Мне было что оспорить.
– Во-первых, мы не возьмем с собой Викторию, – Лен хотел возразить, но я не позволила, – и это не обсуждается. Во-вторых, где твое магическое зрение, прохвост? Фрукты очень даже свежие. И наконец, я не позволю засунуть себя в снег, но лишь по той причине, что не планирую покидать замок.
Ленсифер остановился и посмотрел на меня с возмущением.
– Ты серьезно, Дафна?! Я проехал в карете чертовых три недели, чтобы узнать, что ты все так же не выходишь из замка, и планируешь сидеть…
Если у меня и существовала вредная привычка – то это была привычка перебивать.
– Заткнись. Я не выйду туда потому что там холод ужаснейший, а не из-за того, что ты там себе придумал. Спустя триста лет я могу наконец заявить, что нашла в себе силы на то, чтобы выйти из замка, и ты мне в этом поможешь. Но это явно случится не тогда, когда есть вероятность погибнуть, превратившись в лед.
За спиной послышался смешок.
– А разве ты у нас не ледяная Королева?
Он выскочил из моей комнаты прежде, чем я успела метнуть в него слабенький, но ощутимый заряд энергии. И только вновь оставшись в тишине и одиночестве, я медленно убрала с лица улыбку. Я поняла, как больно по ушам резануло слово «королева».
Присутствие Ленсифера дарило покой, как бы я не хотела принимать этот факт. Его голос, запах его духов и аура были мне родными, но они отбрасывали меня в то время, которое мне хотелось бы позабыть.
Тогда, триста лет назад, после несостоявшегося похищения будущей королевы Рубрумора, моя матушка объявила Ветусу войну. Сражение было недолгим, армии не были равны по силе и количеству, мы одолели их за одиннадцать дней, и на двенадцатый генерал Белум вошел в тронный зал Каерума. С ним была моя мать, и небольшой вооруженный отряд, оставшееся войско ждало у замка. Королева Мириида не признала преступление, но согласилась нести за него ответственность. Она покинула престол, уступив его своему сыну, Доулу. С ним было подписано мировое соглашение длинную в пятьсот лет, что по сути являлось совсем незначительным временем, для наших реалий. Мириида покинула Каерум, обосновавшись где-то на окраине Ветуса, у Большой Воды. Группа преступников, напавших на меня понесла наказание. Пособников казнили, предателя Деймоса отправили в ссылку на Зеленые острова, что находились под покровительством Ветуса. Там располагалось исправительное учреждение для преступников. Но если его судьба меня заботила мало, то судьба Фобоса волновала меня наравне моей собственной.
Фобоса отправили с ним. На гораздо меньший срок, на чуть лучших условиях чем его брата, но отправили. Это была цена доверия моей матери генералу Белуму. Он отправил своего невиновного племянника в ад на долгих сто лет, чтобы доказать свою верность.
Да, такая верность явно дорогого стоит.
Я спустилась в темницы за несколько часов до того, как его увезли. И я не нашла в себе силы признаться в своих чувствах, но наскребла на извинения, считая себя виновной в том, что ему предстоит. Он сидел там, в камере, смотрел на меня с легкой улыбкой, и просил меня не тревожиться. Уверял, что сто лет пройдут не успею я и глазом моргнуть, и мы вновь увидимся. Затем он назвал меня хорошим другом, и перспективной правительницей, раз у меня получилось уложить на лопатки его брата. Это было забавно, но мне не хотелось улыбаться, в ту ночь он обозначил границу, назвав меня другом. Однако влюбленному сердцу все было нипочем – надежда бывает безжалостна.
Спустя несколько часов, на рассвете, я стояла на одном из балконов и наблюдала за тем, как большая повозка с сопровождением выезжает за пределы Рубрумора, в сторону Северной Столицы.
Я запомнила это мгновение, будто запечатлела его в стеклянном шарике с воспоминанием, но по доброй воле я никогда бы этого не сделала. Я стояла на балконе, смотрела как его увозят, и силилась заплакать, но одно из побочных действий сомниума, которым меня тогда пичкали – отсутствие слез. А плакать ой как хотелось, потому что все было не так. Я не хотела править, меня хотели убить, я боялась каждого шороха, и наконец человек, при виде которого у меня подгибались коленки и краснели щеки мало того, что считает меня просто другом – еще и в тюрьму угодил на сто лет. Мне было всего шестнадцать, я была маленькой и слабой девочкой. Ну какая из меня королева?
Мои молитвы не были напрасны, и буквально через год, в Великий Звездопад Вельма сделала предсказание – у королевы будет еще трое детей. До этого предсказания в карте судьбы моей матери читался лишь один ребенок, а это означало одно – в тот вечер я должна была умереть. И Боги, за все благие деяния матери на благо Земли – послали ей в полотне судьбы еще троих, взамен одной меня.
Но я осталась жива.
Все радовались, были большие гуляния, увлекшие Землю в свои объятия на долгие месяцы. Я лишь надеялась, что все трое не будут мальчишками. Через два года после предсказания матушка родила девочку, Иустицию. Но с ее шестнадцатилетием никто не торопился проводить предкоронацию, ведь все знали – она не последняя. Затем на свет появился Деврай, мой дорогой младший брат. С его шестнадцатилетием предкоронацию не проводили уже по другой причине – мужчины не правят, власть у нас передает по женской линии. И наконец настали томительные годы ожидания. Время шло, складываясь в десятилетия, так незаметно прошел век. И вот спустя сто одиннадцать лет на свет появилась Виктория – головная боль всего королевства.
Но на этот факт мне было тогда уже плевать, главное, что меня от трона отделяет две мои сестры, и вероятность моего правления около нулевая. Я была свободна, и могла выбрать себе в нареченные не подходящего по статусу для будущего короля, а того, кого действительно хотела. А хотела я все еще Фобоса, но вот он…
За все время его заточения я прислала ему больше тысячи писем, писала каждый месяц. В ответ я получила лишь одно письмо, ближе к концу его заключения. Три строки о том, когда его освободят и благодарность за то, что принцесса не оставляла его скромную персону без внимания все эти годы.
Его освободили через тридцать восемь лет после рождения Деврая, и он прибыл ко двору, как того велит этикет – засвидетельствовать преданность королеве, присягнуть на верность и признав все прошлые ошибки, нести службу во имя Земли и Рубрумора.
Я готовилась к тому событию – Ленсифер сшил мне волшебное платье для приема, глубокого черного цвета, с пыльцой и вышивкой небесных светил. Было похоже, что я укутана в ночной небосвод, в тот октябрьский вечер я была волшебна. Только было кое-что, способное посоревноваться с чернотой моего платья – пальцы Фобоса. Он вернулся иным – из Ямы каждый второй выходит сломанным, не таким как был до. Но Фобос не был сломан, наоборот. Предельно собран, он знал, чего хочет. В тот вечер он просил у матушки дозволения оставить службу при дворе в угоду службе на Архипелаге Снов, и королева ему это позволила. Потому что при дворе не держат людей, что открыто заигрывают с тьмой и преклоняют колено пред Темной Матерью, а его пальцы, будто испачканные в золе, говорили именно об этом. Он поклонился моим родителям и покинул залу, а я кинулась за ним, под сочувствующие взгляды своего брата. Я часто прокручиваю у себя в голове эти минуты.
Я нагнала его на террасе, он собирался спуститься в сад, а я дальше не могла и шага ступить, потому что страх еще жил в моем сердце. Но он меня заметил, и остановился. Его взгляд больше не был нежен, его губы не украшала улыбка. Он был холоден, и его глаза напоминали мне о Большой Воде в зимний сезон, я часто видела ее изображения в книгах. В ухе была серьга с традиционным камнем нашего двора – рубином. Черный камзол, расшитый серебром, сочетался с моим платьем, и мое сердце забилось чуть быстрее от такого глупого совпадения.
– Ваше Высочество, вам что-то будет угодно?
Он был сух. Предельно вежлив и сух, чего ранее за ним не наблюдалось. Я смотрела и не узнавала, понимая, что все, что я себе придумала за эти сто лет – просто рассыпалось, встретившись с реальностью. Что все это стало прахом вероятно еще раньше, и все письма, что были мной написаны – были написаны зря. Истина, от которой я так долго бежала, пока он был далеко – настигла меня, когда он оказался на расстоянии вытянутой руки. Получить сердце будучи другом – тяжело, но возможно. Получить сердце будучи той, из-за которой он провел множество лет в настоящем кошмаре – равно чему-то невозможному. Стало стыдно, и я отступила на шаг. Затем еще, и еще.
