“Я могу убежать?”

“Конечно. Но что и кого ты найдешь там? И найдешь ли кого-то?”

“А мне нужен кто-то?”

“Возможно. Так ты хотя бы сможешь понять где ты, что происходит. Может быть найдешь себя и цель”.

Безымянный продолжил движение, приняв для себя за аксиому “Понять кто я и найти цель”.

“Интересно, а остальные какую причину выбрали? Или это глупый вопрос в этом мире? В мире… Интересное слово. В этом мире. А есть другие?”

Когда один раненый упал, не в силах больше держать темп, к нему подбежал конвойный. Резкое движение, звук выхватываемого меча, короткий укол в шею. Безымянный впервые видел хладнокровное убийство беспомощного человека. Но он не знал, как на это реагировать. Это нормально в этом мире? А в других?

Рядом, понурив голову шла Эсфия. Лицо, пустое и отрешенное, смирившееся.

– Эй, Эсфия. А расскажи, что значит рабство, что значит хозяин?

– Отстань. Ты дурак! Ты что, не видишь?! – шикнула она на него, – Еще прирежут за разговоры!

И действительно, рядом объявился солдат, пнул Безымянного.

– Не разговаривать!

Двинулись дальше. Светало. Лучи пробивались сквозь листву полосами. Живность, не обращая внимания на человеческие страдания, летела по своим делам. Жужжали шмели, то и дело мошкара кусала несчастных. Прочая живность свободно летала, где им вздумается. Безымянный обратил внимание на слово “Свободно”, промелькнувшее в сознании, но дальше этого мысль почему-то не пошла.

Люди понуро, но беспрекословно, шли в тишине. По дороге убили еще несколько человек. Один попытался сбежать, и его настигло копье. Безымянный так и запомнил – упавшее тело, полностью скрывшееся в высокой траве, и только древко торчало вверх, видимо застряв в спине. Солдату пришлось наступить на труп, чтобы выдернуть его. Другой попытался напасть на конвойного и выхватить меч. Они стали бороться, что было большой ошибкой – в спину храбреца воткнулось сразу два солдатских меча. Остальные пленные смотрели на происходящее безучастно, смирившись со своей участью.

Вышли на поле, стало теплее. Безымянный впервые увидел солнце – настолько яркое, что смотреть на него было больно. Подул ветерок, охлаждая тело. Идти стало приятнее и легче, и он улыбнулся, чувствуя, как ему хорошо. Его голова сейчас была свободна от мыслей, он просто удивлялся и радовался каждому открытию в этом мире. Ему было все равно, куда их ведут и что ожидает там, впереди. Его не беспокоили смерти, он принимал все как должное. Пару раз по нему проходился хлыст, подгоняя. Он ничего не чувствовал, в отличие от остальных людей – кто-то пытался закрыться руками, крича от боли. У некоторых были глубокие раны, если сильный удар разрывал кожу.

– Привал! – скомандовал всадник.

Люди так и свалились в траву, от усталости и… чего-то еще? Безымянный увидел, что у некоторых губы потрескались, хотя их туда не били.

– Воды, – попросила Эсфия у солдата, но тот прошело мимо, даже не удостоив ее взгляда.

“Вода? Что это и зачем нужно?”

“Чтобы утолить жажду”, – ответило сознание.

“Это как?”

И в этот момент он ощутил жажду и сухость кожи, почувствовал, что и живот пустой и хочется есть.

“Ого… Это испытывают все? А что еще они чувствуют?”

Тут же он почувствовал боль на спине от разорванной ударами плети кожи, ссадины и синяки на руках, из разорванной губы заструилась кровь, ноги, сбитые и обмороженные, отогревшись на солнышке, нещадно болели.

“Нет… Не хочу.. Не хочу это чувствовать. Не надо”. В этот момент все прекратилось. Он ощупал губы – гладкая кожа. Синяки на руках исчезли, мозоли затянулись, будто и не было их. Безымянный оглядел людей уже другими глазами. “Бедные люди. За что их так? Они же несчастные. А что тогда было с теми, кого оставили в лесу?”

“Они умерли, их больше нет”.

“Умерли… Они больше ничего не чувствуют. Они теперь не здесь. Что все это значит?”. В этот момент мир померк, он впервые увидел поток картинок – ег убивали всадники, солдаты, он пытался убежать, но его настигали. Он – женщина, и его насилуют, он мужчина – и его сжигают.

“Хватит!!!” – закричал он мысленно и очнулся. Тяжело дыша, он огляделся. Никто на него не смотрел, будто и не было ничего.

“Что это было?” – спросил он сам себя.

“Последние мгновения жизни несчастных”.

Безымянный не мог понять и принять эти факты, и этот мир. Но главное, он не понимал, что ему делать. Единственное, что он понял точно, что ему бесконечно жаль этих несчастных.

К концу дня они подошли к деревянному частоколу лагеря. Безымянный посмотрел вниз в ров под стенами, откуда на него уставились заостренные палки, врытые в дно. На деревянной башне их окликнул часовой:

– Кто такие?

– Пятая центурия третьего манипула, – отрапортовал всадник.

– Легион?

– Четвертый скифский.

– Пароль?

– Слава императору Константину!

Спустя несколько минут за частоколом послышалась возня, стук, ворота медленно открылись, пропуская в лагерь прибывших. Внутри укрепления были четкие ряды палаток, свободные проходы позволяли обороняющимся быстро собраться для отражения атаки, укрываясь за частоколом. На перекрестках дежурили солдаты, по лагерю двигались патрули в полном военном снаряжении – щитами и копьями, в доспехах, готовые немедленно вступить в бой.

Пленников посадили в клетки, выставили стражу. Безымянный видел, что люди уже смирились со своей судьбой, и пребывание в клетке уже никак на них не влияет. Но он по-прежнему не знал, что должен делать и должен ли. Никого не зная, не имея цели в жизни, он просто смотрел на происходящее, как губка впитывая все и удивляясь окружающему миру, каждой травинке, всему увиденному.

К клетке сприпя колесами подкатила телега, подталкиваемая угрюмым солдатом, подволакивающим ногу. У первой клетки он стал накладывать в деревянную тарелку какое-то варево. Пленные по очереди принимали тарелки и ложки. Медленно солдат дотолкал тележку до клетки с Безымянным, который не взял свою порцию, только наблюдал, как другие тянут руки, надеясь хоть немного утолить голод. Тележка заскрипела к следующей клетке.

Ночью пленные улеглись прямо на земле, сбившись в кучу, чтобы хоть немного согреться. Только Безымянный и стража на башнях бодрствовали, изредка перекликались часовые. Небо покрылось звездами, засиял месяц. Безымянный смотрел на небо и не мог поверить, что над этим миром, над несчастными людьми может быть такое прекрасное бескрайнее небо, россыпь сияющих огоньков, до которых, казалось, можно дотянуться рукой. Он протянул руку, стараясь дотянуться, схватить звезду. Даже встал и высунул руку из клетки.

– Ты что делаешь? – шепотом спросила Эсфия.

– Хочу дотянуться до этих ночных огоньков.

– Сядь на место! Ты привлечешь их внимание! Они же убьют тебя! Или руку отрубят.

Он послушался, сев рядом с ней.

– Ты откуда такой? Я тебя не видела у нас. И почему ведешь себя как дурак?

– Не знаю. Мне все тут кажется чуднЫм. Никогда ничего не видел.

– Как тебя зовут?

– Не знаю. Я ничего не помню. Я очнулся в лесу, когда уже всех пленили. Не знаю, кто я и где я. И даже имя… Называй меня Безымянный.

– А я Эсфия. Так вот, Безымянный. Ты кажешься смышленым, но ведешь себя странно. Это же звезды, их нельзя взять!

– Звезды? Интересно. А что это?

– Звезды… Это чертоги Богов. Мы видим огоньки их окон, из которых они смотрят на нас, здесь.

– Смотрят? А зачем?

– Ну, чтобы помогать, или наоборот, карать нас, если мы ведем себя не так, как им хочется.

– Им хочется? Так это по их решению нас всех пленили?

– Видимо мы чем-то их прогневали.

– Странные боги, – он подумал мгновение и добавил, – злые боги.

– Ничего странного. Не гневи Юпитера, не смотри в глаза Гидре. Это все знают. Я заметила, что от ударов у тебя не остается синяков. Ты что, заговоренный?

– Я? Я не знаю. Я просто захотел не чувствовать боли и перестал. Я думал, что так все могут. Я же и тебе советовал.