Его рулады в некоторый момент стали тише, журчание воды и звуки ночи, доносившиеся сюда из гектаров садов вокруг поместья, возобладали над гомоном гостей. Приступ паники отступил. Что в таинственном и неприятном для обеих сторон разговоре было, кроме двух странных слов «стигматы» и «Асфодель»? Но второе являлось именем некоего таинственного союзника, упоминание которого практически вывело из себя главу фармацевтического гиганта. Какие ещё союзники могут быть у неё и Дмитрия Идена? Едва начавшиеся размышления Анастасии прервал небесных грохот, громогласный залп фейерверков взорвал нормандскую ночь. Оркестр, видимо притихший, чтобы собраться с силами, ударил по надгробиям муз с новой силой, переполошив всех несчастных животных, уже и так замученных гостями сверх всякой меры. Под звук взрываемых небес в оранжевой зале неизвестно откуда появился огромный торт с десятками свечей, Дмитрий Иден театрально подвёл к нему Калису, закрывая ей глаза, а потом явил ей чудо кондитерского искусства.
У Анастасии оказалось очень удобное место для наблюдения за всеми залами, кроме части фиолетовой, но там всё равно никого не было, чего не скажешь об остальных. Все гости на удивление не поместились в оранжевую залу и частично толпились в малахитовой зелёной и мраморной белой. Но хватало и также, как и она, уставших от вакханалии людей, беседовавших парами или небольшими группами в красной и голубой залах. Женщина с интересом и игравшей на губах улыбкой наблюдала за дурачествами влиятельной публики, но постепенно к горлу подступало тошнотворное ощущение от всей происходящей мерзости. По большому слову, весь бал-маскарад оказался гротескным и безвкусным подражанием эпохе роскошных королевских дворов, Дмитрий Иден питал к подобным вещам болезненное пристрастие, и его подруга Юлия Девил потакала ему в этом, популяризируя подобную моду. Пир во время чумы наверняка обошёлся в годовой бюджет половины африканских государств, вымирающих неизвестно от чего на фоне активно внедряемой системы «роботизированных шахт». Создавалось ощущение, что корпорации избавляются от ставшей обузой чрезмерно огромной рабочей силы, имевшей дерзость требовать слишком много привилегий. И продуктов питания, становившимся в ухудшающихся природных условиях ресурсом стратегическим не меньше, чем торий или газ.
Последней каплей для Анастасии стал недружный хор «Как на именины фройлен Фокс испекли мы каравай!» и последовавшая за ним вторая строчка «Вот такой ширины», утонувшая в звоне битого стекла, рёве медвежонка и всеобщем хохоте. Она отвернулась от происходящего и направилась к открытым настежь дверям в пустующую залу в самом конце анфилады.
Но это оказалось не царство огромных, всех оттенков фиолетового цвета, флюоритовых люстр. Её поглотила тьма обсидиана — вулканическое стекло покрывало все поверхности исполинской чёрной залы, являвшей собой саму бездну из древних легенд. В ней не было ни одного человека, слабое свечение изнутри тонких декоративных колонн слабо освещало её, так что не видно было стен и потолка. Свет ещё проникал через открытую стеклянную дверь в сад, окна оставались завешанными чёрными портьерами. Женщина вспомнила, что в рассказе Эдгара По, про который все сегодня так любили говорить, демонстрируя свою начитанность и внимательность по отношению к оформлению зал, была седьмая зала — чёрная, та самая, из которой к гостям принца Просперо и вышла маска Красной смерти, и про которую сегодня никто, по крайней мере в слух, не вспомнил.
В зале не было мебели, всё центральное пространство занимала огромная, ослепительно белая в черноте обсидиана мраморная статуя шеду. Скульптура, достигала четырёх метров в высоту и поражала искусством исполнения. Тучное и сильное тело быка, застывшего на мгновение, чтобы тяжёлой и сильной поступью двинуться дальше, венчала голова восточного владыки, за которой со спины спускались до самого пола великолепные орлиные крылья с острыми перьями. Лицо с резко очерченными скулами, прямым носом и нависавшими над глазами надбровными дугами являло собой собирательный образ бесстрашного и грозного деспота, правителя Месопотамии, Сирии, Палестины, Турции. Нижнюю часть лица скрывала пышная борода, уложенная кудрями и заплетённая в косички, она спускалась ярусами, закрывая треть груди бычьего тела. Завитые пряди, уложенные по обеим сторонам лица, спускались из-под высокого головного убора, напоминающим тиару и украшенного чеканными пластинами.
Скульптура не являлась новоделом, она дышала временем, угрожая своим видом пирамидам. Но и к временам владычества Ассирийских царей тоже не принадлежала. Возможно, скульптура относилась к эпохе Возрождения, но кому в те года мог прийти в голову столь необычный образ. Анастасия, не желавшая возвращаться к хоровым пениям под руководством Юлии Девил, с интересом рассматривала произведение искусства. Её заинтересовало распределение тяжести у скульптуры: четырёх ног и крыльев, спускавшихся по туловищу и лежавших на полу, явно недостаточно для поддержания мраморного тела шеду.
— Я предпочитаю именовать себя ламмасу, но ты зови меня Кай. В своих воспоминаниях потом напишешь: «Июньской ночью я встретила во тьме на маскараде Кая», — глубокий и низкий, бархатный мужской голос раздался со всех сторон, словно по всей зале скрывались колонки.
Звук голоса отражался от обсидиановых колонн и поднимался к бездне потолка. Анастасия Вревская вздрогнула от неожиданности и замерла на месте. Она не являлась ценительницей шуток над людьми, в особенности над собой. Теперь она поняла, почему здесь никого не было. Увлекательный аттракцион для выпивших гостей, которые утром записывают подробности приключений в свои дневнички.
— Это ты сейчас не ведёшь дневник, потом начнёшь. И не заглядывай под крылья, там нет ничего интересного, — теперь голос раздался из одного источника, слева и сверху.
Женщина повернула голову. Её бронзовые глаза встретились с переливающимся красным деревом взгляда скульптуры. Статуя смотрела на неё, повернув голову в половину оборота, больше не позволяли крылья. Немигающий, проникающий в самую душу, взгляд, словно нахальный мужчина, щупал все тайны её сознания. Анастасия отпрянула от ламмасу, а тот, развернулся на низком мраморном постаменте и лёг, подмяв под себя передние ноги и наклонив вперёд голову, так что их глаза оказались на одном уровне. Не смотря на огромные размеры и массу, все движения скульптуры были живыми и естественными, но и излучавшими царственную неторопливость. Не раздалось ни скрипа, ни утробного гула, лишь стук каменных копыт по камню, шорох плавно опустившегося каменного тела и складываемых крыльев, статуя приподняла их, когда поворачивалась, чтобы не волочить по полу.
— Теперь можно и поздороваться. Здравствуй, — создание улыбнулось живой человеческой улыбкой, которую не скрыли пышные завитки бороды, лёгшей на пол.
Анастасия продолжала стоять в оцепенении. Это было живое существо, для механизма или мутантов, про которых в последнее время столько слухов, подобные действия слишком сложны, невероятны, даже не смотря на все возможности Иден и Ред Фокс. Но что оно тогда такое?
— Я испытываю лёгкое ощущение дежавю. Шестнадцать лет назад я точно также разговаривал с девушкой. Только она была моложе тебя, не прими за бестактность. И представился ей Злом, — мягкий, приятный голос и подкупающая улыбка вызывали доверие, тон располагал к задушевной беседе.
Но не с четырёхметровой живой тварью, выглядящей так, словно её изваяли из мрамора пару столетий назад. И Зло? В чулане у Дмитрия Идена пока тысяча гостей водит хороводы вокруг торта?
— Дима — неплохой помощник, хоть и несколько бессовестный. А Зло, потому что, на мой взгляд, людям так проще меня интерпретировать. Я же не радею за судьбу человечества. А лишь преследую свои цели.
Женщина сделала несколько шагов назад, чтобы между ней и Злом образовалась хоть какая-то дистанция. Янтарные, тёмно-красные глаза продолжали её с интересом рассматривать. Анастасию уже не удивляло, что это, преследующее свои цели, способно читать мысли. И что ещё за цели? Дмитрий Иден — помощник? Похоже на Фауста, заключившего сделку с дьяволом. Женщина с трудом сохраняла равновесие и присутствие духа. Это было странно, но создавалось ощущение, что мраморное существо, несмотря на то, что испугало её, а теперь обескураживает невероятными фактами, действует успокаивающе и согревает, словно огромный камин.
