Я заигралась, причем давно. Но скажи я что-то поистине нереальное, Шлефов уже давно бы поставил меня на место, выгнал вон и окончательно добился отчисления. Но он этого не делал. Значит, мои бредни были не так далеки от правды… Карьера мужчины, а главное – повышение, висели на волоске и зависели (как он сам выразился) от какой-то сволочи. То бишь меня.

Видимо устав испепелять меня взглядом, он тяжело вздохнул и зарылся лицом в ладони:

– С тобой так сложно, Василькова…

Похлопав мягкие черные подушки вокруг себя, я пожала плечами:

– Хотела бы быть удобной, родилась диваном.

– Ты и есть диван, – выпалил он, явно пытаясь донести, что я для него не существую. Нечто невзрачное, максимально безразличное. Буквально пустое место.

Почему-то это задело мою самооценку. Глупости какие… Кто он вообще такой? Тридцатилетний заносчивый препод. Неженатый, по понятным причинам. Кто такого вообще выдержит? Только больная на всю голову… А у меня вот все еще впереди в двадцать с небольшим…

Никак внешне этого не показав, я гордо вскинула подбородок:

– Тогда… Вадим Геннадьевич, у вас большие проблемы: с мебелью разговариваете. Может, все же к врачу?

И снова психи. Зарычав что-то нечленораздельное, он скомкал лист бумаги и швырнул его в сторону, сбивая с книжной полки томик Достоевского. Понимая, что сегодня диалога не получится, я устало вздохнула, встала и быстро направилась к выходу.

– Стой, – вдруг проговорил он мне в спину. На удивление, совершенно спокойно. – Что ты намерена делать… с фото?

Обернувшись, я так же честно ответила:

– Пока не знаю. Но так просто вы не отделаетесь, профессор. После того, что вы заставили меня пережить эти три года, я просто не могу поступить иначе… – не знаю, как так вышло, но память огромным снежным комом пригвоздила меня к полу воспоминаниями о пережитом. В ярких деталях, словно наяву, я видела все издевательства, унижения и насмешки. Непрошенные слезы встали перед глазами комом. Бессмысленно пытаясь сглотнуть ком в горле, я тихо шепнула: – У вас скрытый талант доводить меня до суицидальных мыслей. Так вот, впредь скрывайте его тщательней.

Шлефов молчал. Даже сквозь непрошенную пелену слез я видела новую эмоцию на его лице: растерянность. Он буквально потерялся, не зная, куда себя деть.

Не давая ему очередную возможность втоптать меня в грязь, я быстро покинула кабинет.

В тот день мы ни о чем так и не договорились.

****

– Диана, – ладонь Саши аккуратно упала на мое колено. Я поймала на себе ее встревоженный взгляд, – может, ты все же поделишься с нами?

– Чем именно? – пытаясь казаться расслабленной, я слишком импульсивно пожала плечами. – У меня ведь все отлично!

– Ага, – Рита с подозрительным прищуром изучала мои бегающие из стороны в сторону глаза. – Мы все видим, подруга. Колись уже.

С каждым днем все тяжелее становилось скрывать тайну Шлефова от подруг. Которым, к слову, я раньше все рассказывала. Сейчас же казалось, словно телефон с пресловутым дик-пиком прожигал мне карман… Хранить настолько большой секрет для меня оказалось в новинку. Словно кто-то привязал огромный камень к шее! Попробуй удержи. Да еще и сама не утони…

– Хватит уже! Все правда нормально, – деланно психанув, я отложила конспект по международному праву на деревянную скамью и приступила к агрессивному вгрызанию в зеленое яблоко. На нем я отыгралась по полной!

Девочки, устроившиеся прямо передо мной на все еще теплом газоне внутреннего дворика, в который раз переглянулись. Я вздрогнула. Казалось, они вот-вот откуда-то обо всем догадаются! Проникнут в мысли и увидят то самое интимное фото…

– Я ведь говорила, – деловита заявила Рита Саше, – у нее просто появился мужчина!

– Что?! – я опешила от такой догадки и почти уронила целое яблоко. То покатилось прямо к центральным воротам. – Откуда такие выводы, Штирлиц?

– Похоже на то… Но зачем скрывать… Мы ведь не Настенька Петрова и осуждать не станем! – Саша задумчиво принялась грызть ногти, а после с ужасом перевела взгляд на меня. – Он что, старый? И, еще хуже, женат?

Сглотнув тяжелый ком, я положила руку на колотящееся сердце. Лишь немного придя в себя, я постаралась их убедить:

– Нет. Это все бред сивой кобылы. Как вообще мои лучшие подруги могли ТАКОЕ обо мне подумать?

Они мне не поверили. Я видела это по глазам и косой улыбочке. И когда я, оскорбленная до глубины души, уже готова была с пеной у рта доказывать свою правоту, позади послышался обманчиво спокойный хриплый бас:

– Кажется, это вы яблоко обронили, Василькова. Что, руки уже не держат? Или это первые признаки Альцгеймера?

– Код красный! – одними губами прошептала побелевшая Саша. Рита же просто сверлила профессора за мной пронзительным взглядом. – Повторяю, это не учебная тревога! Код красный! Красный!

Бежать было поздно, да и куда? Мы посреди огромной площадки, предназначенной для отдыха студентов. Нехотя обернувшись, я увидела направляющегося к нам Шлефова, держащего в руке откусанное мною яблоко. С коварной улыбкой он смотрел только на меня. Не моргая. Аж жуть брала.

– Мне оно больше не нужно. Дарю, – за неестественной улыбкой я пыталась спрятать презрение и злость. Выходило плохо. Мужчина фыркнул и кратко закатил глаза.

«Как я тебя ненавижу!», – без слов шептал профессор.

«Взаимно!», – отвечала ему я.

– Ректор Игнатьев просил обсудить с вами тему грядущей научной работы, – холодно заявил он, обведя нас с девочками полным призрения взглядом, словно оценивал падших глупых проституток на паперти. Я бы обиделась, но профессор так на всех смотрел – свысока и презрительно. – Жду после учебы в «Глобусе». Пройдемся по деталям.

Не давая мне возможности возразить, Шлефов быстро развернулся и потопал обратно в здание университета.

– Он что, – Саша опешила, – будет твоим куратором? Жесть, не повезло… Бедная моя!

Я тяжело задышала. Казалось, почва ушла из-под ног, а мир стал плоским.

– Странно все это… Зачем зовет тебя в забегаловку у вуза, а не в свой кабинет? – Рита задумчиво уставилась вслед преподу. – Как-то Шлефов изменился за последние дни… Только я заметила? Что-то с ним не то…

– Ничего странного! При свидетелях он побоится меня прибить. Посадят. А в «Глобусе» студентов полно, придется сдерживать внутреннего монстра, – ляпнула я, а потом собрала волю в кулак и бросилась за мужчиной. – Стойте, профессор Шлефов!

Он как раз выбрасывал огрызок яблока в урну. Да еще с таким видом, словно это чужой использованный презерватив. Скривился, поморщился, руку антисептиком протер… Разве что не перекрестился!

– Что тебе, Василькова? Хочешь доесть? Поздно. Хотя, это же ты… – он облил меня новой порцией пренебрежения и закатил глаза. – Можешь достать. Приятного аппетита!

Я тяжело задышала, пытаясь мысленно успокоиться. Шлефов, конечно, был еще тем козлом, но… Нет! Он был просто козлом. Точка. Никакого продолжения.

– Вы – мой новый куратор по научной работе? – говорила я спокойно, пока внутри все переворачивалось. Пару пар в неделю с этим человеком давались с трудом. Выносить его чаще? Жизнь к такому не готовила…

Он видел, что внутри я умираю. Упивался страхом студентки. Улыбался, не скрывая радостные искры в глазах. Долго держал паузу… Меня чуть не вывернуло от тошноты и головокружения, когда Шлефов наконец сжалился и ответил:

– Только через мой труп! Окстись! Просто хочу с тобой обсудить… Эм… Сложившуюся ситуацию.

Облегченно выдохнув, я смогла вернуться к сарказму:

– Вы имеете в виду ваш голый половой?..

Резко достав из кармана жвачку, он на удивление быстро и ловко закинул мне её в рот. Я чуть не подавилась! Но Шлефову было плевать… В панике обернувшись по сторонам, мужчина торопливо убедился, что нас никто не слышал. Только после этого расслабился. Даже мои подруги оживленно о чем-то болтали и совершенно за нами не следили.

– В общем, – снова заговорил он, – у меня для тебя выгодное тебе предложение. Жду в восемь в «Глобусе». Все поняла, Василькова? Или тебе по буквам повторить? Ты же у нас подтормаживаешь…