– Избу-то запри да подём.

Старушки-подружки ненадолго умолкли, завидев нас.

– Вечер добрый, Виктор! – поздоровались они чуть ли не ласково, но с подозрением посмотрели на меня.

– Здравствуйте, здравствуйте! – мой спутник кивнул.

– Гостей привёз?

– Да, на недельку-другую, – ответил Виктор, видимо, чтобы избежать лишних вопросов.

Скоро мы свернули на пустынную площадь и прошли мимо здания администрации, на входной двери которого я увидела серп и молот. Ещё издалека я заметила полотнище красного флага на крыше. Забавно. Какой-то ностальгический флешмоб в тренде? Типа «Знаковые места прошлого и настоящего» и они участвуют.

Кабинет фельдшера находился на первом этаже в здании, которое мне всегда казалось, закрыто навеки вечные. Да и дверь вроде была грубо заколочена. Как и окна. Надо же, отреставрировали.

Виктор оставил поклажу на лавке в коридоре, уверенно постучал в дверь и, услышав громкое «Войдите!», провёл меня в пропахший хлоркой кабинет.

– Виктор, здравствуй! Что случилось? С Настасьей Михайловной плохо? – из-за стола вышла круглолицая медсестра с белым халатом внакидку на летнее платье и озабоченно смотрела на моего спасителя, пока я пряталась за его спиной.

– Да нет, вот привёл вам работу. Что-то странное случилось. Нужно оказать первую помощь.

– Да, прошу прощения, – я вышла к медсестре.

Она опасливо взглянула на мою шею, прищурилась и коротко сказала:

– Присаживайтесь, – и добавила с деланной улыбкой Виктору. – А ты не уходи пока, ладно? Или спешишь?

– Подожду, конечно, – со всей серьёзностью и ответственностью кивнул он. – Буду в коридоре.

Как только дверь закрылась, приветливость медсестры улетучилась.

– И чего вам не живётся? Вот чего? В психушку по-быстрому оформим, вот и закончилась жизнь эта. Зато какая там начнётся!

– Но я…

– Что «я»? Говори, чего вешаться решила? Хлопец какой, небось, бросил, а ты уже и слёзы на кулак намазала, а на шею удавку навернула. Тьфу, из-за такого-то дерьма, девушка…

– Да послушайте! – я повысила голос. – Никто не вешался! Спросите Виктора. Он же меня не из петли достал. Меня пытались задушить, по голове со всей дури огрели, и вы тут на меня ещё нападаете!

Тётка вмиг посерьёзнела и выпрямилась за столом, сложив пухлые руки в замок.

– Что ж. – Казалось, она не знала что дальше и говорить. – Что ж. Кто на вас напал?

– Мне бы знать! – я подёрнула плечами. – Я не видела никого. Я не помню ничего.

«Ох, а это хорошая придумка! Прикинусь шлангом в беспамятстве. Ничего не помню. Но нападение было. В эту версию и буду бить».

– Так, девушка, значит, тут не мне с вами беседовать.

Она сняла трубку со старого телефона и прокрутила диск трижды, закусив нижнюю губу. На том конце отвечать не спешили, и медсестра в ожидании оглядывала стены, подняла взгляд к потолку, но скоро затараторила, уставившись на меня.

– Алё! Алё, Галин Степановна-а! Ради Бога извините, у нас ЧП. Девушка обратилась. Не местная, – она с прищуром поглядела на мою серую футболку с белым кроликом-йогистом. – И не из дачников вроде. Да. Да… Нападение. Душить пытались, говорит. Ещё на голове повреждение. Не знаю. Да-да, вы сейчас будете? Хорошо. Адилову тоже отзвонить? Хорошо, хорошо.... Да, я поняла. Ждём. Нет-нет, конечно, никуда!

Она быстро щёлкнула отбой на телефоне и, нервно теребя спиралевидный чёрный шнур, спешно набирала другой номер. Абонент не отзывался. Минута-другая. Без ответа. Медсестра сердито вздохнула и, прижав трубку щекой к плечу, взялась за справочник. Опять набрала кого-то, трижды прокрутив диск. Значит, номер снова сельский. Я смутно вспомнила, что все местные номера – трёхзначные.

– Серёжа, здравствуй! – с выдохом облегчения приветствовала медсестра вызываемого. – Слушай, Адилов там не у тебя? Угу. Когда, говоришь? Ну, это ясно, ясно.

Только она распрощалась со своим телефонным собеседником, как за окном мы услышали короткий «Дзиньк!» велосипедного звонка, и в кабинет влетела худощавая высокая женщина.

– Адилов здесь? – первым делом она обратилась к медсестре.

– Нет, Галин Степановна, и не дождёмся сегодня! – развела руками та. – Звонила, его на месте нет. Серёжа Кораблёв только что сказал, он в Горький мать повёз к родне. Сегодня только к ночи вернётся.

– Плохо, – покачала головой доктор и наконец-то обратилась ко мне: – Здравствуйте! Значит, вы потерпевшая у нас?

Она быстро поправила шпильки в светлых волосах, схватила халат и, судя по её бодрому настроению и сверкающим глазам, будто бы была рада внезапному происшествию.

– Да. Здравствуйте, – еле слышно ответила я.

– Давайте мы вас осмотрим.

– Только я ничего не помню, – я продолжала лживую оборону.

– Сейчас ваше тело немного что-нибудь расскажет, я надеюсь.

Она провела нехитрые процедуры по осмотру моей шеи, головы. Что-то записала. Проверила зрение и слух. Смерила давление и отсчитала пульс. Взвесила меня на допотопном устройстве и измерила меня на не менее древнем деревянном ростомере.

– А теперь, девушка, в смотровую.

– Но… я не… Ничего не было такого.

– А кто мне сказал, что ничего не помнит? – она снова улыбалась. Так открыто и по-матерински, что я сдалась, иначе вдруг бы она позвала грузную медсестру на помощь, если буду сопротивляться. Я нехотя поплелась за ширму.

– Ясно, беспокоиться не о чем, – выдохнула Галина Степановна после интимного и очень неприятного для меня осмотра. – Одевайтесь.

Кажется, всё происходило так быстро: то садись сюда, говори то, говори сё, одевайся, раздевайся, я в стотысячный раз говорю, что ничего не помню. Наконец-то меня вроде бы отпускают. Я уже пожалела, что согласилась на ненужные процедуры. Надо было по-тихому уйти домой, как только выползла из канавы. Да и зачем я поплелась за Виктором в больницу? Только бы подошли к селу, надо было сказать: «Спасибо, дальше я сама» и всё.

– Вы одна здесь? – не отрываясь от письма, тихо спросила Галина Степановна.

– Меня привёл Виктор. Ему медсестра сказала остаться.

– А, вот чего. Правильно, правильно.

– Так, девушка, – она строго посмотрела на меня. – Вот ещё – одежду эту не стирать!

Галина Степановна вышла из кабинета и вернулась с Виктором.

– Говорит, ты привёл?

– Мы у кладбища встретились. Всё в порядке?

– В порядке, но не совсем. Я думаю, нам тут без Адилова не обойтись.

– Дело тёмное?

– Ещё какое! Софья, вы даже не помните, откуда вы: город, село? С кем-то вы ехали?

– Нет, ничего. Наверное, такое бывает, когда головой стукаешься, – от отчаяния я понесла всякие глупости. – Можно я просто уйду? Поброжу по селу, вдруг вспомню что-то. Я доберусь сама до города, а там разберусь.

– Нет, исключено, так точно не пойдёт. Завтра вы обратитесь в милицию, заявление напишете. Хотя бы до завтра надо остаться у нас. Только где…

– Думаю, у нас найдётся место, – уверил Виктор. – Дом-то большой.

– Ох, было бы здорово. Только до утра буквально, Вить. И сам жди вызова. Девушка, жду вас здесь утром. Около восьми, не позже.

– Поняла.

Мы с Виктором отправились в дальнейший путь. Зачем я все это устроила? Что я придумала? И где я? Почему моё село выглядит, как моё село, а на самом деле – нет? И куда мы идём? Что если Виктор живёт с сумасшедшей семейкой?

Может, сбежать? А куда? Домой! Он же здесь, в этом странном селе. Мы идём сейчас словно ко мне по главной улице.

– Скоро будем на месте, – Виктор как будто прочитал мои мысли и махнул вперёд рукой, – вот уже, видите, синий.

Я посмотрела вперёд и увидела: тёмно-синий особняк с белыми резными наличниками и новым крепким забором.

Виктор указал на мой дом.

¹ Соня вспоминает книгу британского невролога Оливера Сакса «Человек, который принял жену за шляпу».

У самой калитки нас обдал запах наваристого мясного супа, и я поняла, как же проголодалась, как же хочется хлебнуть домашней еды. Сто лет нормально не ужинала.