– Второе – это Худыш, – говорю я не без гордости.

Ведь оба места – наше открытие. И я действительно горжусь, хотя изо всех сил стараюсь этого не показывать.

– Так, – спокойно соглашается Кузьмич. – Значит, Худыш. Согласен.

– Это будет понадежнее, – замечает один из оперативников Игоря. – Худыш ему нужен для дела.

– Вернее, после дела, – поправляет другой оперативник. – Сначала кража, потом Худыш. Он сбытчик.

– Не обязательно, – вступает в спор Игорь. – У них всякие дела. И всякие расчеты.

– И еще общество, – добавляю я. – Мушанский любит общество. Именно такое, кстати. Чтобы блистать. Поэтому он может появиться там в любое время.

– Он прежде всего деловой человек, – не сдается оперативник. – И хитер. Ради общества он рисковать не будет. Знает ведь, что его ищут.

– Вот это верно, – вдруг говорит Кузьмич. – Это он знает. Запомните, милые мои, – и обращается ко мне. – С этой самой… Как ее?..

– Элеонорой Михайловной? – помогаю я.

– Да. С ней надо еще встретиться. Ты не условился?

– Появлюсь, – загадочно обещаю я.

Кузьмич усмехается. Он догадывается, какой стиль установился у меня с нею.

– Везет этому Лосеву, – качает головой Игорь и подмигивает.

– Трудись, – назидательно говорю я. – Авось тоже повезет.

– Значит, так, – подводит итог Кузьмич. – Квартира этого портного – тоже место, где может появиться Мушанский. Согласны?

Все, конечно, соглашаются.

– И наблюдать за этим местом надо неотрывно, – продолжает Кузьмич. – А не ждать новой кражи. Он там может появиться в любой момент, как приедет.

С этим тоже сейчас никто не спорит.

Кузьмич поглядывает в мою сторону.

– Итак, это второе место. Но есть еще и третье. Его только надо найти.

Теперь он почему-то смотрит на Игоря. И мы все, насторожившись, тоже невольно смотрим на него. Игорь недоуменно пожимает плечами. Потом хмурится. Ему, конечно, неприятно. Он, как и мы, не понимает, что имеет в виду Кузьмич, и почему он смотрит именно на него.

– Давайте думать, – предлагает Кузьмич и, отложив очки, неторопливо закуривает. – И рассуждать.

– Значит, установлено, что этот самый Мушанский – «гастролер», – говорит Кузьмич. – И появляется он в Москве только на три-четыре дня. Спрашивается: где этого гуся можно задержать скорее всего? Конечно, там, где он остановился, где он ночует. Так ведь? Вот и давайте-ка над этим подумаем. В гостинице он не остановится, это ясно. Он туда только на кражу пойдет. Где же еще?

– У знакомых, – не очень уверенно предполагаю я.

– К каким это знакомым можно с краденым прийти? – Кузьмич прищуривается.

– Мало ли к каким…

– Я думаю, – вступает в разговор Игорь, – у него в Москве главным образом деловые знакомства. Вроде Худыша. Там он не остановится.

– А может, женщина? – предполагает один из оперативников.

– Тут надо учесть вот что, – Кузьмич качает головой. – Он же знает, что в Москве его ищут. И в Москве ему появляться опасно. Он только для краж сюда приезжает. Остановиться в какой-нибудь квартире означает неминуемо привлечь к себе чье-то внимание.

– Есть такие квартиры, – замечаю я, – в которых…

Все прекрасно понимают, что я имею в виду. И Игорь решительно возражает:

– Нет. Там он не остановится… Другого полета птица. Вряд ли наутро он выползет оттуда такой чистенький и свеженький, каким он потом появляется в гостинице.

– Так, так, – кивает Кузьмич. – А три или четыре ночи он все-таки где-то проводит в Москве. Причем, – он поднимает палец, – именно в культурном месте. Они правы, – и он указывает на Игоря и оперативника.

– Все-таки, я думаю, у женщины, – упрямо повторяет первый из оперативников. – Артист. Умеет заливать. Умеет ухаживать. Не всякая устоит. И повод для ночевки вполне безопасный, – он улыбается.

Но я с этим не соглашаюсь, и, по-моему, другие тоже. Кузьмич прав. Мушанский знает, что его всюду ищут, четыре дня подряд ночевать на частной квартире он не будет.

– Красносельская, – напоминаю я. – Почему он вышел из такси именно там? В одиннадцать часов вечера. Он ведь куда-то ночевать отправился, не иначе.

– Правильно, – поддерживает меня Кузьмич. – Вот тут уже становится теплее. Как в той детской игре.

– М-да, – задумчиво соглашается Игорь. – Что же там имеется, в районе Красносельской?..

Мы начинаем вспоминать.

– Жилой массив, – говорит наконец один из оперативников. – Больше ничего. Если не считать магазинов, кино, учреждений, мастерских и так далее.

– И рядом вокзалы, – добавляет Игорь.

– Он мимо них проехал на такси, – возражает кто-то.

Игорь качает головой.

– Это как раз не имеет значения.

– Из Москвы он в ту ночь уехать тоже не мог, – вмешиваюсь я. – Он еще два дня совершал кражи здесь. И ночевать на вокзале он, конечно, тоже не собирался. Не для него это.

– Стоп, – неожиданно произносит Кузьмич. – Где можно ночевать на вокзале?

– В зале ожидания, – говорю я. – На скамьях. Только там не выспишься. И костюм помнешь. Четыре ночи подряд – исключено.

– А еще где? – настаивает Кузьмич.

В тоне его уже нет задумчивости, в нем какое-то напряженное ожидание, словно Кузьмич в чем-то важном экзаменует нас, словно сам он уже о чем-то догадывается.

– Где еще? – переспрашивает Игорь и, усмехнувшись, начинает перечислять. – В комнате матери и ребенка, в медпункте, в комнате милиции, наконец…

Тут уже смеемся мы все. А я даже закашливаюсь.

– А еще? – продолжает допытываться Кузьмич.

– В комнате для транзитных пассажиров, – отдышавшись, вдруг выпаливаю я.

Кузьмич многозначительно поднимает палец.

– О! – произносит он. – Это уже кое-что. Ну, а кого же туда пускают, интересно?

Этого никто из нас точно не знает, и Кузьмич берется за телефон. Он звонит в комнату милиции первого попавшегося вокзала, правила везде одинаковы, и наводит справку.

Выясняет он следующее. Чтобы остановиться в комнате для транзитных пассажиров, надо предъявить паспорт и билет, который бы свидетельствовал, что пассажир едет через Москву и должен здесь произвести пересадку. Билет этот регистрируется дежурной. Проживать в комнате для транзитных пассажиров можно в течение трех суток.

– Вот и все, – заключает Кузьмич. – Очень даже просто и удобно. К тому же вполне культурно. – И, усмехнувшись, добавляет. – А если еще коробочка конфет или что-нибудь в этом роде, то и четвертые сутки прихватить можно.

– И паспорт не обязательно будет предъявлять, – добавляю я.

– Пустяки, – возражает Игорь. – У него и краденый паспорт может быть припасен. Главное – билет.

Словом, возникает интересная версия. Мы ей даем оперативный шифр «вокзал».

Все оживляются. И тут наш Кузьмич начинает рассуждать, как бы думать вслух, и мы умолкаем.

Кузьмич не поучает, не разъясняет, не цитирует авторитеты, он не пытается проникнуть в природу явлений и вскрыть их корни. И уж конечно, он не обобщает и не выводит никаких законов. Просто он размышляет над конкретной задачей, очень непростой задачей, которая нас больше всего заботит.

– Тут надо кое-что учесть, милые мои, – говорит Кузьмич и указывает на сидящего рядом со мной оперативника. – Вот ты сказал: «Он знает, что его ищут». Это многое определяет в его поведении, артиста нашего. Это значит, что нервы у него натянуты до предела, и покоя у него нет ни днем, ни ночью. Он ведь каждую минуту отовсюду ждет опасности, ждет нападения. И в каждом человеке, с которым сталкивается, подозревает прежде всего врага. Вот такая у него сейчас жизнь. Такое состояние. Как у затравленного волка. И в этом состоянии даже самый опытный преступник допускает ошибки, просчеты. Обязательно допускает. Незаметно для себя. И нам надо их учесть. А сначала надо найти. Это первое. И еще одно нельзя упустить. Я уже об этом говорил. Он звереть начинает. Он уже пошел на убийство. Это сдают нервы. Раньше, небось, если бы зашла горничная, он нашелся бы и такое ей загнул, что она бы и в другой номер ему сама дверь открыла. А вот сейчас нервы сдали, он ничего придумать не смог и пошел на убийство. И тут, знаете, как с хищником. Почуял кровь! Перешагнул внутри себя через что-то. Опасное дело. Теперь он, чего доброго, и заранее может убийство запланировать. Теперь можно от него этого ждать. Вот, милые мои, кого мы перед собой имеем.