– Да, конечно, это они! – полковник улыбнулся. – Русские решат, что это парад в честь Дня Труда. А вы как считаете?

– День Труда? – поразился я.

Он расстегнул ремень безопасности и подвинулся ко мне.

– Видите мой батальон около Белого Дома? – спросил он.

Я только покачал головой.

– Они поддерживают порядок, – заявил полковник.

– Иисус! День Труда? Но до него еще целых десять дней! Вы думаете, что русские достаточно глупы, чтобы в это поверить?

Полковник пожал плечами.

– Если они такие умные, то это не русские! – отпарировал он и снова застегнул пряжку (сержант-стюардесса, шедшая через проход, нахмурилась).

За небольшим исключением это был тот же самый старый Дистрикт – все дружелюбны, деятельны и счастливы. На всех остальных дорогах было пусто. Даже с воздуха заметно, что эти люди не озабочены никаким вторжением.

А с другой стороны барьера был другой Вашингтон, в котором наши передовые части захватили все мосты через Потомак.

И что делали в эту ночь люди того Вашингтона, я не мог себе представить.

Когда мы приземлились на Болинг и показали пропуска, чиновник предоставил полковнику штабную машину, а мне указал кратчайший путь к Белому Дому. Мы совершили взаимовыгодную сделку. По дороге полковник подпрыгивал от нетерпения и удовольствия. Он уже рассказал мне, что сражался на Западном фронте, а я заметил на его груди ордена Чили и Таиланда.

– Их будет еще больше! – пообещал он. – Не унывайте, майор! Вы еще получите свой серебряный лист, а если во время войны будете отсиживаться в тылу, повышения не дождетесь!

– Разумеется! – согласился я, разглядывая землю Вирджинии.

Полковник говорил верно! Но он не знал одной маленькой детали – генерал Крысья Морда не забыл про меня! Он не стал судить военным трибуналом человека, двумя часами ранее награжденного медалью… он все помнил. Рано или поздно у меня найдется солдат, пивший пиво в офицерском клубе или плюнувший на тротуар… тогда уж генерал не упустит повода впиться своими клыками в мое горло.

Если я, конечно, не заслужу в этой операции других наград. Я человек предусмотрительный, а самое благоразумное сейчас – стать героем. Шанс уже представился.

Мы пересекли мост над Арлингтонским кладбищем с неизменно мерцавшими на склонах холмов огоньками. Дорожное движение было оживленным… но я знал, что на этом самом месте только в другом времени наши группы сражались с противником. И впереди…

– Черт возьми, что это? – спросил я, указывая на вспыхнувший в небе прожектор в миллион свечей.

– Должно быть, наступило время пролета русских спутников! – ответил полковник. – На крыше Белого Дома и командного центра «Шератон» установлены стробы. Если русские что-либо увидят в свою оптику, они посчитают, что это репетиция фейерверка.

Он отправил меня в штаб-квартиру операции, размещавшуюся в отеле «Шератон». Когда я показал пропуск, мне ответили, что парадный вход только для офицеров в чине не ниже полковника; остальные идут через зал для танцев и места парковки. Все было переполнено. На автостоянке находились не обычные машины туристов и лимузины высокопоставленных лиц: здесь стояли танки и бронетранспортеры… несколько машин, вернувшихся с боевых действий. Они были обожжены, орудийные башни искорежены, пушки оплавились и кое-где зияли дыры, отнюдь не от моли. Скрываемая от орбитальных глаз русских техника находилась под брезентом, и вокруг патрулировала вооруженная охрана.

И всего лишь за тонкой самшитовой изгородью беззаботно гудели миллионы людей, протягивались оживленные улицы Дистрикта.

Что бы ни происходило в вестибюле, баре и ресторане отеля, людям моего склада это безразлично. Все было забито солдатами. Я получил знак, крепящийся к мундиру, заменил копию пропуска и был послан в распоряжение Уильяма Мак-Кинли. По пути я проходил зал – там была не свадьба – люди обменивали свою униформу на нашу, в которой их повезут в тюрьмы Мэриленд-Хилл.

Военнопленные.

Я задержался на минутку. Это были уже не десантники, охранявшие Сандию, а боевые солдаты. Различия между нашими униформами малы, но не все осознавалось с беглого взгляда. Цвет ткани был одинаковым; их шевроны меньше наших и не с черными, а серебряными краями; немного иные знаки различия… я не стал вглядываться: капитан военной полиции враждебно косился на меня. Кроме того, мой пропуск предназначался для кабинета Уильяма Мак-Кинли… кто знает, может, часовой уже позвонил ему?

Даже если и так, это было все равно. Сержант-секретарша никогда не слышала обо мне. Она перебрала бумаги, поговорила по телефону, посмотрела на обороте и наконец сказала:

– Садитесь, майор! Шеф примет вас, как только сможет!

Я не потрудился перевести это: «Как только выясним, что ты за птица и зачем нам нужен!». Я подчинился и сел на одно из банкетных кресел с позолоченной спинкой.

Это было не так уж и плохо. Туда-сюда входили и выходили от пятидесяти до ста человек. Едва ли кто-нибудь из них обратил на меня внимание. Прошло не более двадцати минут, как оттуда вываливалась целая толпа.

– Заходите, майор! – позвала сержант. – Заместитель Кауфман готов вас принять.

Лейтенант Кауфман готов был не только принять меня – первое, что он сказал, было:

– Какого черта, майор! Где вы шлялись? Вас давно ждут в Белом Доме!

– Белом… – удивился я, но он не дал договорить.

– Вот именно! И к тому же вы должны быть в штатском! Здесь сказано, – он указал на кучу бумаг, – что вы похожи на одного их сенатора!

– Какого дьявола «похож»? Он – это я сам!

Лейтенант пожал плечами.

– В любом случае играйте его роль. Поскольку мы штурмуем Белый Дом…

Теперь его прервал я:

– Так мы воюем и, здесь?

– А где же вы были? – застонал лейтенант другим тоном. – Враги нации не ответили на наши предложения, и мы вынуждены применить силу. Вы будете в гражданском, как я сказал, с вами будет еще пара наших ребят во вражеской униформе. Идите к порталу, они должны найти госпожу президента, взять сев плен и доставить сюда.

– Святейшее дерьмо! – выругался я и затем сказал: – Постойте, а если там появится настоящий сенатор Де Сота?