Она была весьма наблюдательна! Я попробовал увильнуть от ответа.

– А что бы сделали вы? – поинтересовался я.

– Я? – она ухмыльнулась. – У меня есть большие бабки, и я уладила бы проблемы каталажки с судьей.

Это вовсе не казалось неосуществимым. Я стал подумывать о том, не дать ли им на самом деле хорошего адвоката и нескольких «себе» самому? Я не готовился к вещам подобного рода, когда нанимался на этот проект.

Все это было слишком несправедливо! Я видел синяки на теле Ники Де Сота и слышал, что творила с ним эта парочка. Гражданские права? Да какими, к черту, гражданскими правами они наградили его?

И вдобавок ко всему в их времени они были не преступниками, а самим Законом!

Я медленно проговорил:

– Полагаю, вы еще не знаете, с чем столкнулись!

– Так объясните нам!

Я заколебался. Потом подошел к линии внутренней связи и вызвал стюардессу.

– Не могли бы вы позвать сюда джентльменов с 22-Эй и 22-Эф? И кстати, как там с завтраком?

Видеть себя со стороны ужасно противно, но мне приходилось терпеть, когда я заглядывал в иные паравремена. Однако меня тошнило и тогда, когда я не находил в них Доминика (иногда попадались абсолютно пустые миры, но мне не хотелось бы вспоминать о них).

Еще труднее было видеть миры, где я ошибался или поступал правильно, но по-разному. Не могу сказать, что неправильно поступил сенатор Дом: даже в грязной одежде другого размера и разжевывавший подозрительную бурую мешанину, он выглядел довольным своей жизнью.

Ну, а другой?

Конечно, его нельзя назвать счастливчиком. Добавьте еще мятый костюм и брюки. (Представьте, и это в августе!) Вся его жизнь была не очень удачной. Сейчас Ники выглядел угрюмым.

И мне было больно смотреть на этого бедолагу. Когда пульсир взлетел, он был ошарашен: закрыв глаза. Де Сота вжался в кресло так, словно готов был провалиться внутрь. Когда мы полетели со скоростью восемьсот километров в час, я был уверен, что здесь уйма страдавших морской боленью, и не мог сердиться на него. Он никогда раньше не летал на пульсире, и даже на неуклюжих поршневых моржах их времени Ники летал нечасто.

Я не знал, мог ли я поступить лучше, окажись на его месте… нет, неправда – я знал, что нет.

Я сомневался, смог бы я поступить как сенатор… но тот факт, что он это сделал, успокаивал. Сенатор сидел рядом с Ники и помогал снять пластик с яичницы, искоса поглядывая на меня. Я молчал и никак не мог начать разговор, но он помог мне.

– Дом! – произнес сенатор. – Я благодарен вам за спасение, но меня ждут в своем времени. Вы сумеете вернуть меня?

– Надеюсь, что да! – ответил я.

Он оценивающе разглядел меня и предложил:

– Вы могли бы изменить ход событий, если бы рассказали все при первой встрече.

– Этого уже не вернуть! – сказал я. – В игре сделано слишком много ходов.

Женщина рассмеялась: ей много раз приходилось видеть людей, попавших в переплет.

– Я расскажу вам все, что вы желали узнать, ведь вы имеете на это право, – вспыхнув сказал я. – Но позвольте начать с основ. Согласны? Сейчас все вы знаете о существовании параллельных времен, которых существует бесчисленное множество. Мы не сможем прорваться во все, в конечном счете, подразумевается неограниченность. Мы можем проникать во времена, имевшие отклонение в течение последних девяноста – девяноста пяти лет. Собственно, их только несколько сотен, но даже они вызывают интерес. В некоторых паравременах в 1933 году коммунисты захватили всю Европу под величайшим военным гением Троцкого. Есть целый комплект времен, где Франклин Д.Рузвельт избежал убийства и стал президентом – таким образом, в стране не случилось военного переворота и интервалов междуцарствия. Поскольку в Конституции ничего не было сказано о том, кто станет президентом, если избранный президент умрет до принятия присяги, то Гарнер и Гувер рвали президентское кресло из рук в руки, пока не вмешалась армия и не навязала военную диктатуру. Затем…

– Дом! – настойчиво проговорил сенатор. – Я догадываюсь, что лучшего нельзя придумать, но, правда ли, что история волнует нас больше всего?

– Я просто давал пояснение.

– Хорошо. Мы знаем, что такое параллельное время… ладно, лгу: с этой штукой я разобрался не очень. Но что дальше? Все времена, насколько я слышал, в каких-то трещинах, где начинают возникать новые времена. Есть что-нибудь подобное? Так вот: почему мы попадали – в миры со множеством различий?

– Понял! – кивнул я. – Замечательный вопрос! – Под ногами появилась твердая земля, ведь я прошел через кучи сенаторских комиссий и предусмотрел подобные капканы.

– Вначале я дам чисто технический ответ, если он поможет. Это происходит из-за явления, которое Стив Хоукинг назвал смешанным проницаемым прикосновением n-пространств.

Ясное дело, они ничего не поняли. Антропоид Мо храпел, другие мужчины витали в облаках. И только Найла Христоф проявила дружеский интерес. Ловко вычерпывая яичницу, она кивала мне с умным видом. При этом Христоф не смотрела на еду и не пропускала мимо ушей ни слова.

– Я хочу дать вам аналоги. Думается, времена следует представить пучком бус. Если вы подсчитаете каждую бусинку, то увидите, что бусинки пять и шесть граничат друг с другом, но связаны единым источником. Время пять может прикасаться ко времени шестьсот и пятьдесят два, с другой стороны, может граничить со временем тысяча пятьсот или другим. Все зависит от радиуса искривления. Вы поняли?

– Допустим! – ответила за всех Христоф.

– Хорошо. Кроме того… я не хотел бы… но, видите ли, источник кривизны находится не в трех, а в n-мерном пространстве. И нам неизвестно, чему равно n! Паравремена окружают другие, столь различные. Вот почему мы не можем поймать времена, где расщепления произошли ранее, чем девяносто пять лет назад, исключая случайных беглецов. Но «ближайшие» не всегда «легкие». Вы устали? Я утомил вас?

– Что-то похожее! – улыбнулся Ники. – Смешно было бы понять!

Я сказал:

– Если выпадет возможность, прочитайте азимовский «Спутник интеллигентного человека по квантовой механике»!

– Нет уж, увольте! – сказал Ники. – Продолжайте, пожалуйста!