Четыре года спустя большое новгородское войско во главе с князем Ярицлейфом (Ярославом Всеволодовичем) двинулось в земли ордена, желая поквитаться с рыцарями за падение Юрьева, а также Феллина и Одепте (именуемого русами «Медвежьей Головой»). После штурма крепостей были перебиты все новгородские воины – к примеру, в Феллине всех выживших повесили. Но лазутчики Буксгевденов (младший брат Альберта, такой же деятельный и воинственный, Герман стал епископом Дерпта) сумели поднять в Пскове панику, убедив жителей, что неистовый Ярослав собирается занять город и подчинить его себе. В итоге псковская рать заперлась в крепости, отказавшись объединяться с новгородцами, а на помощь мятежному городу выступило все войско меченосцев. Ярослав ушел без боя, а Псков несколько лет был независим от Новгорода и держал союз с германскими крестоносцами.
Погруженный в свои мысли и не замечающий ничего вокруг, Дитрих тяжело вздохнул, размышляя о том, как же все в жизни недолговечно. Ярослав все же поквитался с меченосцами – в битве на Омовже, той самой реке, что вытекает из озера Вирцзее и впадает в Чудское озеро, на берегах которой и стоит Дерпт. Ярослав удачно выбрал момент для наступления – к зиме многие участники крестового похода предпочитают возвращаться домой. Благо, что до родовых германских земель из Ливонии путь гораздо короче, чем из Святой земли. Впрочем, стоит все же признать, что и сами рыцари ордена вели себя слишком нагло и беспечно, спровоцировав князя на ответный удар серией набегов. Так или иначе, в 1234 году от Рождества Христова псковичи решили не играть с судьбой, заключив мир с князем и приняв в город новгородского посадника, а значительная рать Ярослава беспрепятственно подступила к стенам Дерпта. Правда, и в крепости стоял сильный гарнизон – здесь пребывало большинство братьев-рыцарей во главе с великим магистром Фольквином фон Наумбургом. Сильный отряд рыцарей стоял также и в соседнем Оденпе. Однако помимо «сезонного» ослабления ордена, его силы серьезно подорвала и борьба с папским легатом Балдуином Альнским, вылившаяся в вооруженное противостояние крестоносцев друг с другом и закончившаяся лишь весной того же года. Кроме того, ополчение ливов и латгалов великий магистр собрать, конечно, не успел, но все же рискнул на совместную с гарнизоном Оденпе вылазку, рассчитывая сокрушить русов совместным ударом с двух направлений. Может, Фольквин рассчитывал, что удар второго отряда меченосцев станет для Ярослава внезапным, испугает его людей, или же счел, что русы в схватке не сильно искуснее балтов, коих рыцари зачастую громили меньшим числом. Но его надежды не оправдались: не получилось застать врага врасплох, не удалось изменить ход битвы и подкреплению из Медвежьей Головы. А сами русы доказали, что в честной схватке они ничем не уступают германским рыцарям. Зато численность в сече с равным противником еще как важна.
Ярослав разбил великого магистра под стенами Дерпта, обратил крестоносцев вспять. Правда, самому Фольквину фон Наумбургу удалось отступить в крепость и закрыть ворота, большинство же рыцарей и сержантов пытались бежать по льду Омовжи, преследуемые русами, и были истреблены ими. Часть тяжелых всадников так и вовсе провалились под лед. Но русы, разбив меченосцев, не пытались осаждать город, ограничившись разорением окрестностей и заключением почетного для них мира. Так, восточная и южная части Дерптского епископства отошли к Пскову, а меченосцы надолго позабыли о своих набегах на новгородские земли.
Но это, пусть и чувствительное, поражение ордена не стало его концом – вовсе нет! Уцелели гарнизоны большинства замков, уцелел гарнизон Риги, магистр вполне еще мог объявить сбор ополчения, привлечь новых паладинов из Германии и, наконец, взять наемников. Что и было осуществлено два года спустя. Поняв, что меченосцам пока не удастся тягаться силами с русами на их исконных землях, папа Григорий IX объявил крестовый поход в Литву. И Фольквин фон Наумбург, пусть и понимал неготовность ордена к серьезному походу, после предшествующего конфликта с папским легатом перечить воли великого понтифика не рискнул. Собрав добровольцев, наемников, ополчение крещеных балтских племен и сумев даже привлечь к походу русов (литовцы нападали и на русские княжества, так что идею совместного похода в Новгороде и Пскове поддержали), великий магистр двинул достаточно мощное войско в толком не известные его людям земли.
За что и поплатился в битве при Сауле.
Литовцы умело заманили тяжелую рыцарскую конницу и псковских ратников в болота, одновременно с тем растянув войско крестоносцев в линию, а после истребили его фланговым ударом – в основном, расстреливая из луков и закидывая дротиками крестоносцев с безопасного для себя расстояния. Погибли и Фольквин, и весь цвет рыцарства.
Череда несчастий, обрушившаяся на меченосцев, окончательно добила орден, совсем недавно бывший на пике своего могущества. Может, варварское истребление женщин и детей в Юрьеве, а также расправа над пленными русами вызвала гнев Божий? Может, само понятие мести, пусть даже и язычникам, в корне расходится с евангельским учением? Нет, рыцарь-крестоносец Дитрих фон Грюнинген об этом не задумывался – ведь тогда бы пришлось осмысливать и то, что убивать с именем Господа на устах и во имя Господа есть не что иное, как кощунство. По крайней мере, если речь идет не о защите своего дома, своей родины, а о завоевании чужих земель.
Спасая позиции католиков в Ливонии, на следующий год папа объединил оставшихся меченосцев с главным германским рыцарско-монашеским орденом дома Святой Девы Марии Тевтонской в Иерусалиме, или, кратко, Тевтонским орденом. Разбитые меченосцы вошли в него на правах самостоятельной Ливонской комтурии, сохранив право носить алый меч на щитах и сюрко, а для усиления их в Ригу прибыло шестьдесят рыцарей и шесть сотен полубратьев-сержантов. Первым ландмейстером комтурии стал Герман фон Балка, сохранивший за собой также звание ландмейстера и Пруссии, но доблестный рыцарь был уже болен и стар. И вслед за ним комтурию принял Дитрих фон Грюнинген.
И вот ныне он томится в пограничном Дерпте, размышляя над будущим ордена – очевидно, не столь светлым и блестящим, как ему хотелось бы. Фактически задачу покорения Ливонии выполнили еще меченосцы, отвоевав у язычников клочок земли, зажатый между воинственной Литвой и сильным Новгородом. Конечно, атаковав Литву, бывший великий магистр взялся за непосильную задачу, однако и с помощью тевтонцев отомстить за разгром при Сауле невозможно… Рыцарей и полубратьев хватает лишь удерживать от восстания мятежных духом язычников, крестившихся по принуждению, но не изменивших вере предков в душе. Однако где добыть славу, честь? Где и как теперь добиться побед, благодаря которым молодой ландмейстер вписал бы свое имя в историю?
Впрочем, в Дерпте томится не только он – здесь собрались многие выжившие рыцари-меченосцы, здесь же занял епископский престол Герман Буксгевден. После смерти брата он стал самым непримиримым клириком, ненавидящим местных язычников, и особенно ортодоксов схизматиков! Епископ спит и видит объявление нового крестового похода – в земли русов! Здесь же нашел свое пристанище и изгнанный новгородцами из Пскова князь Ярослав Владимирович, мечтающий вернуть свой город. У бывшего союзника во втором по величине и значению городе Русского Севера осталось множество сторонников, но увы, момент для выступления против Новгорода совершенно неподходящий. Главные силы тевтонцев заняты сейчас борьбой с мусульманами в Святой земле, ордену не хватает людей даже покорять неистовых пруссов, не говоря уже о помощи ливонцам (так ныне величают рыцарей Ливонской комтурии), и сил для открытого противостояния с русами просто нет.
С другой стороны, если ситуация изменится и позиции Ярослава Всеволодовича в Новгороде пошатнутся, то кто знает, кто знает…
От тяжелых, неторопливых дум ландмейстера отвлек взволнованный голос полубрата-сержанта, поднявшегося вслед за Дитрихом на вершину донжона:
– Господин, в Дерпт прибыло двое русов. Они говорят, что держат путь из Новгорода, и просят о встречи с вами. Называют себя посланниками городского посадника.
