– Девочка моя, ты на ногах? Как славно! Флора жаловалась, ты отказалась от еды.

– Я… мне не хотелось.

Баронесса слегка нахмурилась:

– Надеюсь, ты не доведешь дело до обморока… опять? Эти твои… диеты. Мы ведь договорились в прошлый раз? С таким слабым здоровьем никаких диет. Забудь об этих новомодных извращениях! Ты хороша, какая есть. Мы любим тебя именно такой!

Онция скривила губы и добавила:

– И не хотим, чтобы нас публично позорили. Только ты могла хлопнуться в обморок во время шествия королевских гвардейцев!

Шествие? Все-таки какая-никакая светская жизнь тут имеется. Татьяна покопалась в памяти, но ничего там не нашла. Если хозяйка тела в нем еще присутствовала, ее явно задвинуло куда-то глубоко. Таня только надеялась, что вяленая вишенка не стала роковой для настоящей Тьяны.

– Нет, конечно нет! – смиренно сказала она. – Я буду питаться как по часам, обещаю. Мам… матушка, можно мне одеться потеплее и пойти погулять?

Амесса вскинула брови и передернула плечами:

– Ты говоришь глупости, девочка моя. Снаружи страшный мороз, давно такой суровой зимы не выдавалось. Потерпи до весны, пусть потеплеет.

Таня не стала спорить. Капля камень точит. У каждого человека есть слабое место, договориться можно со всеми… ну, почти. Просто нужно найти подход к «родне». А вот споры сейчас – плохая идея. Парочка неправильных фраз… В этом мире имеются дома для умалишенных?

– Можно я посмотрю? – Таня шагнула к столу и развернула к себе один из гроссбухов. – Может, помогу с расчетами?

Она с удовлетворением отметила, что понимает написанное. Ну хоть какой-то бонус ко всей ситуации. В самых сложных компьютерных играх новичку всегда дают полезные бесплатные скиллы.

Так, поставки шерсти тонкорунных овец резко сократились… хм… пять месяцев назад. Сыры… с ними все неплохо, для молодых, понятное дело, не сезон, а вот выдержанные…

– Поможешь? – Онция вытаращила глаза. – Ты?! С чего бы это? На уроках арифметики ты только грызла медовые орехи и таращилась на мессэ учителя! Сколько будет два прибавить два?

Внутри Тани словно вспыхнул огонь – обиды и беспомощности. Ее опять не понимают! Она одна, совсем одна! Никому нет до нее дела, и никогда не было! Все, что у нее есть – это ее Зеркало и еда!

Татьяна пыталась наблюдать за эмоциями отстраненно, понимая, что они принадлежат не ей. Но волна чувств захлестнула ее с головой.

– Милая, – баронесса снова улыбнулась, немного виновато. – Мы тебя любим, но ты же понимаешь…

Тьяна понимала! Она давно все поняла! Когда стараешься привлечь к себе внимание, например, задаешь много наивных детских вопросов, тебе суют коробочку с леденцами. Если ты замечаешь то, что не следует замечать детям, тебя отправляют на кухню, ведь «там тебя ждет кое-что вкусненькое, малышка!». Кушай хорошо, и твой ротик всегда будет занят.

Таня не помнила, как вернулась в свою комнату и уж точно не заметила, как проглотила пять пирожных. Когда она очнулась, во рту таял сладкий сливочный крем, а сахарная пудра инеем присыпала губы. Еда не предаст, она даст тепло и удовольствие, растопит печали и горести. Зачем пытаться быть как все, если это обман? Тьяна не такая, как все, – она неправильная, бракованная. И к чему ей худеть, если ее все равно никто не любит? И не полюбит. Никогда.

… Татьяна проглотила кусочек бисквита и положила пирожное на блюдце, чувствуя себя зомби, бесконтрольно и агрессивно дорвавшимся до свежих мозгов.

Вот тебе и «съемное тело». Море эмоций! Море… отчаяния! Это насколько же ее в детстве считали… помехой? Таня представила себе Тьяну маленькой, соединив обрывки вспышкообразного видения, которое сопровождало пожирание пирожных.

То была живая пухленькая девочка, с жаром познающая мир вокруг, любопытная, добрая, с заливистым смехом. Это к Тьяне, а не к Золушке, прилетали птицы из сада, и суровая барсучиха, живущая в овраге, на закате разрешала поиграть с подросшими барсучатами.

А сколько удовольствия дарили ей розы! По утрам она выбегала в сад с лейкой, чтобы помочь садовнику. Добрый старик позволял срезать цветы для ваз. Тьяна кололась, но терпела, считая царапины разумной платой за красоту. А еще она любила танцевать, взяв в руки тряпичную куклу-принца в маленькой, но такой похожей на настоящую короне…

Был кто-то еще, добрый, с теплыми руками. Эти руки поднимали Тьяну высоко вверх, и она хохотала, жмурясь от яркого солнца. Вспомнить бы еще, кто это был…

– Ну ты, мать, даешь, – медленно проговорила Таня, покачав головой. – Что же они с тобой сделали?

Она запила пирожные остывшим чаем, вытерла рот и просипела:

– Аж тошнит. У меня сейчас по венам течет сплошной сироп. И есть почему-то все равно хочется.

Татьяна поразмыслила и поняла: все так и должно быть – в крови поднялся сахар, его пришибло инсулином, но самому инсулину теперь тоже нужен… сахар. Ну или что-то в этом роде. Замкнутый круг, из которого выбираются немногие. Это свербение внутри… это не голод и не жажда, это последний звоночек. Девочка на грани диабета, не иначе.

– Так, – Таня решительно встала. – Ближайший план: перевариваем всю эту вкуснятину и отправляемся на поиски сбалансированной еды. Токсиков и оппозицию, то есть мамашу и сестрицу, игнорируем. Что там Тьяна еще говорила? Зеркало? Еда и Зеркало – лучшие друзья во дни невзгод и депрессухи.

Таня очень надеялась, что больше не сорвется. Выплеск эмоций Тьяны застал ее врасплох, но предупрежден – значит, вооружен. По крайней мере, девочка жива и никуда не делась. Татьяна решит задачу, сразиться с «боссом» в финале и выйдет из игры. У нее должна быть цель, в противном случае она рискует отчаяться, как Тьяна.

– Еда и Зеркало, – задумчиво повторила Таня, обходя комнату. – ЗЕРКАЛО.

Зеркал в замке уйма. Где найти нужное? Может, вон то настольное, в кружевной костяной раме, подойдет? Вероятно, Тьяна часто смотрелась в него и воображала себя… иной, «правильной».

Таня повертела зеркало в руках, отразившись в нем всеми своими подбородками и припухлостями под глазами после истерики. В этот раз она стойко выдержала встречу со своим новым «я».

Зеркало как зеркало. Легкое, красивое и хрупкое. А еще с секретом: если аккуратно сложить подставку, то получится удобная ручка. Таня со вздохом поставила зеркало на туалетный столик и двинулась по комнате дальше.

– И долго прикажете ждать вашего внимания, амесси? – раздалось за спиной у Тани.

Она вздрогнула и резко обернулась. Голос был мужским, скрипучим и очень недовольным. Туалетный столик оказался залит легким свечением, вполне различимым, несмотря на свет из окна.

Таня осторожно подошла ближе. Будь она в своем мире, поискала бы телефон с голосовым помощником, выскакивающим в самое неподходящее время. Но вместо помощника Татьяна обнаружила… отражение в зеркале. Не свое – надменного мужчины средних лет, напудренного и в высоченном парике, верх которого уходил за край отражения, а лежавшие на груди букли – за низ.

Пудры на эффектном джентльмене, словно сошедшем с картин семнадцатого века, было столько, что лицо казалось театральной маской. Крупная мушка у рта наряду с темными бровями и алыми губами создавала образ вампира, при жизни тяготевшего к крайне нездоровому образу существования.

– Н-да, – вырвалось у слегка шокированной Тани, – Красавчика Браммела* на вас нет!

*Примечание: Красавчик Браммел – английский денди 19 века, которому мужчины обязаны появлением строгого стиля без вычурности.

– Кто таков этот «Красавчик»? – отражение поднесло к глазам золотой лорнет и пронзило собеседницу острым взглядом. – Высокородный мессэ, вэйтэ или дайтэ? И почему его нет?

– Э-э-э, это один очень модный юноша, так сказать… эталон моды. А вы, простите, кто?

Зеркальный франт изменился в лице:

– Как кто, амесси? Вы меня не узнаете? Я дайтэ Труэль, ваш волшебный слуга, живущий в этом прокля… магическом зеркале, маг, сто лет назад заточенный в стекло и амальгаму. Вы больны, амесси? Что с вашей памятью? Я сразу понял, что что-то тут не так, – озабоченно забормотало отражение, заложив руки за спину и принявшись мерить шагами невидимое пространство в глубине зеркала. – Вы не обращались ко мне больше суток, отказались от сладостей, надолго ушли, не предупредив.