– Ну конечно! – ответил Доминик. – Я еще удивился, как это могло произойти…

– Я расскажу, как это случилось, – сказал Рон. – Магазинная кража, потом – наркотики. Ее признали виновной трижды до наступления двадцати одного года, а на третий раз присудили отсечение больших пальцев. Она заслужила это. Тогда она была студенткой и занималась музыкой, но после того как Найлу поймали на убийстве, ей пришлось изменить свои привычки.

– И она ушла в ФБР? – спросил Доминик, то ли от удивления, то ли от возмущения раскрыв глаза.

– Она ушла в религию! – захохотал Рон. – И явилась в местный офис, предварительно забинтовав руки. Поговаривали, что она родилась заново и хотела пересажать всех торговцев травкой, переворошить все известные ей притоны… И уж, поверьте мне, она знала их немало. Первый год ее продержали сыщиком по мелким кражам, потом старый шеф бюро – Федерман – дал спецзадание: проникнуть в группу профсоюзных лидеров Далласа. Пятьдесят человек были приговорены, и в этом была ее заслуга!

– Во всяком случае, Рон, – заметил я, – довольно впечатляет, чтобы кто-то подобный ей сделался шеф-агентом.

– Потому что она уголовница! Черт возьми, Лари, откуда же они тогда получают большинство своих новобранцев?

– Нет! Я имел в виду другое: она женщина! – сказал я.

– Да? – пробормотал Рон. – Ладно! – здесь он задумался.

Я знал причину: Джейн являлась сторонницей равноправия женщин и всего того, что понимала под этим.

– Хорошо, – сказал он, – что теперь она неотъемлемая часть той шайки, которая зовется ФБР. Когда-то подобные ей сфабриковали против меня дело. Теперь такие же Руки-В-Перчатках и арабы объединились в одну компанию…

Здесь его остановил Доминик. Я мог бы перебить Ники, ведь Рон говорил то, что я и надеялся услышать. Но Доминик не ждал.

– Что я и говорю! – закричал он. – С тех пор как арабы и Духовное Могущество собрались вместе, время течет вспять. Почему они разрешают врываться полиции штата в частный бассейн и устраивать облаву? Каждый, пойманный без купального костюма, получает пятидолларовый штраф.

Рон забавно взметнул взгляд на свою жену.

– Увидели бы нас пару лет назад в Голливуде, а, Джейни? Мужчины и женщины (порой из самых высот!) купаются в одних лишь плавках, а иногда и более чем без…

– Сейчас, Рони, – произнесла она, смутившись, – попробуем сконцентрироваться на проблемах мистера Де Сота!

Я с благодарностью сказал: «Спасибо!» – затем повернулся к Рону и задал вопрос:

– Что вы думаете об этом, Рон? Я считаю, что все это серьезно, хотя и запутано. Я не надеялся, что вы рискнете…

Он изобразил благородство.

– Это очень серьезно! – продекламировал он. – И запутано… Я решил помочь вам, Доминик!

– Вы хотите помочь?! – воскликнул Де Сота.

– Конечно! – добродушно проговорил Рон. – Первым делом я напишу письмо в «Нью-Йорк таймс». Потом… минуточку… Как ты думаешь, Джейни? Может быть попытаемся устроить демонстрацию? Пригласим твоих друзей и помаршируем перед штаб-квартирой ФБР в Чикаго?

– Если ты хочешь этого, Рон, – сказала она. – Хотя многим из них пора на тот свет, я не уверена, захотят ли они в тюрьму!

Доминик засомневался.

– Не знаю, пойдет ли кто-нибудь в тюрягу ради меня! – сказал он.

– М-м-м-м! – размышлял Рон. – А как насчет этого: обратиться с петицией? Доминик возьмет щит с плакатом и складной стул, походит-побродит где-нибудь и соберет подписи народа под требованием, чтобы ФБР… Что именно вы бы хотели от них? – спросил он.

– Как раз этого я и не знаю! – сказал Ники. – Я хочу, чтобы с меня сняли обвинение!

– Но они допрашивали, зверски избивали…

– Да, это правда, но за это их не обвинить: у них есть фото и отпечатки.

Этот человек был чересчур рассудительным в моем понимании… или Рона.

– Вы защищены от них! – сказал Рон. – Справедливость восторжествует! Все это хорошо, но не надо доходить до глупых крайностей. Они по-прежнему остались фашистами!

Теперь было то, что надо, я закашлялся.

– Когда вы сказали «фашисты», Рони, – уточнил я, – вы имели в виду…

– Я имел в виду, что ФБР стало точной копией и гестапо и КГБ, – произнес он.

– Значит, вы против?

Он приподнял брови.

– Ах, Лари! – сказал он, помогая зажаривать себя как барана. – Я не только против них, но и полагаю что каждый истинный американец должен противостоять им!

– Вы подразумеваете сборы подписей и демонстрации?

– Если этого будет достаточно! – смело заявил он. – Если же нет, то любыми необходимыми средствами. Я думаю…

Но Джейн не дала ему высказаться до конца.

– Рон, дорогой! – нежно проворчала она. – Ты задерживаешь Сота. Почему бы тебе не взять немного картошки и отпустить его?

– Конечно, дорогая! – сказал Рон, и тема разговора изменилась.

Но это уже было неважно! Как только мы покончили с основным блюдом, я обнаружил, что одиннадцать часов вечера, и начал собирать Де Сота в обратный путь.

– О нет, Рони! Не надо десерта! Нет, спасибо, даже кофе! Вы знаете, Доминику рано утром на работу! Да, ужин был замечательным, спасибо вам! И огромное спасибо за поддержку, Рон… и, если можно, выведите мою машину!..

– Вы ничего не забыли? – гостеприимно спросила Джейни, отыскивая взглядом шляпу или кейс.

Я помотал головой.

– Я получил здесь все, что желал! – заверил я, и это было действительно так!

Я подбросил Де Сота до междугородной станции. Он протестовал от негодования, потому что поезд придет через час или около того, но я обратил его внимание, что уже поздно, а я не предполагал спасать тупого осла всю ночь. Было уже часа два ночи, когда я подъехал к развилке шоссе Лейк-Шор и поставил машину в подземный гараж, быстро прошел через охрану и зашел в лифт. Я думал о Роне: «Бедный старик!» Рон не сталкивался с современными политиками Америки. Он был немного чокнутым, сентиментальным, как Франклин Д.Рузвельт или кто-то там еще… он просто не знал, что делает.

Я пытаюсь припомнить, что я никогда не был розовым, как мой дедуля. Он придерживался своих идей даже тогда, когда приехал в Америку из России, где был революционером и взломщиком банков. Когда там стало слишком жарко, он приехал на остров Эллис – все так же извлекая выгоду от налетов на банки, но бросив революционные идеи. Так возникла компания «Дж.Дуглас и сыновья», платившая мне деньги на обучение в Йельском университете. Но думал ли дед бросить рубли и удрать из страны ни с чем, кроме как со множеством наполовину выпеченных идей, как его товарищ по кличке Ленин? И что меня могли выгнать из университета без хороших курсов политэкономии?