Появление Нади стало неожиданностью для тридцатипятилетних Олега и Ниночки. У них уже есть старшая дочь, которой недавно исполнилось семь. Второго ребёнка не планировали. Но судьба распорядилась иначе.

– В такое смутное время рожать… – Олег пришёл домой, отработав вторую смену подряд и свалился с ног от усталости. – С деньгами и так туго, а тут ещё один ребёнок.

Усаживаясь за стол, мужчина обвёл голодным взглядом скудный ужин, состоящий из пустых макарон и отварного куска столетней тощей курицы, обменянной на вязанную кофточку. Взял вилку, воткнул острыми краями в посиневшее бёдрышко и с жалостью посмотрел на исхудавшую жену. – Ты сама-то ела?

– Ела-ела, – Ниночка в скорости вытирала стол и готовилась принять душ.

– И какое решение ты приняла? – Олег держал вилку с курицей на весу и пристально рассматривал пока ещё тонкую талию жены. – Платить, наверно, надо?

– Не надо, – бросив тряпку на край жестяной раковины, Нина повернулась всем телом и прислонилась поясницей к разделочному столу. Пристально посмотрев на мужа, скрестила руки на груди. – Олежка, я уже всё решила. Будем жить вчетвером…

– Сдурела, – разочарованно выдохнул муж и бросил вилку в тарелку. Несколько макаронин от удара синюшной курицей вылетели из массового липкого сборища и плюхнулись: одни на потрескавшуюся от ножевых ран столешницу, а другие – на изношенный, потёртый линолеум.

– В голове не укладывается! – закричал Олег, подпрыгнув на стуле. – Ты только о себе и думаешь! Так-то у нас ещё и Юлька есть! Жрать по твоей милости мы что будем? Как не приду домой – одни макароны. Самые дешёвые! Я на них уже смотреть не могу! Эта слипшаяся гадость у меня в желудке комом стоит! Сегодня на заводе чуть не сдох, когда всё внутри скрутило!

– Олежка, подожди, не кричи, – Нина выставила перед собой руку, чтобы муж успокоился. Выдвинула стул из-под стола, села и заговорила ласковым голосом. – Какая разница, одним больше, одним меньше. У людей и пять детей имеется. Живут же как-то.

– Не живут, а выживают, – заёрничал Олег, разглядывая кусок курицы, – нас тоже на голодовку обречь хочешь? Раньше я мог в заводской столовке пожрать, а теперь она на платной основе. Хочешь плати, не хочешь сдыхай с голоду.

– Я тебя понимаю, но и ты пойми. Нельзя избавляться от живого человечка. Мы же не будем жить вечно впроголодь. Когда-нибудь эти времена закончатся.

– Ха! Насмешила, – Олег упёрся спиной в стену и нервно закинул ногу на ногу. – И ты в это веришь? Видела, что в стране творится? Перестройка! Не слышала? Сейчас жируют только олигархи, а простые люди никому не нужны! Вот ты со своим образованием бухгалтера попала под сокращение и тебе даже компенсацию не выплатили. И у нас, поговаривают, завод скоро закроют. Вот такие, у кого карман оттягивается. И куда я по-твоему должен идти? Дворником? Вот вам всем! – выставив дулю в лицо жены, Олег скривил рожу. – Вот! – подсунул прямо под нос. – Сейчас, уже побежал! – вернулся в исходное положение. – Так хоть втроём перебьёмся, а ты и ещё одного спиногрыза подкинуть хочешь. Слушай, Нин, если ты не сделаешь аборт, тогда я… я…

– Что? Бросишь нас с Юлечкой? – глаза обиженной Нины оказались на мокром месте.

– Дай пожрать спокойно, – насупившись, мужчина взял вилку и начал жадно сгрызать сухое жилистое мясо с кости.

Со временем Олег смирился и настроился на рождение второго малыша. Рассказав коллегам по цеху о щепетильном положении жены, он выслушал слова поздравления и одобрения от мужиков, которые имели больше двух детей. Но в коллективе нашлись и те, кто осудил глупый поступок: рожать в такое тяжёлое время. Чем ближе срок, тем радостнее становилось на душе. Олег находился в радужных иллюзиях, что у него со дня на день родится сын, который станет продолжателем рода.

– Будем на рыбалку ездить, в походы ходить… – мечтательно говорил он соседу Пашке, выкуривая сигарету на лестничной площадке. – А когда подрастёт, отдам его в секцию единоборств. Будет, как настоящий ниндзя.

– Угу, кирпичи ломать и стены плечом прошибать, – поддакивал Павел, щурясь на Олега и скрывая недовольства по отношению к ещё не родившему пацану.

У Павла не было детей, впрочем, как и жены. Он пользовался бабским телом одноразово, потому что сильно боялся нудной бытовухи и долгосрочной ответственности. Живёшь себе один припеваючи, никто ночью не орёт под боком, и нет надобности стоять в очереди в молочную кухню.

– Оле-ег! – из квартиры Ягиных донёсся встревоженный крик Нины. – Начало-ось!

– Что началось? – Олег не придал значения словам и сделал ещё одну затяжку. – О, чёрт! – внезапно в его отрешённую от проблем голову проникла ясная мысль. – Нинка рожает!

Воткнув окурок в банку, набитую таким же затхлыми бычками, он ринулся в квартиру, чтобы вызвать скорую и отправить жену в роддом.

Не находя себе места, Олег метался вокруг родильного дома, выкуривая одну папиросу за другой. Его руки дрожали, поднося дымящуюся гадость к лицу, правый глаз дёргался, а в душе пылал пожар.

– Ну, скоро они там? – бормоча себе под нос, он наворачивал круги, сгорбившись, как столетний старик, изредка останавливался, чтобы сплюнуть, высморкаться и закурить новую папироску, придающую сил, но не отвлекающую от дурных мыслей. – А вдруг что-то случится? – распереживавшись не на шутку, мужчина решил войти в здание, чтобы поинтересоваться состоянием жены. – Она ж Юльку еле родила. Так ей худо было.

Но Олега не пропустили дальше регистратуры. Грозного вида женщина, высунув голову из окошка, сурово предупредила о вызове главного врача, если психованный папаша не перестанет ломиться в основную часть здания. Плюхнувшись на банкетку, стоящую вдоль стены у входной двери, Олег взялся за голову и зажмурил глаза, мысленно посылая жене импульсы поддержки.

– Держись, милая. Я здесь. Я рядом.

Мышцы Олега были напряжены по всему телу, как струны его любимой гитары. Страх за Нину и боязнь потерять ребёнка обрушили на претерпевающего душевные смятения папашу шквал невыносимой тревоги, вызванной внезапными воспоминаниями о разговорах с коллегами, жёны которых недавно стали матерями с очень плачевными последствиями.

– Надо было раньше ложиться, а не ждать до последнего, – теперь уже Олег ругал жену за безответственность, позабыв, о чём только что скорбел, не дождавшись новостей. – Что за привычка наплевательски относиться к своему здоровью? Ладно, о себе не думаешь, а сын? Он-то тут причём?

Полностью покрывшись потом, Олега почувствовал зуд под лопатками. Мало того, голову сдавило, и в ушах будто забились пробки.

– Давление, – сделав вывод, Олега поднялся, чтобы уйти на улицу и подышать свежим воздухом.

– Ягин здесь? – за спиной раздался женский молодой голос.

– Я, – сипло ответил Олег и обернулся.

– Поздравляю. Девочка. Три сто, сорок восемь сантиметров. – девушка улыбнулась и скрылась за дверью кабинета.

– Ой-йо-о-о, – Олегу уже было всё равно, мальчик там родился или девочка. Если медсестра ничего, кроме роста и веса, не озвучила – значит, всё в порядке. – Слава богу, – прослезился он и упёрся плечом в стену, вытирая солёные капли счастья. – Обошлось.

Несколько дней Олег угощал рабочих выпивкой, которую взял в долг с условием вернуть деньги через месяц, и рассказывал о похудевшей жене, которую видел в окне роддома, о «приветливых медицинских работниках», не впускающих его навестить Ниночку из-за какого-то там карантина, и о старшей дочери, ожидающей возвращение новорожденной сестрёнки, чтобы побыстрее показать ей игрушки и поиграть в активные игры.

– А девчонку так и не показала? – усатый Григорич выпил стакан беленькой и занюхал мякишем чёрного хлеба. – Моя Клавка в окно тыкала Ирку, а та как заорёт, что аж на улице слышно было.

– Почему ж, показала. Вот только лица я не видел. Солнечный свет так в стекло фигачил, что я сам чуть не ослеп.