Вот такая молчаливая была поддержка. И никто ни о чем не спрашивал, не лез в душу, не пытался вывести на откровенный разговор – просто пили и молчали. Лена смотрела на этих хмурых мужчин и пыталась понять, что сейчас будет более уместным: напиться или поплакать.

Снова забулькала водка, снова сочувствующий взгляд в ее сторону, снова дружно опрокинутые стаканы. А потом Рудин запел:

Мы с тобой за этот город отвечаем,

Отвечаем за спокойствие людей!

Пусть они всегда улыбкою встречают

И вечернюю зарю, и новый день!

Опера подхватили припев, тихо постукивая кулаками по столу и прикрыв глаза:

Если нужно – значит нужно!

Пусть над головой летят года!

Наша служба будто сердце –

Отдыха не знает никогда!2

Лена, слушая грубоватое и душевное исполнение, решила, что, пожалуй, плакать не будет. Не комильфо это, не по-оперски. И напиваться тоже не будет – только хуже станет…

– Лена! Замечталась, что ли?! Приехали!

Лена, выйдя из задумчивости, посмотрела на машины скорой помощи и возвышающееся за ними здание областной больницы.

– Славик, ты в машине посиди! Лена, выходим! – скомандовала следователь и дернула дверную ручку.

Обе поднялись по ступеням главного входа. У двери стоял худой мужчина в голубой больничной шапочке. Увидев вышедших из полицейской машины гостей, он торопливо выкинул окурок и шагнул навстречу.

– Вы из полиции?

– Следователь Риттер, – ответила Светлана Робертовна и показала на Лену. – Старший лейтенант Кирсанова.

– Понятно. Я дежурный врач. Огнев моя фамилия. Давайте провожу?

Он раскрыл дверь и пропустил их в фойе.

– Вон туда, – палец врача показал на широкую лестницу. – На второй этаж, в ординаторскую.

– Соберите весь персонал здесь – мне нужно будет задать несколько вопросов, – сказала Лена и добавила. – И вам тоже.

Врач кивнул.

В ординаторской на низеньком диванчике сидел человек, закутанный в одеяло. Вид у него был невеселым.

– Старшина Дурочкин, – хмуро ответил он на требование представиться.

– Рассказывай, старшина, как ты докатился до такой жизни, – Риттер присела на стул. Лена осталась стоять у двери.

Старшина отвернулся к стене и глухо пробурчал.

– А что рассказывать? Виноват.

– То, что ты виноват – это и ежу понятно! – строго сказала следователь. – Как все произошло?!

Дурочкин плотнее запахнулся в одеяло.

– Услышал шум в палате, зашел вместе с медсестрой, а он на меня прыгнул. Стекло к шее приставил. Потом заставил нас пристегнуться к кровати наручниками и сбежал в моей одежде. Сержант Бурочкин пришел и освободил.

– Дурочкин и Бурочкин, значит… И где сейчас этот сержант?

– В палате. С дежурным разговаривает. С майором Шурочкиным.

– Номер палаты?

– Двенадцать. На третьем этаже.

– А медсестра где?

– Ей плохо стало. Домой отпустили.

Следователь повернулась к Лене.

– Побеседуй с персоналом и с сержантом.

Лена кивнула и вышла из ординаторской. Уже поднимаясь на третий этаж, услышала крики:

– Да я вас, долбоящеров, уволю к чертям свинячьим с волчьим билетом! Кретины!

– Да я-то тут при чем, товарищ майор?!

– Молчать! С Дурочкиным сейчас менты разбираются! Наверняка уже приехали! Зачем надо было им звонить?! Зачем?! Мне надо было звонить! Мне! Может, и решили бы вопрос без лишнего шума!

– Так звонили вам! Вы не отвечали!

– Молчать! Покукарекай мне тут еще!

Лена открыла дверь.

– Разрешите?

Майор Шурочкин представлял собой настоящую глыбу: двухметровый, квадратный, с трещащим в литых плечах кителем. Сержант в сравнении с ним, да и сам по себе, был маленьким и щуплым. Втянутая в плечи голова и целлофановый пакет с пирожками в левой руке делали его жалкий облик еще ничтожнее.

Лена показала удостоверение майору.

– Полиция. Я могу поговорить с вашим сотрудником?

– Уже не сотрудником! – зло отмахнулся майор.

– И тем не менее.

Собственно, она могла бы разрешения и не спрашивать – задавать вопросы, допрашивать и опрашивать ей позволял закон «Об оперативно-розыскной деятельности», и сотрудник ФСИН, майор Шурочкин, ей препятствовать не имел никакого права.

Он молча кивнул и направился к двери, но Лена остановила его вопросом:

– Товарищ майор, с каким диагнозом подследственный Иванков оказался здесь?

Майор набычился.

– Я обязан отвечать?

– Обязаны. Повторить вопрос?

– Не надо, расслышал с первого раза. Мотор у него прихватило: лежал в камере, весь такой бледный, за левую сторону груди держался. А в медблоке канализацию утром прорвало – все говном затопило. И куда его? Доктор ему таблетку дал и сказал в больницу на обследование везти. Ну мы и отвезли.

– Сами?

– А как еще? Скорая – это долго, мы его в служебную «буханку» запихнули и сюда. Я так и знал, что он «косит», просто перестраховался.

– «Косит»?

– Ну да! Здесь ему кардиограмму сняли – здоров моторчик! А наш доктор, видно, в медики из сантехников пришел – раз сразу определить не смог. Но не в том дело. Короче, собрались мы его обратно в изолятор везти – так он со стола врача горсть скрепок взял и проглотил. Мы даже ничего сделать не успели. По башке ему дали – какую-то часть скрепок он выплюнул, но, видно, не все. Рентген надо делать, а врач только с утра работает. Короче, решили его тут оставить, чтоб два раза не возить – вдруг операция понадобится. А что я еще мог сделать?! А вдруг бы он у меня в камере крякнул?! В палату отдельную положили, наручниками к кровати пристегнули и додиков этих у двери поставили. А тут такая петрушка, мать ее!

– А посерьезнее охраны не нашлось? Все-таки Иванков – рецидивист.

Майор в раздражении сорвал фуражку и вытер рукавом лоб.

– Да кто знал?! Третий этаж, наручники, он сам стонет, за живот держится! Я на все ваши вопросы ответил?!

– Да, если нужно будет, мы с вами свяжемся.

Майор угрюмо кивнул и вышел за дверь.

Лена подошла к койке, внимательно осмотрела смятую простыню, содранную наручниками краску с дужки и сами наручники, лежащие на тумбочке. У радиатора отопления валялись осколки граненого стакана. У противоположной стены, под зеркалом, беспорядочной кучей лежала арестантская одежда.

– Вот тут еще один осколок, товарищ старший лейтенант, – услужливо подсказал сержант.

– Вижу, – ответила она, глядя на осколок с окровавленным острым краем.

Достав телефон, она позвонила криминалисту:

– Слава, поднимись на третий этаж в палату 12. Сфотографируй тут все и опись составь.

Повернулась к сержанту.

– Представьтесь.

– Сержант Бурочкин.

– Рассказывайте, Бурочкин. Как так получилось, что ваш напарник остался один? Как получилось, что подследственный смог беспрепятственно уйти?

На худом лице сержанта возникло страдальческое выражение:

– Да я это… Ну, короче… Да мы вообще не должны были в ночную оставаться, а тут дежурный, ну майор Шурочкин, нас с Дурочкиным в охрану поставил. А есть-то охота. А тут автозаправка недалеко, там магазин круглосуточный – ну я туда и сбегал. Купил пару пирожков для себя и еще парочку для Дурочкина. Вот.

Сержант поднял перед собой пакет.

– Хотите? У Дурочкина аппетит пропал.

– Нет.

– А можно я съем тогда? А то неизвестно, что нас в дальнейшем ждет, не пропадать же. Да и деньги потратил.

– Ешьте.

– Спасибо.

Пальцы торопливо достали засохший пирожок.

– Я, в общем, вернулся, а Дурочкина нет у двери, – прочавкал сержант. – В палату заглянул, а там они на кровати, в наручниках. Медсестра уже в обмороке.

– И что вы сделали потом?

– Ну как что? Отстегнул их, а потом побежал догонять Иванкова. До ворот добежал, смотрю туда-сюда, а никого и нет. И спросить не у кого – ночь. Ну тогда я решил ему позвонить.

– Кому? – не поняла Лена.