Руки и лицо пленника уже носили следы пыток, но за суетой вокруг собственной персоны он наблюдал равнодушно.

— Зря вы это затеяли, — произнёс пленник, расправляя плечи, и пластиковые оковы жалобно заскрипели. — Каждому человеку даётся время на оправдание и раскаяние. Но я не вижу одного и причин для другого.

Агескел фыркнул:

— Похоже, он нас хочет запугать, Кико? Бог а ми будешь грозить? — ехидно вопросил аке, и глаза его заблестели в предвкушении человеческих мук.

Но тут какая-то ниточка в мироздании тренькнула и оборвалась, а взгляд пленника снова стал мутным. Словно кто-то заглянул в комнату его сознания, постоял на пороге и вышел.

Агескел разочарованно хмыкнул, развёл руками. Мол, теперь и пытать бесполезно, пробовали уже.

Дверь засветилась.

Аке прислушался. Не уловив ничего опасного, кивнул.

Электромагнитный контур двери погас, и двое рабов волоком втащили человека в чёрном.

— Ещё один! — прошипел эрцог, и прислужники отскочили к двери, уронив бесчувственное тело.

Агескел встал, мелкими шажками подошёл к распростёртому на каменном полу человеку, склонил на бок голову, прислушиваясь.

— Ну-у… — протянул он, анализируя ощущения. — Этот шпион будет попроще. Я полагаю — эйнит или боргелианин. А ты что скажешь, драгоценный брат?

Эрцог рыкнул на слуг:

— Вон! Все!

Бегство прислужников было скорым.

Агескел хмыкнул и пожевал губами:

— Предлагаешь мне позабавиться самому?

— Два! Два шпиона за один день, Сейво! Им что тут, мёдом намазано? Где твои ловушки и сенсоры! Где охранники?

— Ежели желаешь — уже висят, — развёл аке тонкими худыми руками.

— Знать! Я желаю знать! Кто эта мразь?

— Это? — Акескел легонько пнул лежащего. — Один из секты недовольных нами. Ручки-ножки будем укорачивать? Или всё-таки сначала допросим? Тебе важно, какую именно мать почитает это человекообразное?

— Мать, — хмыкнул эрцог. — Да, я хотел бы видеть его мать! Привязанной к пыточному столу!

Он поднялся из термокресла и подошел, прихрамывая, к мужчине, распростёртому на каменных плитах.

— Кто ты? Отвечай мне! Или ты будешь подыхать так медленно, что все здешние крысы изойдут слюной! — прошипел он.

Агескел изловчился и пинком перевернул лежащего.

— Э, похоже, его башкой приложили, — хихикнул аке. — Но изо рта — течёт, да и биение я слышу. Оклемается.

— Тем хуже для него! Жалкий червяк!

— Ну, не такой уж и жалкий, — усмехнулся Агескел. — Забрался-то он прилично. Поймали уже на выходе из лабиринта. — Аке провёл ладонью по интерактивной столешнице, вызывая прямо над столом голосхему подземных переходов. — Посмотри, какую интересную систему наблюдения он придумал. С помощью слизняков. Любопытно…

— Твоё унылое любопытство будет мне дорого стоить!

— Так давай прекратим канитель? Достанем оба мозга и поместим в психовизор. Я предлагал это сразу, но ты же сам хотел пыток. Я всё устроил, как следует. Однако первое тело нам досталось накаченное, Беспамятные знают, чем. Сознание в нём едва брезжило. А вот наш новый гость оклемается, если с ним повозиться.

Энсель поморщился и неловко захромал по подвалу, разминая больную ногу. Её выращивали заново уже три раза, но, похоже, дефект крылся в голове эрцога, а туда медики не допускались.

— Всё плохо, Сейво, всё! Неудачливые шпионы, неудачное наложение пластов. Как ты мог так ошибиться?

— Кто ж виноват, что восемнадцатый по счёту ублюдок Локьё унаследовал наконец его кровь? Мы не приняли в расчёт полукровку, вот и получили откат. Неожиданный, но поправимый. Я ищу ублюдка все эти дни. Отец заявил, что он издох, но меня не обманешь. Нужный спектр вполне различим в линиях Граны, значит, ублюдок скрывается там. Правда, один из шпионов доложил, что его видели и на Тайэ, что странно само по себе, но не невозможно. Хоть мне и не нравится такое раздвоение…

— И что? — развернулся всем телом Энсель. — Что ты можешь, если оба района закрыты для кораблей Содружества? Да и с психическими проекциями на Гране не очень-то поиграешь, а на Тайэ ты не пробьёшься вовсе!

— Ну, во-первых, я могу выманить оттуда ублюдка. У меня есть сведения, что он давно и безнадежно влюблён в некую Хелеку Эславе, да-да, внучку той самой Хелеки.

— Любовь? Что может значить любовь для взрослого мужчины?

— Нужно изучать низших, Кико. И знать их так, как я. Да, у ублюдка в жилах кровь Локьё, но наполовину-то он такой же, как все двуногие. Зачешется в причинном месте — прибежит, как бесхвостый ташип.

— С Граны или с Тайэ?

— А какая нам разница? Шпион у меня есть только на Тайэ, но на Грану я могу отправить посланца снов. Такой молодой умелец должен доверять снам. Если срастётся, нам не придётся тревожить прах Кэрэка Эславе и его дочери и портить связи с его семьёй. Или… — он неприятно улыбнулся, — придётся, когда мы захотим поговорить по душам с ублюдком.

— Вот именно, — недовольно поморщился эрцог, и глаза его заледенели. — Когда мы ЗАХОТИМ поговорить. А пока будет достаточно вызова отца. Он не посмеет не откликнуться, если его призовёт эрцог дома Сиби. Воспользуйся голокодом Локьё, — он вернулся в кресло, задрал больную ногу на плавающую рядом скамеечку.

Раздражение повисло вокруг эрцога Нарья темной пеленой.

Агескел не посмел спорить, хоть и не был согласен с такой топорной простотой плана. Он выжидал.

Энсель уставал быстро. Это Агескел мог полдня носиться по подвалам, словно одуревшая крыса, а потом, вдохновлённый мучениями жертв и пролитой кровью, до ночи заниматься делами государственными.

Разум аке поражал цепкостью, хотя перспективное видение иногда его подводило.

При всей своей садистской распущенности, он не обладал по-настоящему демонической хваткой тех, для кого душа — всего лишь досадное недоразумение в куче кричащего человеческого мяса.

Потому брата аке побаивался. Особенно его усталой «маски», даже тень которой обращала сущее в падаль и грязь.

Многие, очень многие полагали, что первую скрипку в доме Нарья играл сводный брат, а не сам эрцог. За мелким болотом заросшего рва они не видели стен крепости.

Агескел же видел. Он замер, выжидая, чтобы не перечить брату сразу, но и не промедлить лишнего, чутко угадывая, как ворочается в естестве Кико приподнявший голову мрак.

— Но если Энрек действительно унаследовал кровь Локьё, он может почувствовать чужую волю даже за голообразом… — осторожно предположил он.

— Ну, так придумай что-нибудь, чтобы он НЕ почувствовал! — нахмурился Энсель, не желая менять свой план. — Не ошибись в этот раз. И свяжись с Локьё. Я хочу видеть, наконец, голову лендслера. Набальзамированную и просушенную! И никаких отговорок больше не приму. Настрогал ледяной урод ублюдков, так пусть отвечает за них! Много что-то развелось «наследников крови». И в доме Паска тоже подрастает щенок!

— Последыш Рика Эйбола? Как его там… Эберхарт? — ухмыльнулся Агескел, пряча за усмешкой дрожь. — Так малышу Эби едва ли сравнялось восемнадцать. Нескоро нас позовут на его совершеннолетие. Или ты хочешь, чтобы НЕ позвали?

— Мальчишка глуп и наивен. Он будет плясать под ту музыку, которую закажу я. А вот Энрек Лоо, к сожалению, если и будет плясать теперь, то только в клетке, подвешенной над огнём.

— Он не проявил дара в раннем возрасте, — пожал плечами Агескел. — Не проявил его и после введения в дом Сиби. И вдруг… Никто не брал ублюдка в расчет. Я помню его. Он был на акреадиях и на введении регента в дом Паска. Здесь, в Алдивааре. Я наблюдал за ним. И у меня есть все необходимые мнемо и голограммы для работы с его телом и подсознанием. Лучше поздно внушить ублюдку, кто его хозяева, чем никогда.

— Если он так же упрям, как и Локьё — убей его!

— Зачем? — удивился аке. — Энрек не защищён статусом. Парень — военный преступник. Ему вряд ли позволительно выбирать и крутить носом. А не захочет выбирать — убрать мы его всегда успеем.

— Хорошо, — кивнул Энсель. — Убеди его. А после всё же убей. А что молодой «наследник» дома Паска?