртвая тишина (жуткая тишина — это правильно, так ведь?). На мгновенье мне показалось, что я оглох. Я отступил в лес — и тут же послышалось беличье цоканье и шуршание листвы. Сделал шаг вперёд — тишина.

Что ж, трещина в земле вряд ли прыгнет на меня.

В тишине время будто остановилось. Даже собственное дыхание было беззвучным, и я не мог измерять время по числу вдохов и выдохов. Бесшумно двигались ноги: шаг, ещё шаг, двадцать шагов, сто, двести, триста пятьдесят. Сбился (как в кошмарном сне, правда?)

Я будто оглох и онемел.

Несколько раз оглянулся, пытаясь понять, не иду ли я на месте. Зелёная стена леса медленно удалялась. Значит, всё же иду. Но оглянувшись в четвёртый раз, я вдруг запутался, не понимая, куда идти: к лесу или от него? Прошёлся в одну сторону, потом в другую. Постоял на месте, попытался поговорить сам с собой, но собственный голос показался таким нелепым, таким странно-чужим, что я замолчал.