Это он, мой дядя Рон, назвал свое предприятие «Стекло Логана». Он же воспитал у меня зачатки делового чутья и приучил к мысли, что любая вещь, изготовленная одним стеклодувом, в принципе, может быть повторена другим, что сильно сбивает цены. В последние несколько лет он старался изготовлять как можно более замысловатые вещи – и, надо сказать, ему это удавалось. А потом предлагал мне угадать, как он это сделал, и сделать самому то же самое. Когда я сдавался, дядюшка великодушно раскрывал свой секрет и искренне радовался, когда мне удавалось обставить его в этой игре.
В тот вечер после смерти Мартина торговый зал и галерея были полны народа: все подыскивали что-нибудь, что потом напоминало бы им об историческом дне – начале тысячелетия. Я заранее заготовил уйму самых разнообразных тарелочек с датами, использовав все цветовые комбинации, которые притягивают наибольшее количество туристских долларов. Сегодня эти тарелочки улетали буквально сотнями. Многие из них я подписал с обратной стороны. Про себя я думал, что еще не сейчас, но, пожалуй, к 2002 году, если получится, за тарелочками с датой «31 декабря 1999» и подписью Джерарда Логана будут охотиться коллекционеры.
В длинной галерее красовались более крупные, самые оригинальные, изготовленные в одном экземпляре и самые дорогие вещи. Каждый предмет был освещен отдельной лампой и установлен так, чтобы им можно было полюбоваться со всех сторон. В торговом зале вдоль стен стояли шкафы с изделиями поменьше, более яркими, заманчивыми и менее дорогими, – как раз такими, которые удобно спрятать в туристский чемодан.
Одна из стен торгового зала представляла собой барьер высотой по грудь, и за ним виднелась мастерская, где день и ночь пылала печь, в которой при температуре 2400 градусов по ФаренгейтуСсылка1 плавились серые камушки, превращаясь в хрусталь.
Гикори, Айриш или Памела Джейн по очереди исполняли обязанности моих помощников в мастерской. Один из двоих оставшихся давал покупателям краткие пояснения, а третий заворачивал покупки и сидел за кассой. По идее, всем нам полагалось по очереди меняться ролями, но опытные стеклодувы – большая редкость, а мои три помощника-энтузиаста пока что не продвинулись дальше пресс-папье и пингвинчиков.
На Рождество покупателей тоже было много, но с кануном Нового, 2000 года все же не сравнить. Поскольку все вещи, продававшиеся у меня в магазине, были ручного изготовления и изготавливал их в основном я, сегодняшний день, проведенный на скачках, был едва ли не первым моим выходным за последний месяц. Временами я работал даже по ночам, а уж днем-то с восьми утра и до упора. Мне помогал один из трех учеников. Выматывался я, конечно, изрядно, но это неважно. Я человек крепкий, здоровый, и лишний вес мне не грозил. Как говаривал Мартин: человеку, которому с утра до вечера дышат в лицо 2400 градусов по Фаренгейту, сауна ни к чему.
Гикори как раз окрашивал раскаленное пресс-папье, висящее на конце тонкого пятифутового стального прутка, который называется понтией. Увидев меня, он вздохнул с заметным облегчением. Памела Джейн, как всегда, улыбчивая и серьезная, тоненькая и озабоченная, запнулась на середине своего объяснения и, забыв, что собиралась сказать, вместо этого несколько раз повторила: «Он пришел… он пришел…» Айриш, который как раз заворачивал кобальтово-синего дельфина в белоснежную упаковочную бумагу, шумно выдохнул: «Слава богу!» Я подумал, что они слишком уж сильно зависят от меня.
Я, как обычно, сказал: «Привет, ребята!» – прошел в мастерскую, снял пиджак, галстук и рубашку, продемонстрировав покупателям, ошалевшим от наступающего тысячелетия, белую сетчатую майку с торчащим наружу ярлыком – мою рабочую одежду. Гикори заканчивал свое пресс-папье, вращая понтию у ног, чтобы остудить стекло, – осторожно, стараясь не подпалить новые яркие кроссовки. Я выдул полосатую фиолетово-зелено-голубую рыбку с плавниками, просто так, для собственного удовольствия. Я украсил ее довольно сложным концентрическим орнаментом – помнится, в четырнадцать лет он мне все никак не давался. Рыбка сверкала и разбрасывала вокруг радужные блики.
Однако покупатели требовали вещей с доказательствами того, что они сделаны прямо сегодня. Так что пришлось работать допоздна, изготавливая бесконечные чашки, блюда и вазочки, а Памеле Джейн допоздна пришлось объяснять, что забрать их можно будет только утром, потому что вещам нужно время, чтобы остыть. Впрочем, это, похоже, никого не разочаровало. Айриш записывал имена заказчиков и непрерывно шутил. Славные то были часы, веселые и праздничные.
Забежал Прайам Джоунз. Приехав в дом Мартина и Бомбошки, он обнаружил на заднем сиденье машины мой плащ. Я сказал ему «большое спасибо!» со всем предновогодним пылом. Прайам кивнул, даже улыбнулся. Он больше не плакал.
Когда Прайам удалился, я пошел повесить плащ в свой шкафчик. Что-то тяжелое стукнуло меня по колену, и я только теперь вспомнил про пакет, который передал мне Эдди, помощник Мартина. Я сунул пакет на полку с сырьем, с глаз долой, и вернулся к своим покупателям.
Рабочий день у нас был ненормированный, но в конце концов я запер дверь за последним покупателем. Гикори, Айриш и Памела Джейн разбежались по новогодним вечеринкам, а я сообразил, что так и не заглянул в этот пакет. Он был от Мартина… от Мартина, чей призрак преследовал меня весь вечер, понуждая работать на износ, только бы не думать о нем.
А теперь скорбь нахлынула с новой силой. Я запер плавильную печь, чтобы туда не сунулся кто-нибудь чересчур любопытный, проверил температуру в отжигательных печах, где медленно остывали недавно изготовленные вещи. Плавильная печь, построенная по дядиному проекту, была сложена из огнеупорного кирпича и нагревалась пропаном, подающимся под давлением из горелки. Эта печь горела круглыми сутками, и температура в ней никогда не опускалась ниже 1800 градусов по ФаренгейтуСсылка2 . Этого достаточно, чтобы плавить большинство металлов, не говоря уже о том, чтобы жечь бумагу. Нас часто спрашивали, нельзя ли вплавить в бумажное пресс-папье сувенир вроде обручального кольца – и каждый раз нам приходилось отвечать: «Увы, нет». В жидком стекле золото расплавится мгновенно – а уж о человеческой плоти и говорить не приходится. Расплавленное стекло на самом деле, вообще штука довольно опасная.
