Сергей тем временем проглотил кофе, смял стаканчик и совершенно негромко дал Лехе отмашку:

- Вот теперь точно пора!

Леха нырнул в толпу, как морж в прорубь.

- А ты чего стоишь? - наигранно удивленно посмотрел Сергей Шрамов на дохлебывающего кофе Андрея Юрьевича. - Вот тебе микрофон, - сунул Шрамов профсоюзному боссу похожую на фанату штуку. - Беспроводной, провод не почикать. Вот здесь кнопочку нажмешь и выступай.

- О чем выступать? - не въехал Юрьевич, но микрофон взял крепко.

- Разве тебе нечего сказать людям?

- Есть, но...

- Там с другой стороны автобуса лесенка приставлена. Лезь наверх и высказывай наболевшее.

Андрей Юрьевич наконец въехал в грандиозность замысла соратника, искренне захохотал и полез на прогибающуюся крышу. Отсюда он перво-наперво увидел, что Леха пробился сквозь сутолоку к одному плечистому пареньку (вроде знакомая рожа) и, по губам можно было догадаться, сказал короткое: «Давай!» Плечистый передал волшебное слово следующему плечистому (вроде знакомая рожа), тот следующему (вроде знакомая рожа)... Так команда «Давай!» пошла по цепочке, будто огонек по бикфордовому шнуру в сторону трибуны. И через какую-то задрипанную треть минуты сколоченная из досок трибуна вдруг зашаталась, заходила ходуном, стол с важными харями поехал в один бок, затем в другой. И в результате трибуна сложилась сама в себя, как карточный домик, царапая занозами важные надутые рожи мнивших себя победителями жлобов.

- Товарищи, граждане и господа! - заявил с крыши автобуса на всю площадку, на все пять тысяч человек, на весь любимый комбинат профсоюзный лидер. - Друзья, мы слышали, как наш Гусь Лапчатый сожалел, что нас сегодня собралось так много! Мы знаем, что Гусь Лапчатый затеял недоброе дело, но почти смирились. Почему? Потому, что каждый надеялся на другого! Потому, что моя хата с краю. Потому, что прав тот, у кого больше прав! Так вот, именем данного мне доверия, вашего доверия, я отменяю эти поговорки! Я хочу, чтобы все мы сейчас один раз и навсегда зарубили на носу: наш комбинат - это русская нефть! И она не должна принадлежать ни австралийцам, ни итальянцам, ни американцам! Я хочу, чтобы судьбой нашего комбината распоряжался... Совет! Трудового! Коллектива! Еще много хороших и умных слов сказал с крыши автобуса Андрей Юрьевич. Жаль, что Сергей Шрамов этих слов не услышал. У Шрама сегодняшний день был расписан как по нотам. Забот выше головы.