Если это правда, что мы живем только раз, а потом «умрем, сгнием и никто о нас не вспомнит», то подобный взгляд следует признать вполне резонным. Однако он не является таковым с точки зрения традиционной морали. В частности, одно из положений традиционной морали гласит, что наше высшее счастье и благополучие достигаются не эгоизмом и аморальностью, а, наоборот, следованием принципам морали. Это положение имеет смысл, если существует жизнь после смерти и мы принимаем в расчет, что вечное счастье зависит от правильных поступков и выбора истинного блага. Но если не существует посмертной жизни и нет никакого окончательного подведения итогов, тогда блага этой жизни и есть ед инственные блага, которыми мы располагаем. Если это так, то некоторые традиционные требования морали обосновать гуда труднее.

Это не значит, что нет вообще причин следовать морали, раз уж жизни после смерти не существует. Сторонники натурализма защищали мораль, руководствуясь собственными принципами, и их аргументы не так уж легко отвергнуть. К примеру, моральный поступок зачастую совершать приятно, мораль служит залогом нашего счастья и благополучия в краткосрочной перспективе столь же успешно, как и в долгосрочной.

Хотя польза морали не отрицается ни сторонниками натурализма, ни теистами, здесь есть еще одна важная сторона. Иногда, воплотить то, что является моральным, не просто представляется затруднительным, но и очень дорогого нам стоит. Более трудный вопрос вот в чем: существует ли действительно веская причина быть моральным, когда это требуется? Или, иными словами, существуют ли обязательства делать то, что является моральным? Рассмотрим некий мысленный эксперимент. Допустим, что нет никакой жизни после смерти и мы стоим перед выбором: 1)жить жизнью, исполненной самопожертвования, чтобы помогать другим, или 2) вести богатую жизнь, полную удовольствий, несмотря на наличие в ней моральных нестыковок. Что было бы предпочтительнее? Некоторые выбрали бы путь самопожертвования, руководствуясь внутренними причинами или чувством морального долга, но существует ли действительно веская причина, по которой нельзя просто взять деньги и убежать?

Моральные обязательства магов

Вопрос о моральных обязательствах носит ключевой характер, на нем поэтому стоит остановиться подробнее. Это не единственный вопрос этики, но один из важнейших. Считаете ли вы, что Гарри имел моральные обязательства рисковать собой, спасая Дадли (ОФ)? Видимо, имел, несмотря на очевидные недостатки Дадли. Коли так, уместно спросить, откуда моральные обязательства берут свою обязывающую силу. Явно не из собственных интересов, поскольку иногда они требуют жертвовать собственными интересами. Тогда откуда же исходит сила? Это этический, поднимающий еще более глубокий вопрос о природе того мира, в котором мы живем. Если действительно существуют моральные обязательства, побуждающие нас при случае принести в жертву собственные интересы ради блага другого, естественно было спросить, какого рода мир больше всего подходит для их существования? Как раз потому, что моральные обязательства, если бы они существовали, требовали бы принесения в жертву собственных интересов наряду с прочими странностями, атеист Дж. Макки убежден, что они были бы невозможны без всемогущего Бога, создавшего их^[46]. Естественный моральный долг, всегда одерживающий победу над конкурирующими желаниями и наклонностями, был бы чем-то весьма странным в мире чистого натурализма. По сути дела, он был бы чем-то волшебным! И Макки, будучи атеистом, отрицает существование таких обязательств вообще.

Маюси не одинок среди атеистов в признании того факта, что отрицание существования Бога влечет за собой серьезные моральные последствия. Другим ярким примером может служить атеистически настроенный экзистенциалист Жан Поль Сартр, один из самых известных философов двадцатого столетия, который считал, что отсутствие Бога создает серьезнейшие проблемы для моральной философии. Он вел настойчивую полемику с представителями секулярной этики, полагавшими, что и без Бога мы легко сможем сохранить в неприкосновенности наши моральные нормы. Их позицию Сартр описывает следующим образом.

К 1880 году, когда французские профессора предприняли попытку сформулировать секуляризованную мораль, их утверждения звучали примерно так: Бог — это бесполезная и дорогостоящая гипотеза, без которой вполне можно обойтись. Однако, если мы хотим сохранить мораль, общество и законопослушный мир, некоторые ценности должны быть приняты всерьез… Должно считаться обязательным быть честным, не лгать, не бить жену, воспитывать детей и тому подобное, так что придется немного потрудиться, чтобы иметь возможность продемонстрировать, что наши ценности по-прежнему существуют, незыблемо вписанные в сферу умопостигаемого, хотя, конечно, никакого Бога нет. Иными словами, ничто не изменится в отсутствии Бога, мы просто переучредим те же самые нормы честности, прогресса и гуманности, отказавшись от Бога как от устаревшей гипотезы, которая сама по себе отомрет^[47].

Сартр остался непонятым. Он находил отсутствие Бога «крайне затруднительным, ибо вместе с ним исчезает и возможность обнаружить ценности в сфере умопостигаемого… Нет такого места, где было бы записано „добро“, необходимость быть честным и не лгать, если мы остаемся в мире, предоставленные только самим себе»^[48]. В противоположность этому, Сартр исходил из тезиса Достоевского: «Если Бога нет, то все позволено». Несмотря на свой атеизм, и Сартр, и Макки согласны в том, что существование Бога оказывает огромное влияние на мораль.

Этот основополагающий тезис разделял и философ-теист Иммануил Кант, провозгласивший существенность Бога для морали. Он широко известен утверждением, что мораль требует постулировать Бога, который может и должен согласовать счастье с добродетелью. Как пишет Джордж Мавродес: «Я полагаю, мы обязаны Канту признанием того положения, что моральный закон во мне не имеет никакого рационального объяснения, если только сама реальность в своих собственных глубинах не является моральной»^[49]. Что ж, нам вновь напоминают: то, как устроен мир, что́ является в нем высшей реальностью, имеет далеко идущие последствия для морали.

Поэтому еще раз зададим себе вопрос: существует ли действительно веская причина, исходя из которой нельзя просто взять деньги и убежать?

Несколько проклятых веских причин

Вернемся к уже упоминавшемуся тезису Дамблдора. Вспомним его слова, что «для усовершенствованного разума смерть — это всего лишь очередное великое приключение». Верит ли вообще великий маг в жизнь после смерти? Если так, его предостережение касается не желания бессмертия самого по себе, но стремления продолжать до бесконечности эту жизнь, чего бы нам это ни стоило.

Но возможно, и не стоит продлевать наши жизни любой ценой. Может, бессмертие — это дар, но дар, получаемый при определенных условиях. В этом случае для усовершенствованного разума смерть действительно всего лишь очередное великое приключение.

Но что, согласно Джоан Ролинг, представляет собой это великое приключение, остается неясным, по крайней мере в Ордене Феникса. Дело проясняется в разговоре Гарри с привидением Почти Безголовым Ником, который состоялся, когда Гарри потерял Сириуса. Гарри надеется, что Сириус вернется в качестве привидения и он снова увидит его. Однако, согласно Нику, возвращаться могут только маги, но большинство из них предпочитает этого не делать. Сириус, говорит Ник, будет «продолжать дальше». Гарри проявляет настойчивость: «Продолжать дальше где? Послушай, что вообще происходит, когда мы умираем? Куда мы попадаем? Почему не все возвращаются?» Ник отвечает, что он боялся смерти и поэтому остался здесь: «Я ничего не знаю о тайнах смерти, Гарри, потому что вместо нее я предпочел жалкую имитацию жизни» (ОФ).

Жизнь привидения, стало быть, разворачивается «не здесь и не там», как объясняет Ник, и Гарри не получает ответа на волнующий его вопрос. Тайна того, что происходит с нами, когда мы умираем, остается скрытой, подобно Тайной комнате.