– И все же я хочу разобраться в ситуации, – проговорила я. – Прежде всего надо установить, в больнице ваша дочь или нет. Если она в своем отделении, я бы хотела с ней поговорить и узнать, как и зачем она мне позвонила!

– Если бы звонок поступил в полдень – когда пациентам выдают телефоны, – я бы поверила в то, что Маша вам звонила, – сказала женщина. – А наговорить она могла что угодно. Дочь ведь сейчас лечение проходит, ей подбирают лекарство, некоторые препараты могут давать побочную реакцию в виде галлюцинаций, паники и тревоги. Маше может показаться, что ее хотят убить, и это в данном случае абсолютно нормально. Психиатрия – вообще штука сложная, именно поэтому больным лучше лечиться под строгим наблюдением врача, чтобы он вовремя корректировал лечение.

– А во время ваших визитов вы не замечали в поведении дочери чего-нибудь странного? – поинтересовалась я.

Ольга Николаевна вздохнула.

– Да по-разному бывает, – сказала она. – Иногда Маша не хочет вообще со мной разговаривать – я прихожу, ее выводят, и мы сидим за столом друг напротив друга. Я задаю ей вопросы, рассказываю что-то, а она смотрит на меня стеклянным взглядом и ничего не говорит. Иногда дочь прогоняет меня – вроде не хочет общаться, а иногда плачет и уговаривает меня забрать ее домой. Увы, я ни разу не видела Машу в хорошем настроении – когда она со мной говорит, то жалуется на то, что еда в столовой ужасная, кормят их помоями, а свою собственную еду вместо больничной есть запрещают. То есть завтрак, обед и ужин пациенты обязаны съедать в столовой, а гостинцы, прошедшие проверку, им выдают в качестве перекусов. Иногда Маша жалуется на медсестер – особенно ей не нравится Лариса Михайловна, которая, по словам дочери, издевается над ней. Но я говорила с Ларисой Михайловной, вроде вполне себе адекватная женщина, у нее и в мыслях не было издеваться над пациентами…

– А как эта Лариса Михайловна издевается над Машей, дочь вам рассказывала?

– Вроде как медсестра один раз смешала в Машиной тарелке первое и второе и заставила дочь это съесть. Маша отказывалась от обеда, и между ней и Ларисой Михайловной произошел конфликт. Но медсестра это отрицает, да и зачем ей это? Я сделала вид, что поверила дочери, но мне кажется, Маша сама это выдумала и поверила в то, что над ней действительно в больнице измываются. Мне врач дочери сказал, что такое бывает у пациентов, которые находятся на данной стадии лечения. Отсутствие алкоголя превращает больных в невротиков, а у некоторых развивается мания преследования. Но этот этап надо просто переждать, при подборе адекватного лечения состояние пациента нормализуется и подобные вспышки прекратятся.

– То есть вы дочери не поверили, – заключила я.

Ольга Николаевна виновато пожала плечами.

– Маша больна, и пока она не может нормально реагировать на происходящие события. Я очень люблю свою дочь, готова на все ради нее! Я ведь воспитывала Машеньку одна – муж ушел от меня, когда дочке было всего-навсего два года. Вся моя жизнь сосредоточилась на Маше, ради нее я работала, ради нее терпела невзгоды и трудности… Не будь у меня дочери, не знаю, смогла бы я так или сломалась. Мне очень хочется самой лучшей судьбы для Маши, я сильно переживаю за нее. Но при этом я понимаю, что в настоящий момент дочь переживает трудный период жизни и не всем ее словам можно верить. Даже если Маша думает, что в больнице с ней поступают плохо, на самом деле все это делается для ее же блага! Я уверена, что, когда дочь пройдет курс лечения, она будет с благодарностью вспоминать врачей и медсестер!

– Сколько времени Мария находится в больнице? – спросила я.

– Почти три недели, – вздохнула Ольга Николаевна. – Лечение затянулось, потому что пока не удается подобрать соответствующие препараты. Их уже третий раз меняют – первая комбинация вызвала бессонницу, которая не прекращалась, вторая – панику и тревожное расстройство, третья, похоже, тоже не работает – раз у Маши галлюцинации… Сегодня я собираюсь поговорить с врачом дочери, он работает до пяти часов вечера, поэтому я успею застать его на рабочем месте.

– Как зовут лечащего врача вашей дочери? – поинтересовалась я.

– Анатолий Александрович Корнишенко, – ответила женщина. – Очень хороший специалист, как раз занимается такими же пациентами, как и Маша. Мне его хвалили, говорят, он хоть и долго работает с каждым больным, но после лечения ни один из пациентов не возвращается к пагубному пристрастию. Поэтому я готова платить любые деньги, лишь бы Маше помогли.

– То есть лечение в больнице платное, – подытожила я.

Ольга Николаевна кивнула.

– Конечно, бесплатно нормально не вылечат. Бесплатно только «Скорая помощь» работает…

– В каком магазине работает Мария? – резко сменила тему я.

– Магазин называется «Веселая затея», это сеть магазинов с детскими товарами, – пояснила женщина. – Находится он по адресу: Варфоломеевский проезд, дом восемь – там большой торговый центр и точка, где продают воздушные гелиевые шарики, фигуры из шаров и товары для дня рождения. По сути дела, магазином «Веселую затею» не назовешь – просто торговая точка.

– Вот как, – проговорила я. – Много там людей работает?

– На точке только один продавец-оформитель, – произнесла Ольга Николаевна. – А в самом торговом центре полно народу. В «Веселой затее» два продавца только в том случае, если один из них проходит стажировку. Маша, когда стажировалась, работала в паре с одной девушкой – Наташей, что ли, а может, Леной, я точно не скажу. И у Маши тоже одна девочка стажировалась, дочка говорила что-то, но я не помню… Ну, не девочка, конечно, женщина, это я так сказала.

– Ясно, – кивнула я. – В какой школе Мария работала?

– В сорок третьей, – ответила женщина. – Она недалеко отсюда находится. А почему вы спрашиваете?

– Собираю информацию, – отозвалась я.

На самом деле я знала из базы данных номер школы, где семь лет преподавала Лисихина, задала вопрос лишь для того, чтобы понять, правду мне говорит Ольга Николаевна или нет. Хотя какой смысл ей скрывать от меня информацию?

Пока ее рассказ не вызывал вопросов, все довольно логично и последовательно. Несчастная любовь, злоупотребление алкоголем, смена профессии, причем кардинальная, психиатрическая больница – я прояснила благодаря рассказу Ольги Николаевны непонятные для меня вопросы, полученные из базы данных. Но оставалась главная загадка: каким образом Мария достала свой телефон, который находится в сейфе кабинета врача, позвонила мне, а потом материализовалась в Елшанском районе Тарасова? Пока что эти события выглядят чересчур фантастическими, провернуть такое пациентке лечебницы не по силам. Очень сомневаюсь, что у Лисихиной имелся набор отмычек, который девица пронесла незаметно от врачей и медсестер. А без отмычек или ключа сейф не откроешь, выходит, Маша стащила ключ? А заодно прихватила и ключ от двери в лечебницу, не сквозь стены же она прошла! Хотя существует вероятность, что с телефона Марии мне позвонила какая-то другая женщина, назвалась Марией Лисихиной и назначила встречу в заброшенных гаражах. Но кто она и зачем ей это нужно? Еще одна загадка. Похоже, пока я не поговорю с Марией, не получу ответа ни на один из своих вопросов.

– У вас есть фотография вашей дочери? – спросила я Ольгу Николаевну.

– Конечно, есть в фотоальбомах, но там она маленькая совсем…

– Нет, мне нужна недавняя фотография, – пояснила я. – Может, вы фотографировали дочь на телефон?

– Ах да, конечно, есть… – Женщина достала свой мобильный, стала искать снимок Марии. Потом протянула мне телефон.

Я посмотрела на фото Лисихиной. Мария была худой шатенкой с короткими волосами и огромными карими глазами, на фотографии женщина не улыбалась, смотрела серьезно и как-то грустно.

– Это фото сделано два месяца назад, – пояснила Ольга Николаевна. – Дочь не любит фотографироваться, она говорит, что нефотогенична. Но я все равно решила сделать снимок уж не знаю почему. Просто захотелось. Может, я чувствовала, что скоро наша жизнь круто изменится? Вот и сфотографировала Машу… На память.